РАЗГАДКА ЛИЛИ БРИК

№25 (709) от 20 июня 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Владимир Бушин
РАЗГАДКА ЛИЛИ БРИК

28 и 29 мая первая программа телевидения показала нам фильмок "Про это, про поэта и про Лилю Брик". В нём приняли участие все ведущие бриковеды и самые знаменитые лилезнатцы современности во главе с Аркадием Ваксбергом, членом Союза писателей Москвы, вице президентом Русского ПЕН-клуба, лауреатом "Литгазеты" в Париже, автором где-то в камышах нашумевшей книги "Сталин против евреев", ошибочно переведенной на многие языки как "Евреи против Сталина".
Ещё в 1999 году означенный Ваксберг, будто бы не имеющий никакого отношения к производству ваксы, сочинил книгу об означенной Брик. В аннотации сказано: "Загадка этой хрупкой женщины, до последних дней (дожила до 88 лет) сводившей с ума мужчин, миновавшей рифы Кремля и Лубянки…". А какие рифы Кремля грозили ей, сотруднице Лубянки? "…женщины, устоявшей перед всеми ветрами жестокого ХХ века…" Какие ветра? Когда дул ветер революции 1905 года, "мы, — рассказывала она сама, — собирались у кого-нибудь из подруг на дому и выносили резолюции с требованием независимости Польши". Это понятно: уже на нашей памяти такие же друзья и подружки собирались в Доме кино и вот так же требовали независимости Прибалтики. Перед тем, как засвистел ветер Первой мировой войны, Лиля вышла замуж за улизнувшего вскоре от армии Брика, и "молодые поселились в снятой для них скромной квартирке из четырёх комнат в Чернышевском переулке". Туда ветер не задувал. "А осенью 1914 года переехали в Петроград… Пир во время чумы, царивший тогда в столице, захватил и Лилю с Осей". Когда поднялась буря Великой Октябрьской революции, Люли уже была за широкой спиной Маяковского, сразу заявившего: "Моя революция!" Когда грянул ураган Великой Отечественной, Лиля с Осей тотчас оказались в Перми, и она писала там воспоминания о Маяковском. Что ещё? Позже все ветры дули в её паруса.
Дальше: "…загадка этой женщины так и осталась неразгаданной". Нет, не осталась. Её разгадал замечательный поэт Ярослав Смеляков, о чем будет сказано в конце статьи.
Дальше: "Её называли современной мадам Рекамье, считали разрушительницей моральных устоев, обвиняли в гибели Маяковского. Одни боготворили её, другие презирали и ненавидели. В 85-летнему юбилею Ив Сен-Лоран (слышали такого?) создал для неё специальное платье (с подпорками?), а молодой французский романист признался в любви (видимо, анонимно). Она была одной из самых магических женщин ХХ века".
Точнее было бы сказать, "мОгических", — ибо какая женщина, кроме неё, могла бы получать львиную долю посмертных гонораров поэта, женой которого она не была?
Дальше — 1976 год, вечер Андрея Вознесенского в Доме актёра. "Вечер окончен. Нас ведут (!) в кабинет директора Александра Моисеевича Эскина. Шампанское, фрукты, конфеты… Андрей угощает. Но почётная гостья Лиля Юрьевна делает только один глоток (85 всё-таки!). В её огромных тёмных глазах неувядающей красоты — печаль и усталость. "Мы только что из Парижа… Завтра сочельник. Приходите…"
Завтра: "За стол! За стол!.. Пусть каждый берет сам". А уж брать-то есть что!.. В Москве тех лет с пустыми полками магазинов — икра, крабы, угри, миноги, заливной судак, копчёный язык, колбасы всевозможных сортов, французский сыр, марроканские мандарины…"
Всего этого хрупкая женщина при благоприятном ветре добилась через министра внешней торговли и председателя Госбанка Алхимова. А тот будто бы утряс дело "не иначе как с Сусловым". Она всю жизнь была хрупкой владычицей могучих ветров.
Ещё? "Лиля Юрьевна благоухает французскими духами. Ухоженное лицо, где морщины выглядят как искусная графика, кажется творением великого мастера. Её рыжие волосы, тронутые уже не скрываемой сединой, изумительно сочетаются с тёмно-карими глазами, серебряной брошью с большим самоцветом посредине, цепочками разноцветных бус и благородно чёрным тоном платья, для нее одной сочиненного, ей одной посвященного. В кокетливые сапожки засунуты ноги немыслимой тонкости. Спички — не ноги…" Разумеется, всё это, в том числе ноги, изумительно сочеталось с миногами, крабами, копчёным языком и с колбасой за два двадцать.
Дальше цитировать это ювелирно-гастрономическое сочинение лауреата "Литературки" я не в силах.
Обратимся к шедеврическому сочинению другого бриковеда — В.Катанян. "Лиля Брик, Владимир Маяковский и другие мужчины". И другие, понимаете?
"Лиля с пятнадцати лет вела счёт поклонникам". Тут можно ограничиться сухим перечнем. Именно в пятнадцать лет её занесло в Бельгию. Там какой-то студент сделал ей предложение. Она отказала, но адресочек оставила. Он прислал открытку: "Я умираю…" Но, кажется, пережил её. "Вскоре семья приезжает в Тифлис, и Лилю атакует молодой богатый татарин". Предлагал две тысячи за прогулку с ним по Военно-Грузинской дороге. Вдруг — Польша. "Там родной дядя вне себя падает пред ней на колени и бурно требует выйти за него замуж". Едва унесла ноги-спички… Дрезден. Там женатый хозяин санатория требует того же. А в Москве объявился сын миллионера Осип Волк. И он пытался, но не съел Красную Шапочку. Потом появился учитель музыки. И вот, "из любопытства они сошлись. Его сестра вышла на кухню мыть посуду, и пока там журчала вода, в столовой на диване это всё и произошло". По другим сведениям — на пуфике.
Тут вспоминается один рассказ Эммы Герштейн о горемыке Надежде Мандельштам: "Ей не исполнилось ещё шестнадцати, когда она влюбилась в своего репетитора. Товарищ старшего её брата, он относился к ней бережно. Но Наде это не нравилось, и она решилась… Убежала из дома на маскарад, заинтересовала там какого-то поручика и поехала с ним в номера… Вернувшись домой, позвонила своему репетитору и сообщила о случившемся. Тот взвыл и потребовал, чтобы она тотчас к нему приехала, что и было выполнено. "Вы подумайте, в первую ночь — двое!" — восхищенно говорила она мне… У меня было чувство, что я имею дело с существом какой-то другой породы" (Мемуары. М., 1998, с.388).
Но, в отличие от Нади, для Лили удовлетворение любопытства обернулось беременностью, хоть и случилось всё на пуфике под шум водопроводного крана. "Это был настоящий скандал в благородном семействе, и родные предприняли все нужные меры".
Что было потом? В Москве — Гарри Блюменфельд, только что приехавший из Парижа. В Мюнхене — Алексей Грановский. "Лиля продолжала роман с Грановским, не прерывая любовных отношений с Гарри", — т.е. тоже двое сразу, но не обязательно в одну ночь.
Наконец, появился Осип Брик. Он писал матери: "Лиля, моя невеста, молода, красива, образована, из хорошей семьи, еврейка, страшно любит меня — чего же ещё? Её прошлое? Это детские увлечения, игра пылкого темперамента". Родители были против брака, но сдались.
Однако игра пылкого темперамента продолжалась и после замужества. Появился некий Лёва Гринкруг, сын банкира. "Он был одним из самых элегантных юношей Москвы, выписывал костюмы из Лондона, носил монокль, делал дорогие подарки возлюбленным…"
Извини, читатель, дальше я уж совсем не могу. Вот таким был и показанный нам фильм. Дальше — Ярослав Смеляков, разгадавший загадку Бриков:
"Я СЕБЯ ПОД ЛЕНИНЫМ ЧИЩУ…"
Ты себя под Лениным чистил,
душу, память и голосище,
и в поэзии нашей нету
до сих пор человека чище.
Ты б гудел, как трехтрубный крейсер,
в нашем общем многоголосье,
но они тебя доконали,
эти лили и эти оси.
Не задрипанный фининспектор,
не враги из чужого стана,
а жужжавшие в самом ухе
проститутки с осиным станом.
Эти душечки хохотушки,
эти кошечки полусвета,
словно вермут ночной, сосали
золотистую кровь поэта.
Ты в боях бы её истратил,
а не пролил бы по дешевке,
чтоб записками торговали
эти траурные торговки.
Для того ль ты ходил, как туча,
медногорлый и солнцеликий,
чтобы шли за саженным гробом
поскучневшие брехобрики?!
Как ты выстрелил прямо в сердце,
как ты слабости их поддался,
тот, которого даже Горький
после смерти твоей боялся?
Мы глядим сейчас с уваженьем,
руки выпростав из карманов,
на вершинную эту ссору
двух рассерженных великанов.
Ты себя под Лениным чистил,
чтобы плыть в революцию дальше.
Мы простили тебе посмертно
револьверную ноту фальши.
(Альманах "Поэзия" №10'73, Редактор Николай Старшинов)