ФАНТАЗИЯ О ХОДЖЕ

№24 (708) от 13 июня 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Елена Антонова
ФАНТАЗИЯ О ХОДЖЕ

Тысячу лет бродит по земле легендарный дервиш, неунывающий странник, находчивый острослов, любимец простых людей многих стран Ходжа Насреддин. В годы безвременья память о его делах и притчах, запечатленная в народных преданиях, помогала людям оставаться стойкими, перемогать беду, выживать. В середине прошлого века известный писатель Леонид Соловьев, основываясь на фольклоре, создал свой знаменитый роман о похождениях Ходжи Насреддина. Да и в наше смутное время Ходжа Насреддин вновь востребован, вновь шагает по Пути Добра. Современная насреддиниада многим обязана поэту Тимуру Зульфикарову. Из его книг, посвященных юности, старости и "золотым притчам" Ходжи Насреддина, встает неординарный образ знаменитого бродяги, скорее печальный, чем бездумно веселый, скорее углубленный в себя, чем суетный. А теперь и таджикский композитор Павел Турсунов, на основе романа Соловьева, не без влияния сочинений поэта Тимура, написал о Ходже Насреддине музыку балета, мелос которого, радостный и печальный, глубокий и немудреный, сложный и наивный одновременно, источающий аромат Востока, рисует нам жизнелюбивого и деятельного мудреца, друга обиженных и сирых. Велика ответственность театра, берущегося за постановку этого балета. Высокое качество его сюжетной и музыкальной первоосновы обязывает работать с предельным напряжением сил, ума, таланта.
И вот долгожданная премьера "Ходжи Насреддина" в постановке Русского камерного балета "Москва" состоялась. Спектакль, показанный в конце мая на сцене Московского театра оперетты, в программке назван "феерическим балетом-мозаикой". Другим "брендом" стало словосочетание — "спектакль-фантазия". Николай Басин, художественный руководитель балета "Москва", заявлен как автор идеи и продюсер, хореограф Эдвальд Смирнов — постановщик и автор либретто, Константин Кримец — дирижер-постановщик, Варвара Лотова-Веймарн — художник-постановщик. В анонсе постановки, в которой задействованы обе труппы балета "Москва", классическая и современная, Смирнов заявил, что в ней имеют место элементы вокала, гимнастики, цирка, фигурного катания. Все это не могло не подогреть интереса к спектаклю. Оправдала ли премьера ожидания зрителей? Трудно сказать. Скорее — нет, чем — да. Как говорит восточная мудрость устами Усамы ибн Мункыза: "И соколы ловили тех, кого ловили, и упускали тех, кого упускали…"
Интересная музыка Павла Турсунова не прозвучала так, как могла бы прозвучать. Виной тому небольшой состав оркестра, несовпадение характера музыки с движениями артистов на сцене, некоторые купюры в тексте. Так, был выпущен танец масхарабоза — восточного клоуна и циркача на базаре. В результате публика не услышала эксцентричного и пряного куска восточной музыки и не увидела колоритного дивертисмента с обещанными элементами гимнастики и цирка.
Сценография спектакля решена выразительно и динамично. Трое ворот, поворачивающихся к зрителям то будничной, то парадной сторонами, и мгновенно меняющийся задник разительно преобразуют пространство сцены от нищих двориков-хавли пастухов и дехкан до дворца эмира. Но и в оформлении не обошлось без "ложки дегтя". На фоне артистически легких, выполненных с большим художественным вкусом декораций, весьма помпезно и тяжеловесно выглядят костюмы артистов. Особенно если учесть, что предназначены они для танца. Не раз повторенный постановщиком прием, когда бедняки, являясь перед власть имущими, вынуждены накидывать на себя морды баранов, пришитые к накидкам, вначале вызывает недоумение, потом раздражает примитивностью, в конце же приводит лишь к усмешке. Как легко, оказывается, можно решить показ созревания перехода от трусливой покорности к бунту: просто сбросить бараньи маски!
Ходжа Насреддин, как и положено заглавному герою, стоит в списке действующих лиц первым. Однако, если отвлечься от этого легендарного имени, герой показанного спектакля может зваться любым другим именем, был бы он шустрым молодым человеком, даже не обладающий быстрым умом и острым, как бритва, языком. В день премьеры Насреддина танцевал японский танцовщик Морихиро Ивата. Танцевал легко, артистично, непринужденно. Но это не был наш давний знакомец Ходжа Насреддин, который в молодости ударом кулака мог свалить годовалого бычка и в то же время умирать и плакать от любви. И это вина — не Ивата, а хореографа. Он не одарил народного любимца ни одним лишь ему присущим знаковым жестом. Лучшее, что показали в танце Насреддин и его возлюбленная Гюльджан (з.а. России Елизавета Небесная), было два адажио из первого и второго актов, в основе успеха которых лежит музыка Павла Турсунова. Любовь, нежность, взаимодоверие героев передано щемящей мелодией, истаивающей на нет от piano к pianissimo, сообразно с чем замирают и их тела. Но подобных сцен в спектакле немного. Преобладает сумятица чувств и мыслей. Взять хотя бы сцену восточного базара, могущую быть одной из самых красочных, а ставшей одной из самых невнятных.
Следующее мое заявление, несмотря на кажущуюся его странность, вполне определилось. В перечислении действующих лиц Ишак (Бахтиер Солиев) идет под номером вторым, сразу после Насреддина. В данной версии балета это справедливо. Если же следовать логике до конца, то, судя по тому вниманию, которым он окружен в спектакле, Ишак должен бы быть номером первым. У Ишака здесь есть все, что нужно главному герою. Все дела Ходжа обдумывает вместе с Ишаком, который, впрочем, легко справляется с ними и без помощи хозяина. Есть у Ишака и любовь — зеленщица (Саяка Такуда), с которой он танцует сольные номера. С ней, надо полагать, имеет и детей. Иначе как объяснить, что в конце представления вместе с зеленщицей вышли и трое маленьких детишек в костюмах ослят. Вершиной же ишачьего китча стала речь этого короля ослов, открывшая второй акт. Заключенный стражниками эмира в клетку как главный борец со злом, Ишак с пафосом вещает: "Товарищ! Товарищ! Вот она демократия… Золотой ум страны — в клетке! Недаром говорила моя бабушка: "Радуйся, что ты ишак, а не баран! Баран — потенциальный шашлык"… Недавно у музыкантов я узнал, что осел — потенциальный барабан". И далее в таком же духе, коротенько, минут на семь, при полной тишине в зале. Каково?! Сказать, что это повергло в шок, — значит не сказать ничего. И такое — в балете, посвященном одному из самых чтимых и любимых героев Востока?!
Каков же сухой остаток? Хорошо, что балет Павла Турсунова о Ходже Насреддине увидел свет рампы. Хорошо, что зрители познакомились с работой художника-постановщика Варвары Лотовой-Веймарн. Хорошо, что труппа Русского камерного балета "Москва" с увлечением живет и работает. Плохо, что либретто и многие постановочные "находки" созданы без царя в голове. Но дело это поправимое. Спектакль не исчерпал ни музыки балета, ни его содержания, и потому новые постановки уже мерещатся. Напоследок же приведу слова дервиша Ходжи Насреддина, записанные поэтом Тимуром: "Когда я слышу мудрого — я внимаю покорливо. Когда я слышу глупого — я молчу сокрушенно…"