Третий десяток идет творческому пути легендарной «Инструкции по выживанию». Последние годы лидер группы Роман Неумоев живёт в городе Печоры, рядом со Псково-Печерским монастырём и, можно сказать, отошел от активной концертной деятельности, да и само творчество за это время претерпело качественное изменение.
Роман НЕУМОЕВ. Для нас всё-таки церковная жизнь находится на первом плане, а музыка на втором. Саксофонист наш окормляется в Никандровой пустыни, я — в Псково-Печерском монастыре, гитарист Дмитрий Бибиков поёт там же на клиросе в монашеском хоре. Какое-то время назад обнаружилось, что духовное разделение невозможно. В 1995 году я окончательно остался жить около Псково-Печерского монастыря, и с тех пор, на удивление, наша концертная деятельность стала носить более выстроенный и упорядоченный характер.
Раньше эти гастроли, честно говоря, разрушали очень сильно. Я возвращался опустошённый. В 27 лет, участвуя в рок-концертах, я испытал реальный суицид, просто чуть не ушёл, как Башлачёв. И многие уйдут, безусловно, потому что рок-музыка это слишком активная трата собственных сил, внутренних своих резервов, быстрое исчерпание себя, потому что человек имеет дело очень с большими энергиями. Кстати говоря, иеросхимонах Сампсон писал о том, что священники, которые слишком «огненно» служат Литургию, тоже очень быстро умирают. В общем, если жить быстро, то быстро и умрёшь. Поэтому и рекомендуется такой, средний путь. И этому тоже учит нас Православная церковь.
Мой жизненный, духовный опыт говорит о том, что сама смерть, её форма уже не важна. Если человеку пришло время умереть, то он всё равно умрёт. Если он уже фактически прожил свою жизнь, исчерпал себя внутренне. Потому что каждому отпущены какие-то запасы жизненных сил. Это, конечно, не фатум. Всё может меняться по воле Божьей. Но если самому не распоряжаться тем данным нам Богом багажом разумно, то долго не протянешь. Творчество — это ведь очень болезненный процесс. Сколько мы знаем творческих людей, Высоцкий тот же — алкоголизм, наркомания. Видимо, сил не хватает, и человек начинает допинг принимать. И тут творческому человеку рассчитывать не на что, если он не обратиться ко Христу. «Без Меня не можете творити ничесоже». Вся наша беда, поэтов, писателей и прочих людей искусства, в том, что мы пытаемся творить без Него, забывая, что это, как правило, печально кончается.
В душе, может, и очень многие рок-музыканты — православные, но чтобы вот так вот какую-то православную тематику затрагивать в своих песнях — таких опытов пока еще немного. К примеру, Кинчев включился, можно сказать, в эту деятельность последние лет 5 или 6. Ну мы-то уже с 1991 года имеем статус этаких «православных фашистов» (смеётся). На сайтах, организованных МОССАДом, стоим рядом с группой «Коловрат». Есть такие сайты, которые формируют списки экстремистски настроенных рок-групп. Все «невписывающиеся группы» там собраны. Что интересно, «Гражданской обороны» там нет. А вот «Коловрат», «Черный Лукич», «Инструкция по выживанию» там есть. В дальнейшем, я думаю, нам всем дадут статус асоциальных элементов.
«Ромыч — вторая знаковая фигура сибирского панка. Еще один вселенский отказник, выбравший направление вверх. Но если сегодняшний Егор — рассудительный философ, выпускающий красочные, защищенные адвокатскими конторами антологии и сборники стихов по тыще за книжку, то Роман — все тот же повстанец, верящий в месяц апрель, светлую весну и Белого царя.
Неумоев продолжает шокировать публику. Теперь — своим радикальным, правым отношением к окружающему миру, »где вешаются каждый день«. Ромыч говорит о »панке во Христе«, новой молодежной культуре, которая может противостоять жирному бытовому сатанизму, обществу спектакля, мировому фастфуду. Выход — услышать мелодии небесных сфер. Позволить своей душе дышать свободно.
Неумоев тянется к настоящему, русскому. Слышит »песенный плач и реквием по миллионам русских героев, павших во имя великого планетарно-исторического явления, называющегося Россией«, — фиксирует томское Бюро Актуальной культуры.
Р. Н. Рок-музыка — это удел шумного меньшинства больших городов. В каждой стране это есть. Этот небольшой, как правило, процент, кстати, пересекается с тем, что процент религиозно настроенной молодёжи тоже небольшой. По статистике, в каждой стране Богоискательством, неким »богостроительством«, занимается от 7 до 10% людей, и этот процент ни больше ни меньше с течением времени не становится. Интересно, а почему столько много людей потом из рок-музыки пошло в религию? Рок-музыка — это изначально культовое явление, она изначально религиозна. Это изначально своеобразный уход из мира, исход из конформистского социума. И человек, имеющий отношение к рок-музыке, уже перестаёт быть обывателем. А уж куда он потом пойдёт — в оккультизм, в магию, или в Православную Церковь, это уж, знаете, как кому на роду написано. Но, во всяком случае, рок-музыка хороша тем, что таким образом люди первый шаг делают. Они уходят из обыденной жизни и начинается некий поиск. Сейчас Церковь поняла, что рок-музыка этим и интересна. Потом легче человека как-то сориентировать, если его что-то вышибло из обыденной действительности. Самое страшное состояние, когда человек »не холоден и не горяч«, когда он никуда не идёт и ничего не ищет в своей жизни.
О »сибирском панке« и былых соратниках Неумоев говорит без ностальгии.
Р. Н. Сибирская музыка — понятие разнородное. По-настоящему панков у нас в Сибири никогда и не было, по крайней мере, в том понимании, в котором они были в Москве, тем более в Питере, и уж тем более на Западе. Нам даже публика со смехом говорила: »Да какие вы панки. Народовольцы какие-то«. Да мы и согласны, что не получилось из нас панков.
Была некая общность. Но после 1994 года, после фестиваля »Русский прорыв«, все пошли как-то своими дорогами. Выяснилось, что у всех разный уровень, разные цели. Кто-то собрался стать международной рок-звездой, кто-то захотел остаться в андеграунде. Ну а что, с другой стороны, произошло в Сибири? Могло быть и посильнее, и в другом месте. Что Сибирь дала? Дягилева, Летов, Чёрный Лукич, Калинов Мост — на двух руках пальцев хватит.
Летов — это модернистская, авангардистская, где-то даже постмодернистская поэзия. Его ближайшие аналоги — это Воробьев, обэриуты, поэты Серебряного века. Но это же не показатель? Главное ведь, есть человеку что сказать, и говорит ли он это внятно, с убежденностью и силой. Поэзия определяется как настоящая, когда в ней есть сила, когда человек верит в то, что он говорит.
Так вот я считаю, что поэзии Летова не свойственно пророчество. Он пророк сегодняшнего дня. У него дара предвиденья практически нет. А поэзия без некоего пророческого дара, как у Лермонтова, у Тютчева, у других, все равно, как жизнь без любви. Жить-то можно, но как? И настоящая поэзия без прорывов за некую грань — это, наверное, не совсем поэзия. Я не хочу сказать, что эти прорывы все время должны быть, но если их совсем нет, то… Я вообще считаю Летова отличным компилятором, он ничего не создает оригинального. Он сам свой метод в кулуарных кругах не скрывал. Летов просто очень много слушает, читает и на базе прослушанного-прочитанного делает свое, и оно кажется оригинальным. На самом деле там своего, самобытного, до обидного мало. Много переработки Борхеса, Кортасара, Маркеса и подобных гигантов мировой литературы.
В апреле прошлого года Неумоев вместе с Кинчевым, Шевчуком был приглашен в Отдел внешних церковных связей на встречу с митрополитом Кириллом, где обсуждались проблемы современной культуры.
Р. Н. Митрополит Кирилл с осторожностью отнёсся к идее »евангелического рока« в России — это такое протестантское явление, рок-группы, которые строят свое творчество исключительно на евангельских сюжетах, считают, что в рок-стилистике они воздают хвалу Богу. Владыка сказал, что нам, в общем-то, этого, наверное, не надо. На встрече в ОВЦС все отметили, что рок-музыка на Западе и у нас — это две разные вещи, два совершенно разных культурных явления. Если на Западе рок — это чисто эстрадное явление, сценически развлекательное, то у нас он в лучших своих проявлениях приобрел ярко выраженный миссионерский характер, испытал тяготение к высокой поэзии, объявил приматом слово над музыкальной формой. И в этой области слова и нравственности, безусловно, есть смычка с тем, к чему призывает Церковь.
Неумоев по-прежнему парадоксален. Мрачно-апокалиптические картины мира сменяются радостно-светлым ожиданием вселенской весны. »Так совершенны небо и земля, и воинство последнее на них«.
Ромыч суров, но позволяет себе непринужденно смеяться. Строгость духовного выбора не делает его творчество однообразным, предсказуемым, самоформатным. Посему программная композиция »В мире есть Царь« сделана в виде этакого шейка, а на альбоме »Щеточки« Неумоев исполняет »Мурку« и »Окурочек«.
Р. Н. Я себя отношу к той традиции, которая у нас возникла на стыке Востока и Запада. Я считаю, что не дело наших музыкантов, и даже возможности у нас такой нет, чтобы создавать музыкальные формы, особенно в рок-музыке. Не мы создали музыкальные инструменты, не у нас изобретена электрогитара и все, что с этим связано, у нас не изобреталось и не открывалось. И так не только в музыке. У нас восприняты немецкая поэзия, литература, английская поэзия, воспринята итальянская опера, извините меня — византийское Православие и иконография. И здесь, в России, все это приобрело специфические формы.
Соавторы.
Р. Н. Я не чужд сотворчества с разными поэтами. У меня в репертуаре есть песни на стихи тюменского поэта, доктора философского наук Владимира Богомякова. Есть песни на стихи святителя Николая Велимировича, епископа Сербского. В 1996 году в Сербии напечатали наши стихи — мои и Летова, и один профессор Белградского университета переводил нас под НАТОвской бомбёжкой, и это его утешало. Он привёз одну интересную аудиокассету — сербские рок-группы исполняют песни на стихи свт. Николая Сербского, у которого просто гениальные духовные стихи. Кстати, и у нас такая традиция есть — отец Николай Залитский, например, написал очень много песен. Очень сильные стихи, с точки зрения формальной поэтики, у иеромонаха Романа.
Музыку с той кассеты я переделал. Мне показалось, что сама музыка не соответствует стихам. Тот рок, который играют сербские группы, — европейский, даже в чём-то эмтивишный. То есть форма не соответствует содержанию.
Слушатели.
Р. Н.На наши концерты мало приходит молодёжи. В основном это люди среднего возраста. Молодёжь 18–19 лет, видя на наших концертах вместо »анархии и козы« имперские и монархические флаги, разочаровываются, очень многим это не понятно и не близко. Поэтому мы сейчас публики много не собираем. Я, кстати, Кинчеву об этом говорил на встрече в ОВЦС: »Константин, вы понимаете, на какой путь вы встали? Вы сейчас начнёте терять аудиторию«. Мне, например, приятнее, чтобы аудитория была меньше, но зато более понимающая. Приятнее видеть понимающие глаза, чем пустые глаза, налитые пивом.
Ромыч признается, что рок давно уже не слушает. Сегодняшние его музыкальные »собеседники« — Таривердиев и Свиридов, »мессия джаза« Джон Колтрейн, валаамские распевы.
Р. Н. Лучше слушать то, что успокаивает нервную систему, чем то, что её возбуждает. Рок-музыку можно сравнить с вином. Вино ведь тоже в небольших количествах успокаивает, а в больших может привести к агрессивности. В некоторый момент, когда человек приближается к Богу, такие вещи, как рок, ему просто мешают. И не только это — телевизор начинает мешать, ещё больше — поп-музыка. Кстати, насколько я знаю, у нас в Церкви среди священников намного больше тех, кто слушал рок-музыку, чем тех, кто слушал попсу.
Но я ещё раз повторяю, что это благодаря тому, что рок-музыка на русской почве быстро видоизменилась, поменяла свою знаковую, корневую структуру. Русская молодежь в момент прихода рок-музыки была воспитана на совершенно иной музыкальной культуре, чем западная молодёжь. Это, безусловно, сказалось. Народная наша песня, эстрада советская, всегда ориентировала на нравственность, на какие-то истинные ценности, к какой-то правде призывала, чего абсолютно нет на Западе.
Хотя и по сей день в нашей стране существует большое количество групп, которые эпигонски подражают Западу. Но это сразу чувствуется — талант всегда самобытен. У нас сейчас пытаются формировать »Максидром« — тот рок, который им нужен. Который тут возник как андеграунд, как поколенческая наша культура, он в самом деле не нужен командирам шоу-бизнеса. Им нужно »максидромное« стадо, которое бы, обторчавшись »экстази«, тупо качалось бы под мощный бит и особо не задумывалось ни над какими текстами, не дай Бог. Думать начнут — это всегда страшно кончается.
А то, что для тех людей, кто воцерковляется, наступает момент, когда сам Господь даёт понять, что им уже не нужна рок-музыка, — это естественно и закономерно.
Мне себя жалко, что я ещё до сих пор монашество не принял. Я прекрасно понимаю, что мне бы полезнее самому вообще всё это прекратить, и просто одеть подрясничек и сидеть где-нибудь в монастыре. Если человек действительно вкусил сладости духовной жизни, жизни во Христе, наверное, он не захочет отвлекаться на какие-то вещи, которые более прозаичные и приземлённые. Но это удел тех, кто живёт действительно духовной жизнью. Ведь Господь — Дух-Ревнитель, он ревнует до крайней степени, в том числе, конечно, и к рок-музыке.
В материале использованы ответы на вопросы после концерта в Московской Духовной семинарии, обработка — Петр Каминский.
