ПЕСНЬ ЛЮБВИ

№08 (692) от 21 февраля 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Иван Вишневский
ПЕСНЬ ЛЮБВИ

Кто из нас в детстве совершенно точно не знал, что он будет "самым великим"? Кто, читая Толстого лет в 12, не был уверен: "Вот подрасту — и напишу еще лучше"? Кто из девочек, впервые испытывая в школьном концерте голосовые связки, не утверждался во мнении, что со временем заткнет за пояс Нежданову с Кабалье?
Но идут годы, и большинство из нас — огромное, подавляющее большинство — ставит на своих артистических планах крест. Начинает радоваться куда более скромным радостям. Нет в жизни оваций — зато зарплату прибавили, машину обновил. И отлично — детскими мечтами сыт не будешь.
Но есть единицы, сделавшие юные грёзы реальностью. Архипова — из их числа.
Собственно, она и есть символ успеха. Более точного и ёмкого не знаю. Отрадно сознавать, что исключительно талантом, честными усилиями, всеми признанной порядочностью, благородством каждого поступка на протяжении десятилетий можно добиться любви не только своих сограждан, а и всего просвещенного мира! Но не только своим успехом поражает и радует Архипова. Но и тем, что выше отдельных веков и общественных катаклизмов, — совершенным воплощением вечной красоты.
Судьба Ирины Архиповой типична для многих ее сверстников. Многонациональная семья (среди бабушек и дедушек — русские, украинцы, поляки). Родители — инженеры. Детство в коммуналке. Военная юность. Ранняя привычка к труду и учёбе при незыблемой вере, что это — главное в жизни. Весёлые, полуголодные студенческие годы, капустники, поездки "на картошку", кружок в Архитектурном институте, с которого началось служение музыке.
Сегодня Ирина Архипова — певица легендарная, авторитет совершенно незыблемый. Она возглавляет Международный союз музыкальных деятелей, удерживая в музыке цельное евразийское пространство. Ирина Константиновна, вопреки неласковым обстоятельствам времени, создала фестивали "Музыкальное лето Селигера", "Ирина Архипова представляет", регулярно проводит Международный конкурс имени Глинки. А скольким воспитанникам выдала она "путёвку в жизнь"? Слышишь, что, скажем, сопрано Анна Нетребко получила Государственную премию — и знаешь, что Ирина Архипова наверняка поучаствовала в судьбе лауреата. А сколько таких лауреатов?!
Все ее, Архиповой, дела — огромные, успешные — трудно перечислить... Но мало кто знает, что за парадным фасадом архиповской жизни таятся весьма и весьма нелегкие обстоятельства. Почему, например, пятидесятилетие творческой деятельности Архипова отсчитывает с лета 1955 года? Ведь певица была тогда уже далеко не начинающей девочкой, издающей первые рулады ломающимся голоском. Ей было 30 лет — возраст, когда, как правило, деятели искусства находятся не в начале пути, а в расцвете сил. Что же случилось тогда, более полувека назад? Почему общепризнанно великая, непререкаемая певица так поздно нашла дорогу к слушателям? Что за "лешие" водили ее по запутанным тропинкам мира вокала, так долго не выводя к огням рампы?
Архиповское "начало" было запоздалым во многом из-за того, что пение — не первая профессия Ирины Константиновны. Изначально она — архитектор, и в Москве до сих пор стоят здания, возведенные по ее проектам. На дневное отделение Московской консерватории она перешла лишь на пятом курсе. Только тогда она смогла заняться исключительно учебой, смогла наконец отоспаться: работая и одновременно учась, Архипова постоянно недосыпала. Да еще и маленький ребенок… Поистине, только в молодости можно выдержать такое напряжение.
Сегодня Ирина Константиновта вспоминает о тогдашнем перенапряжении с юмором:
— Не забывайте, у меня была военная юность, а это дает неплохую закалку. И ещё. Дело и в моей первой профессии. Я окончила Архитектурный институт и работала в Моспроекте. А архитектура учит созидать. Учит конструировать. Я мыслю несколько иначе, чем многие музыканты. Когда берусь за какое-то дело, то выстраиваю для себя схему, конструкцию, методы достижения. Кроме того, архитекторы приучены защищать свои проекты. И ещё, архитекторы привыкли с юмором относиться к произволу начальников — помните ансамбли "Кохинор" и "Рейсшинка"?.. Я могу пойти в любые органы власти, поговорить, убедить.
Мне нравится, как я выстроила свою судьбу. Но не надо забывать, что для этого всю жизнь пришлось работать чуть ли не полными сутками.
Нельзя сказать, что при окончании консерватории Архипову не заметили, "зажали". Она до сих пор вспоминает, как по окончании дипломного концерта стояла за сценой и ждала результатов экзамена. Тогда к ней подошла знаменитая концертмейстер Ревекка Исааковна Жив и предрекла: "Вы меня просто поразили. Я такого диплома никогда не слышала. У вас большое будущее!" И дипломный концерт получил высший балл. Потом были концерты в честь окончания альма матер. Архипова выступала вместе с Геннадием Рождественским, Эдуардом Грачом, Александрой Пахмутовой… Былинные времена! И — нескончаемые аплодисменты…
Казалось бы, все ясно — впереди Большой театр и ясная, по точной дуге несущая ввысь карьера. Но не тут-то было! Как будто Архиповой специально были посланы испытания, дабы проверить: а может ли она служить искусству? Или готова лишь любоваться собой в искусстве? Но (судьба ли, провидение?) не на ту напали. Когда говоришь с Архиповой и сегодня, то обязательно, поражённый, задаешь вопрос: откуда у вас столько энергии, в то время как большинство ваших коллег говорят усталым, обречённым тоном?
— Конечно, это черта характера. Кроме того, меня возмущает, конечно, но не убивает нынешняя бедность искусства. Я никогда роскошно не жила. Получала за границей большие деньги и 90% сдавала государству. Иногда это казалось обидным, а, в общем-то, была гордость, что помогаю своей стране. Самым главным для меня всегда было признание, любовь зрителей. Им нужно служить, а не себе. Эгоистические обиды в искусстве недопустимы. Сломаться, сдаться — это значит ничего не делать? Такого нельзя себе позволять.
Поначалу все вроде бы шло нормально, в соответствии с нашим теперешним представлением о статусе великой певицы. Неждановский кабинет — а это было нечто вроде вокального кабинета министров, включавшего Марию Максакову, Александра Пирогова, Николая Голованова — рекомендовал Архипову в стажёрскую группу Большого. И первое прослушивание состоялось в Бетховенском зале. Ирина спела романс Полины из "Пиковой дамы", арию Любаши из "Царской невесты" — коронные архиповские вещи, впоследствии неукоснительно доводившие публику до экстаза. И… равнодушные, убийственно вежливые слова "мэтров": держалась слишком несмело. О голосе не было сказано ничего…
— Второй раз я ходила прослушиваться в Большой театр через некоторое время, уже будучи аспирантом консерватории,— вспоминает Ирина Константиновна.— Отбор проходил в здании филиала, летом, когда сезон уже закончился и большинство певцов разъехались на отдых или на гастроли. Это сказалось на составе комиссии: в ней не было никого из крупных мастеров, чтобы судить вполне профессионально о тех молодых певцах, которые пришли на прослушивание. Кто-то из сидевших в комиссии театральных чинов после моего выступления вполне равнодушно, явно для отговорки, сказал мне какую-то дежурную и при этом выдававшую его непрофессионализм фразу, которая мне все объяснила: он не может судить с определенностью о прослушанном. Тогда я решила для себя: и зачем мне нужен этот Большой театр? У меня уже сложилось к нему определенное отношение. Какое? Думаю, объяснять не надо…
И Ирина Архипова — подумать только! — чтобы петь, найти себе применение, уехала из Москвы, приняв предложение Свердловского оперного театра. По музыкальным меркам, признающим лишь две столицы: Москву и Питер, — уехала "в деревню, в глушь...". Это была не просто неудача, неуспех — катастрофа. Случилось это осенью 1954 года, и неудивительно, что Архипова до сих пор не хочет считать ту пасмурную для нее осень началом своей музыкальной деятельности. Хотя вроде бы были все атрибуты для этого: первые оперные партии, оглушительный успех у свердловчан, благожелательная пресса. Интересно, что в числе первых слушателей Архиповой были как Николай Рыжков, что не удивительно — Николай Иванович известный меломан, — так и Борис Ельцин, что ныне кажется нонсенсом...
Через много лет замечательный баритон Юрий Гуляев вспоминал об Архиповой в ее нелегкий свердловский период: "Первая же встреча стала для меня откровением. Я еще был студентом консерватории и выступал в небольших партиях на сцене Свердловского оперного театра как стажёр. И вот неожиданно пронесся слух: в труппу приняли молодую талантливую певицу, о которой уже говорили как о мастере. Ей сразу же предложили дебют — Любашу в "Царской невесте" Римского-Корсакова. И вот первая репетиция. Не было декораций, не было зрителей. На сцене стоял лишь стул, но были оркестр и дирижер за пультом. И была Ирина — Любаша. Высокая, стройная, в скромной кофточке и юбочке, без сценического костюма, без грима. Начинающая певица… И с первого же звука голоса певицы все преобразилось, ожило и заговорило. Она пела: "Вот до чего я дожила, Григорий…" И это был такой вздох, протяжный и щемящий, это была такая правда, что я обо всем забыл; это была исповедь и рассказ, было откровение обнаженного сердца, отравленного горечью и страданием. В ее строгости и внутренней сдержанности, в умении владеть красками голоса жила абсолютная достоверность, которая волновала, потрясала и удивляла. Я верил ей во всем. Слово, звук, внешность — все заговорило богатым русским языком. Я забыл, что это опера, что это сцена, что это репетиция и через несколько дней будет спектакль, — это была сама жизнь… "Вот она, матушка-Русь, как поёт, как берёт за сердце!" — подумал я тогда".
Автор этой статьи впервые услышал Архипову спустя 20 лет, в середине 70-х, в Большом театре — и тоже в партии Любаши. Ирина Константиновна вышла на сцену — и показалась мне дородной, вальяжной, самоуверенной матроной. Не верилось, что она будет петь "о любви" — по подростковой дурости казалось, что на это способны лишь тоненькие большеглазые девицы. Но Архипова запела… Сказать, что это было потрясение — мало. Я весь, со всеми душевными потрохами оказался внутри великой истории, поведанной небывалым голосом. Озноб, трепет — все было не стихотворением а-ля Надсон, а реальностью, в чем-то даже жестокой. По младости у меня еще не было опыта живой любви — Архипова дала урок, рассказала о грандиозном чувстве, возносящем к небесам и ломающем судьбы, не сентиментальную байку, а страшную и прекрасную правду…
Но вернемся в 50-е. В апреле 1955 года Архипова улетела в Москву, на отборочное прослушивание на международный конкурс, который должен был проводиться в Варшаве во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов. На сей раз жюри было благосклонно. Дальше — больше. Еще перед поездкой в Польшу Ирину пригласили поучаствовать в правительственном концерте — высочайший знак отличия для артиста по тем временам. Репетиция состоялась не где-нибудь, а в Большом театре, так недавно равнодушно отвергнувшем певицу. После выступления Архиповой (она пела арию Иоанны из "Орлеанской девы" Чайковского) оркестранты выказали свое восхищение: стучали смычками по пультам. В зале в это время находился главный дирижер Большого театра Мелик-Пашаев…
В Варшаве Архипова победила. А ведь в конкурсе участвовали такие мощные голоса, как Жермена Гейне-Вагнер, Тамара Сорокина, Артур Эйзен, Николай Гяуров! И отсчет своей подлинной артистической карьеры Ирина Константиновна ведет с 1955 года.
А 1 марта 1956 года Архипова приступила к работе в Большом. Театр-сноб, театр-спесивец склонил перед ней увенчанную квадригой седую голову… Но певица, и став "повсеместно оэкраненной", не забыла горьких уроков дебюта. И до сегодняшнего дня делает всё, чтобы помочь молодым вокалистам, чтобы не плакали они, талантливые и непризнанные, как она некогда, ночью в подушку…
Мне давно хотелось задать Архиповой один, возможно, не самый уютный вопрос. И я его задал:
— За последние десятилетия вы учили, пестовали, представляли публике молодых певцов и певиц из многих стран Содружества — Викторию Лукьянец, Наталью Дацко, Аскара Абдразакова, Теймураза Гугушвили… Вы сами себе растите конкурентов, соперников. А как же неизбежная певческая ревность?
— Действительно, подобно красивым женщинам, певцы редко признают достоинства друг друга. Я как-то избежала этого недуга. Выращиваю себе соперниц? Ну и что, мне это только в радость. Я умею радоваться чужим успехам.
Надеюсь, что справедливо могу судить и на конкурсах. Наверное, поэтому меня часто приглашают возглавить многие мировые состязания. Я иногда отказываюсь, но не от "наших" конкурсов. Так, я председательствовала на конкурсе имени Бюль-Бюля в Баку несколько лет назад, а потом привезла в Москву и показала изумительных певцов!
Я ещё совсем молодой, в 1967-м году, возглавила конкурс вокалистов имени Глинки — тогда Всесоюзный. Представьте, я только 10 лет пела в театре, в короткой юбке, с голыми коленками — и такая ответственность! Я тогда еще не понимала, как трудно многое из того, за что берусь. Чего стоит хотя бы дебют в Большом театре — и сразу в огромной, сложнейшей партии Кармен!..
И так, за десятилетия председательства на конкурсе имени Глинки певцы из всех республик СССР стали для меня родными — например, молдаванка Биешу, армянка Гаспарян, грузин Анджапаридзе, эстонец Куузик… Понимаете, Советский Союз для меня — дело личное. Мои родственники оказались за рубежом в четырех разных странах. Мои "родственники"-музыканты — в пятнадцати. И границы, которые нас разделяют — только административные, но никак не личностные. Кстати, уже после распада СССР я стала народной артисткой Кыргызстана, а в Кишинёве мне было присвоено звание "Маэстро дель арте".
Видимо, в награду, в компенсацию за позднее пришествие большого успеха он, успех, не покидает Архипову до сих пор — уже полвека. За годы знакомства мне никогда не приходилось видеть ее растерянной, упавшей духом. Свет и сила — вот что она излучает. Когда она критикует что-либо — это не бессильное брюзжание, а жажда деятельного добра.
Постоянно приходится говорить с художниками, чьи проекты, личные судьбы рушатся из-за безденежья, безразличия власти к культуре. Архипова же после 92-го года как будто усилила свою деятельность, от нее чуть ли не зримо исходит энергия созидания. Как ей удалось сохранить искусство, которое её окружает, и себя в нем?
— Мой прежний опыт учил работать. Новые условия учат выколачиванию средств. Пришлось учиться и этому. Но я ничего не могла бы сделать, если бы не люди, которые мне помогают... Новое государство совершенно не обращает внимания на музыкантов, что очень обидно и несправедливо. При том, что мы вышли на высочайший уровень в мире во всех областях музыкального искусства, мы вдруг у себя на родине стали не нужны. Не абсурд ли? Но это и от нас в некоторой степени зависит. Организация Всесоюзного музыкального общества, затем — Международного союза музыкальных деятелей, президентом которого я стала, оказалась чрезвычайно полезной... Теперь без союза было бы совсем плохо. Мы многое делаем, чтобы поддержать и искусство, и его творцов. Но нам очень тяжело.
Я привыкла видеть хорошее, восторгаться им и делиться своими восторгами с людьми. На Земле есть все, и хорошего сейчас ничуть не меньше, чем всегда. Просто мы забыли о созидании и кинулись в разрушение. Не понимаю журналистов — почему вы говорите только о плохом? Есть же светлое. Вот, например, проходит фестиваль в Осташкове "Музыкальное лето Селигера". Те места — и природный, и культурный оазис, исток Волги и доброй музыки. Или журналисты, например, ничего не знают об изумительном концертном зале в Казани — такого нет во всей России. Скажем, в московском зале "Россия" акустика искусственная, потому там и поселилась эстрада. А в Казани настоящее всё, и орган отличный заказали в Голландии.
А без конкурсов, фестивалей, образования, вообще культуры — на что вы обрекаете молодежь? На наркотики? На криминал? Не заняв молодых трудом и ясными целями, не обременив достижением этих целей, мы получим стадо мутантов. Демократия без культуры невозможна.
Но я вообще никогда не теряю надежды. Хотя в моём деле реальных больших перемен к лучшему, а не слов, пока видно немного. Значит, не хватает количества усилий, количества добрых, умных дел, а без них и качество нашей жизни не изменится.