Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Захар Прилепин
РУССКИЕ ЛЮДИ ЗА ДЛИННЫМ СТОЛОМ
ПоэмаРусский человек и есть та глина, в которую до сих пор легко вдохнуть дар, дух и жизнь.
Народ — глина, когда в него вдыхают живой дух — он становится нацией.
Я встречал несколько тысяч русских людей в самых разных ситуациях и в самых разных местах.
В деревне, где родился, и куда возвращаюсь каждый год. Там, в расстегнутых рубахах и серых трико, с черной щетиной, лишенные запахов тела, подобно святым, но с легким перегаром, конечно, бродят рано постаревшие мужики. Каждую зиму они срезают провода от моего дома до ближайшего столба; каждое лето я приезжаю и за бутылку водки покупаю у них эти провода, но, естественно, они продают мне их как случайно завалявшиеся, не мои и специально для меня припасенные. Это у нас такой обряд.
Я приезжаю свежим комариным вечером, нахожу мужиков за просмотром телевизора, где уже в прошлом году не было изображения, зато есть звук. На их столе стоит стеклянная рать.
Привожу их к своей избушке на машине (провода они бросают в багажник).
Пьяные, они лезут на крышу, верней, лезет один из них, а второй стоит внизу, подавая, когда просят, провод, пассатижи и что-то там ещё.
Не сбивая облепивших черную шею комаров, рассказывая мне о том, как хорошо будет этим летом, как зимой волки заходили в деревню, как дворовый пес ушел в лес и вернулся, притащив в зубах задушенного зайца, сивый мужичина крепит провода, переступая по крыше босыми ногами.
Потом провода тянут к столбу, притаскивают откуда-то лесенку, по которой я не рискнул передвигаться, даже если б она лежала на земле. Не переставая разговаривать со мной, размахивая в воздухе оголенными концами провода, задевая ими провода под током, тем самым выбивая жуткие искры и нисколько этого не пугаясь, мне устанавливают электричество.
Я отвожу мужиков домой, даю им водки, я привез её с собой, мне не жалко. В следующем году всё равно один из них умрёт, а через год умрёт второй.
Почти все их поступки незлобны и, скорей, веселы. Большинство их суждений о природе и природе вещей удивительно метки.
Деревня отслаивает речь. Отшелушивает. И еще — интонацию и мимику.
Каждую весну я тоскую по этим мужикам.
Ещё я видел русских людей в университетах, где похожие на неопрятных птиц студенты громко шумели меж собой, и мне казалось, что ни один из них никогда не станет нормальным мужчиной. Но потом, спустя годы, я их встречал, и все они легко несли свое достоинство, свои новые профессии. Чёрные неопрятные птицы разлетелись неведомо куда, остались твёрдая посадка головы, взгляд, жест, ответственность.
Я очень редко встречал плохих русских людей. Наверное, я их не знаю вовсе.
Я не могу их вспомнить даже в ночных клубах, где работал, назовём это громко — вышибалой, и куда уходил, выпив стакан спирта, чтобы сберечь до утра немного нервов. Многие приходившие туда вели себя дурно и пошло, они всякий раз норовили обидеть друг друга, меня, моих напарников, глаза их были подлы, и руки нехорошо суетливы. Но я подозреваю, что если б обстоятельства сложились иначе, я вел бы себя точно так же, как они.
Это были самые злые и подлые времена новой истории России; и многих из того поколения уже нет в живых, иные из них стерлись до неузнаваемости, но тогда они еще были в своей мрачной и неожиданной ими самими силе.
И я неизменно чувствовал, что мы останемся с ними одной крови. Даже если пустим её друг другу.
И потом: их речь. Их повадки.
(Я так много говорю о повадках и речи, потому что беру на себя смелость судить о людях по внешним признакам — в конце концов, никому из нас не приведется хотя бы по разу подняться со всеми знакомыми русскими мужиками в атаку: чтобы понять каждого. Будем надеяться на собственную интуицию и наблюдательность).
И я говорю: их повадки. Их речь. Их разворот головы. Когда одна фраза, какое-нибудь с виду вполне простое, с зачищенными эмоциями: "А что тебе не нравится?" заставляет вздыматься волоски на шее.
Подсмотрел недавно такой диалог:
— А где ты будешь жить, если еще раз мне слово скажешь, ты знаешь?
— Где?
— Нигде, понял, Вася?
Достоинства в этом не меньше, чем в словах "…русские после первой не закусывают…"
В минуты, когда с самыми тяжелыми посетителями ночных заведений мне приходилось общаться нормально, я с удивлением думал, что нас мало что разделяет.
Ещё перед моими глазами прошли тысячи "срочников" и "контрактников", суровые солдаты, бодрые бойцы спецназа, штабное офицерьё (можно и так — офицерская штабня), несколько раз я вблизи видел настоящих генералов. Красные мужественные головы на коротких шеях.
Русские люди на Кавказе несли в лицах хорошую, непоказную деловитость и совершенно немыслимую здесь, простите меня, чистоту от постоянного осознания присутствия смерти, которая может случиться в любой день.
Ещё я встречал несколько тысяч национал-большевиков, и знаю добрую сотню из них, осмысленно пошедших в тюрьму.
Русские парни из породы новых революционеров веселы и горячи ровно в те минуты, когда знают, что скоро их свобода будет прервана на месяцы и годы.
Я знал рецидивистов, оперов, шоферов, грузчиков, профессоров, политиков, бизнесменов, миллионеров, нищих. Я работал в милиции, в рекламной службе, в магазине, в газете, на кладбище и еще где-то.
Мужество и терпение, жалость и злость — где-то меж этих координат помещен русский человек.
Шесть лет я ходил в форме и брился два раза в день.
Однажды я сжигал со своей камуфляжной братвой загородные, при городской помойке, поселения бомжей. Бомжей было несколько сот, у каждого был свой домик, свой шалаш, своя посуда, и даже бритвы, и даже зубные щетки с редкой серой щетиной. От домика к домику были тропки: они ходят друг к другу в гости, угощая тем, что нашли на помойке. В углах их шалашей висели картинки из старых журналов: цветы, вожди, иногда машины.
Когда мы жгли их поселение, они плакали.
Ещё я бывал на Рублевке, в загородных особняках губернаторов и миллиардеров. И даже в Кремле раз. Там тоже живые люди, они тоже плакали бы, если бы.
Я никак не могу вспомнить человека, о котором мог бы сказать: это безысходная гнида, такую можно только убить. Любой из встреченных мною был ярок либо в своей дури, либо в своей жестокости, либо в своей, самой последней подлости. Таких людей хочется беречь и холить.
Нет, безусловно, кого-то можно убить, но почти всегда стоит обойтись и без этого. Пусть все живут.
Ощущаю с ними родство.
И мне кажется, что русских людей можно менять местами, потому что все они удивительно похожи, и всякий раз окажутся на своем месте, куда бы их ни поместили.
Иногда я представляю, как все мы, кого я знал, сидим за деревянным столом, — и мы так хорошо сидим, знаете.
Тяжела моя родня, но пусть идут к черту все, кто говорит, что нет крови и нет почвы.
Есть кровь, и почва, и судьба. И речь, пропитанная ими.
Потом я работал райтером и политтехнологом, осмысленно и без угрызений совести менял одну за другой все партии из присутствовавших ныне в парламенте, и сначала с ужасом, а потом с удовольствием понял, что все они одинаковы, и люди, находящиеся в них, — одинаковы, это обычные русские люди.
С тех пор я не удивляюсь, когда, скажем, так называемые "красные" кидают моих друзей нацболов, а представители вроде бы ненавистной "медвежьей" партии выступают в их поддержку. Не удивляюсь, конечно, и когда случается наоборот.
В любом случае, мне ненавистно положение вещей, а не положение людей: тех или иных людей во власти.
А до людей мне всё равно. У меня нет врагов. Есть несколько упрямых в своей алчности людей, и есть невыносимые дураки, но где нет дураков.
В любом случае в России, наверное, уже не будет гражданской войны.
Её так долго не было, что истины стали едины для всех русских людей, вот о чем я говорю. В последние времена мы слишком мало отличаемся друг от друга, чтобы истово ненавидеть.
Помню, в середине и конце 90-х годов мне дико хотелось убить, физически уничтожить нескольких человек, из числа, скажем условно, либералов, либеральных политиков, либеральных журналистов. Мне казалось, что они изо дня в день уничтожают то, что составляет меня, и мириться с их существованием нельзя.
Теперь я смотрю на этих людей почти с нежностью. Они — одни из немногих, охраняющих то, что крепит и меня.
Полностью — в «ДЛ», 2007, №2
