ДОКТРИНЫ И СМОТРИНЫ

№05 (689) от 31 января 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Олег Щукин
ДОКТРИНЫ И СМОТРИНЫ
Что стоит за политической активизацией Дмитрия Медведева?
Конец января ознаменовался одним важным и уже давно ожидаемым событием в политической жизни России — выходом "из тени" на стартовую позицию в предстоящей президентской гонке первого вице-премьера Дмитрия Медведева, которого наряду с министром обороны Сергеем Ивановым практически все эксперты называли первыми среди возможных преемников Путина.
24 января Медведев в рамках "правительственного часа" выступал перед депутатами Государственной думы. Как сообщили едва ли не все средства массовой информации, "ажиотаж был страшный", народные избранники слушали выступление первого вице-премьера практически в полном составе, чего уже давненько, "с приезда Путина", не наблюдалось. Правда, такой результат был достигнут не спонтанно, а в результате серьезной предварительной работы с фракциями, но "если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно"…
25 января в газете "КоммерсантЪ" за подписью Дмитрия Медведева была опубликована программная статья "Национальные проекты: от стабилизации — к развитию" (напомним, последняя часть этой фразы: "От стабилизации к развитию" — с конца ноября служит официальным девизом "Единой России", "партии власти" или "партии медведей", как её неофициально, но уже вполне традиционно называют).
Наконец, 26-28 января именно Дмитрий Медведев был первым лицом российской делегации на Международном экономическом форуме в Давосе (Швейцария), где выступил с пространной речью о ближайших перспективах российской экономики с широкими экскурсами в российскую и международную политику, а также провел ряд встреч с представителями западной элиты, что позволило говорить о "давосских смотринах" Медведева как возможного кандидата в президенты Российской Федерации на период 2008-2011 годов.
"ПРЕЕМНИКИ" И СИСТЕМНЫЙ ЗАПРОС
"Преемники Путина" — это нечто совсем иное, нежели "преемники Ельцина". В "преемниках Ельцина" всегда ходило то или иное конкретное лицо — и ходило, как правило, очень недолго: Немцов, Кириенко, Степашин, Рушайло и т.д. Окончательный выбор "всенародноизбранного", в конце концов, оказался неожиданным и загадочным — и продолжает выглядеть таковым даже по меркам нынешнего дня, когда второй президентский срок Путина подходит к концу. "Преемники Путина" — вполне определенная когорта лиц в ближайшем президентском окружении, на которых потенциально может остановиться его выбор, однако: а) их несколько и б) сам Путин никого никогда своим преемником еще не называл, хотя обещал это сделать уже не один раз, в том числе и публично.
Причины такого различия вряд ли кроются в личных характерологических особенностях Ельцина и Путина. Скорее, эти особенности накладываются на некий "системный запрос", параметры которого в 2007 году значительно отличаются от параметров, скажем, 1999 года. Восемь лет назад главным пафосом этого "системного запроса" была гарантия итогов "рыночно-демократических реформ" в целом и приватизации в частности, а также личной безопасности Ельцина и его "семьи" в особенности. Поэтому любой политик, способный не просто дать такую гарантию, но и доказать ее действенность, "автоматом" проходил в Кремль.
Что в конце концов и случилось. Однако следует признать, что поиск подобной фигуры несколько затянулся, Путин появился буквально "на флажке", а диффамация его потенциальных и реальных конкурентов проходила таким естественно-историческим образом, что субъектно-волевая основа этого процесса продолжает до сих пор выглядеть несколько неопределенной. Зато потом, с лета 1999 года, у Владимира Владимировича всё шло и, если отбросить некоторые частности, продолжает идти "как по маслу". Даже трагедии "Курска", "Норд-Оста", Беслана никоим образом не сказались ни на репутации, ни на популярности второго российского президента, получившего благодаря этому в прессе почетно-ироническое прозвище "тефлонового".
Четкий и безусловный "системный запрос" 1999 года он выполнил так же четко и безусловно: "рыночные реформы" в России продолжаются, итоги приватизации в принципе не пересматривались, а Ельцин по-прежнему желанный и почетный гость на теннисном "Кубке Кремля".
Однако за восемь лет правления Путина сам "системный запрос" значительно изменился, утратив былую четкость и сфокусированность. Несколько утрируя, можно даже сказать, что сегодня этот "системный запрос" заключается прежде всего в формировании самого системного запроса. Власть и собственность имущие в России явно перестали опасаться какой-либо "экспроприации экспроприаторов" со стороны "трудового народа". Зато опасения российских элит в один не слишком прекрасный момент быстро и бесповоротно оказаться лишними на западном "празднике жизни" с каждым днём растут буквально в геометрической прогрессии — вместе с формальным ростом их активов и влияния. Вопрос "куды ж крестьянину податься?" в этих кругах еще не приобрел критически или хотя бы жизненно важного значения, о чем можно судить по инвестиционным, рекреационным и, главное, "наследным" приоритетам подавляющего большинства представителей данных элит, однако он уже поставлен. И если в 1999 году существовал "системный запрос" на "железного исполнителя", что объясняло конечный выбор между "ментом" Рушайло и "чекистом" Путиным, то в 2007 году существует запрос на идеолога — условно говоря (хотя ветхозаветные параллели здесь более чем уместны), "пророка Моисея", способного "вывести избранный народ из Египта в землю обетованную".
ПРОРОКИ И СУДИИ
До сих пор единственной такой "пророческой" концепцией, высказанной вслух, была концепция "суверенной демократии" Владислава Суркова. Она исходила из двух вполне понятных и приемлемых для российской элиты тезисов, внешнего и внутреннего. Внешним тезисом служило положение (в частности, доказательно обоснованное на современном материале отечественным философом А.Савиным в его работе "Россия и демократия") о том, что в мире нет двух одинаковых народов, а следовательно — нет и не может быть какого-то одного "абсолютного" образца демократического устройства общества. Внутренний же, психологический тезис этой концепции был еще более близок действующим российским элитам: "Выше нас только звёзды, круче нас только яйца". Что, следует признать, ни в коей мере не соответствует действительности.
Во-первых, из-за относительной слабости России на международной арене, а во-вторых — из-за разобщенности и расколотости этих самых элит. Недовольство западных контрагентов Кремля его заявками на "суверенную демократию" и претензиями на роль некоей "энергетической сверхдержавы" последнее время, особенно после ноябрьских выборов в Конгресс США, на которых победу одержала демократическая партия, проявляется всё сильнее. Перечислять все признаки этого недовольства и противодействия здесь не имеет смысла — гораздо важнее выглядит реакция российских элит, главной составляющей которой и стал, на наш взгляд, "выход из тени" Дмитрия Медведева.
Ведь с точки зрения непосредственной борьбы за власть в электоральном цикле 2007-2008 годов столь одновременная и масштабная презентация его фигуры (перед российским истеблишментом — через выступление в Госдуме, перед российским обществом — через выступление в "Коммерсанте" и перед западным истеблишментом — через выступление в Давосе) выглядит ничем иным, как политическим фальстартом.
Прежде всего — по времени. До "стартового выстрела", знаменующего начало реальной схватки за власть, остается еще несколько месяцев как минимум. Во всяком случае, последней "тренировкой с повышенной ответственностью" очевидно должны стать выборы в региональные органы законодательной власти, назначенные на 11 марта. Да и там будут важны не столько непосредственные результаты, сколько тенденции. Если рост процента голосов, поданных за "Справедливую Россию", окажется значительным, нынешнюю "партию власти", судя по всему, могут ждать тяжелые времена: их роль в принятии пакета законов, резко ухудшивших и без того невеселую социально-экономическую ситуацию в стране, была определяющей, так что "медведей" вполне могут превратить в "козлов отпущения".
Характерно, что "прессование" в регионах таких политических структур, как КПРФ, "Яблоко" и даже ЛДПР, объективно создает для "эсеров" весьма благоприятные электоральные перспективы, поскольку они монопольно занимают нишу "оппозиционности" и "альтернативности" по отношению к действующей "партии власти". "В ту же лузу" играют и попытки "единороссов" всячески воспрепятствовать процессу объединения "Справедливой России" и дискредитировать эту партию как своего главного политического конкурента.
Понятно, что в этих условиях столь жестко связывать свои возможные президентские перспективы с "медведями" для Медведева — совершенно неоправданный и даже ненужный риск. С этой точки зрения он вполне мог подождать до конца марта-середины апреля. Более того, как следует из восточной мудрости, "обнаживший меч первым — погибает", а потому столь раннее позиционирование первого вице-премьера в качестве актуального "преемника" президента реальных шансов стать таковым ему не добавляет. Скорее, напротив. И, поскольку, несмотря на это, Медведеву пришлось сделать столь рискованный шаг, остается лишь предположить, что главным побудительным мотивом его действий стал именно Давос, где было необходимо презентовать Западу некую "альтернативную" политическую программу Кремля.
Иными словами, первый вице-премьер правительства был сориентирован прежде всего не на президентскую гонку, а на медиацию Кремля с Западом. То есть отечественные "пророки" в лице Медведева пошли на поклон к "судиям" от глобализма и понесли им пока виртуальные, но всё же вполне определенные дары. Которые "вызвали полный восторг", а сам первый вице-премьер получил в Давосе тот "кредит доверия", в котором было некогда отказано Геннадию Зюганову.
ПЛЮСЫ И МИНУСЫ
Детальное рассмотрение различных аспектов "медведевской" вариации кремлевского концепта будущего России, видимо, еще впереди. Однако её главные "плюсы" и "минусы" очевидны уже сейчас.
Важнейшим из "плюсов", несомненно, является не объектное ("Государство как рынок"), свойственное ельцинским временам, и даже не субъектное ("Государство — это мы"), свойственное временам путинским, а проектное отношение к России, которое подразумевается целевое встраивание в мировую экономику на основе концепции "национального государства", осуществляющего массированный экспорт углеводородов.
В своем выступлении на давосском форуме Дмитрий Медведев выдвинул триединую модель будущего России: диверсификация отечественной экономики, создание современной инфраструктуры и формирование "экономики знаний".
Все три позиции не могут вызвать никаких возражений ни у одного здравомыслящего экономиста или политика. Однако их детализация первым вице-премьером оказалась явно "заточенной" под ожидания западных контрагентов. Это, во-первых, упор на безоговорочное вхождение РФ в глобальную экономическую и политическую систему с прекращением упора на "суверенный" характер российской демократии. Во-вторых, курс на приведение всех внутренних цен, включая цены на энергоносители, к "мировому уровню". В-третьих, "максимально свободное" привлечение западных инвестиций в качестве основных средств для модернизации РФ.
Всё это, несомненно, способствовало более чем положительному восприятию Медведева представителями западного, прежде всего американского, истеблишмента. Однако неизбежно поставит перед ним дополнительные вопросы в плане соответствия заявленной концепции национальным интересам России и стратегических перспектив развития нашей страны.
Несомненно, что ряд медведевских формулировок наподобие "бесплатного газа больше не будет" фактически указывают на попытки полностью коммерциализовать подход "Газпрома" и к внутреннему рынку, и к странам СНГ. Отсюда сразу возникает вопрос о принципах строительства стратегического пространства вокруг России. Жесткое устранение ценовых преференций на энергоносители в отношениях с "ближним зарубежьем", несомненно, вызовет (и уже вызывает) ответные шаги со стороны бывших союзников, а ныне "партнеров" — прежде всего в сфере оборонного сотрудничества.
Использование Россией военных объектов на территории Азербайджана, Армении, Украины и Белоруссии станет более чем затруднительным и потребует либо дополнительных затрат из госбюджета, либо отказа от военного присутствия в этих регионах, т.е. от российской "имперскости" как таковой. А без этого геополитического ресурса, в свою очередь, неминуемо "зависает" и декларированная Медведевым "рублёвая зона" с приобретением российской денежной единицей статуса мировой резервной валюты.
Но главным минусом "экспортного" выступления Дмитрия Медведева, несомненно, является тот реальный контекст, в котором оно прозвучало. Пока первый вице-премьер едва ли не "на бис" солировал в Давосе, Путин находился с рабочим визитом в Индии, где согласовывал приоритетные направления дальнейшего двустороннего сотрудничества со "вторым азиатским гигантом". Туда же для проработки аспектов взаимодействия в военно-технической сфере был срочно вызван и министр обороны РФ Сергей Иванов.
Иными словами, в Кремле сегодня уже очень хорошо понимают, что судьба мира решается не только и даже не столько в Давосе, сколько в регионах мира, весьма отдаленных от швейцарских Альп. Дополнительным свидетельством тому стала недавно выдвинутая идея создания "газовой ОПЕК", уже согласованная двумя крупнейшими мировыми производителями "голубого золота", Ираном и Алжиром, а также, судя по всему, поддержанная КНР. Отказ Кремля присоединиться к этой структуре — вполне вероятный в свете "медведевской" концепции — может обернуться окончательной потерей для "Газпрома" среднеазиатских поставщиков газа: Туркмении и Узбекистана, что, несомненно, вызовет серьезные экспортные затруднения в главной на сегодня "кремлевской" корпорации, к управлению которой первый вице-премьер правительства Дмитрий Медведев имеет самое непосредственное отношение.
Таким образом, остается констатировать, что попытка Кремля несколько притушить антироссийский "пожар", разгорающийся на Западе, при помощи выдвижения на авансцену Медведева как "агента-2007" и "либерально-рыночной массовки" в лице Чубайса, Грефа и Ко, может быть признана тактически вполне успешной. Однако возможная реализация этой "давосской стратегии" на практике в чистом виде несет с собой новые дополнительные и во многом неприемлемые риски для настоящего, а особенно — для будущего российского государства и российского общества.