ТV КАК РЕЛИГИЯ БУДУЩЕГО

№51 (683) от 20 декабря 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Денис Тукмаков
ТV КАК РЕЛИГИЯ БУДУЩЕГО

ОКНО В МИР
Телевизор, в своем предельном упрощении, — это "подлинное окно в подлинный мир".
Типичный вид из оконного проема на среднестатистическую российскую улицу или двор слишком однообразен и мертв, чтобы претендовать на подлинность, — он сродни экранной заставке на мониторе или, в лучшем случае, аквариуму. Но даже рыбы дохнут от такой мертвечины.
Размеренная жизнь обыкновенного человека, наполненная привычными алгоритмами, маршрутами и контактами, ежедневно повторяющаяся, регламентированная, — также слишком скупа, не подходит на роль "проживания настоящего" и лишь притупляет чувство реальности. "Сегодня тот же день, что был вчера", как вечно поет Б. Г., и однообразный вид из окна электрички по пути на работу и с работы скорее навевает мысль о "раскрашенном тоннеле" и "потемкинских деревнях", чем о реальном мире. Вы двадцать лет ездите одной и той же дорогой на одну и ту же работу — и это вы называете явью? Ну конечно, нет — и остановленный в вечности Сент-Экзюпери лихорадочно снаряжает свой самолет, лишь бы только вырваться из этого тлена, прочь от "лавок и мансард", и берет с собой всех прочих аутсайдеров. А равнодушным лавкам наплевать.
Оставались еще книги — с ними было удобно до того момента, как они, вместе с живописью, вдруг не поняли, что слепо фиксировать единственную действительность, работая "фотоаппаратами", — слишком унизительная задача для них. После этого доверия к ним как "проводникам реальности" не стало.
Наконец, общение с другими людьми всё сильнее напоминает Интернет-чаты, где за никами и аватарами скрываются маньяки: ну как, скажите, можно верить таким "посредникам"?
Лишь ТВ показывает реальность такой, какой, в нашем представлении, она и должна быть: в ее непрерывном калейдоскопическом разнообразии, полноте и новизне — да еще с претензией на объективность. Глядишь в ТВ и понимаешь — вот он, мир: свежевымытый, пульсирующий, "всякий на выбор". Подобное представление о мире, как о "вечно сменяемой картинке", возможно, не самое правильное, но к нему нас долго и трепетно, конкурируя с Мифом, приучала Наука все свои последние пару тысяч лет. Еще сильнее Наука заставила нас уверовать в то, что мир — это нечто вовне нас, что-то такое, что живет своей собственной полноценной, суверенной, нерукотворной жизнью и на что можно взглянуть со стороны, подглядеть в "замочную скважину". А потом Наука сконструировала ТВ.
"Там у них вечно происходит что-то новенькое!" — вот изначальное сущностное свойство ТВ, почти нереальное для нашего неестественно шаблонного окружения. Выключенный ТВ вопиет: "Включи! Узнай реальность снова. Впусти в себя мир. Вдохни настоящее!". Мы включаем — и из закольцованности мертвящего дежа вю ТВ переносит нас в подлинную реальность, с новостями, событиями и последними знаниями о мире. Научившись за полстолетия делать это очень быстро, экономя время и деньги, ТВ превратилось в самый действенный способ внешнего контакта с реальностью — в этом оно оказалось куда эффективней книг, путешествий или человеческого общения.
Тот мир, что расстилается внутри ТВ-кристалла, — это, конечно, никакой не "морок", не "мираж голубого экрана". Он ничем не хуже той иррациональной каши, что сквозит из форточек. В начале 90-х измерение, в которое уносились десятки миллионов советских людей, просмотревших очередную серию "Санта-Барбары", было, кажется, более реальным, чем фантасмагорическая повседневность тех дней, когда за окнами трескались силовые линии мира и гигантская страна стремительно распадалась, теряя опору. Человека не обманешь, и если для него терапевтический эффект от сеанса Кашпировского или Петросяна, от очередной дозы сериала оказывается более действенным, чем таблетка поддельного, но официально продаваемого анальгина, стало быть, реальность зурабовских аптек и реальность ТВ-измерения еще поспорят друг с другом, и неизвестно, чья возьмет.
КОСМИЧЕСКИЕ РИТМЫ
Из хаотического вороха случайностей мир становится скрепленной, понятной, живой реальностью лишь тогда, когда он начинает тянуться во времени: "Мир — это то, что длится". Хаос превращается в космос только тогда, когда начинается история, появляется начало и конец, источник и цель. В оконном проеме или в заставке на мониторе истории нет: всё, что там есть, — это мельтешение знаков и изнуряющая зацикленность имени Сизифа, Эолова сына. В отличие от них, ТВ научилось "создавать и проживать жизни" — сотни и тысячи самых разнообразных жизней одномоментно, на любой самый изощренный вкус. ТВ вернуло современному человеку чувство времени, одарив его ритмом новостей, турнирными культами "большого спорта", многомесячными сериалами и вершиной искусства "творить историю" — феноменом реалити-шоу.
У человека вновь, со времен сильных религий, появилось то, чему хочется переживать, к чему можно "прислониться", чтобы осмысленно "плыть по жизни вместе с самой жизнью". Чтобы из недели в неделю, из месяца в месяц чувствовать собственную вовлеченность в некую Большую Миссию, свою "вписанность в план", свое "право присутствовать в мире" под крылом мощных эгрегоров. ТВ не хуже религии научилось создавать такие вот "реки", по которым человеку удобно "сплавляться", ощущая в этой сопричастности к чему-то, что выше и протяженнее его самого, собственную значимость в непрерывном всеобщем движении от начала к концу, от замысла к цели.
Сегодня нагляднее всего это происходит в спорте, который стал таким, как мы его знаем, именно благодаря ТВ.
Представьте себе болельщика, у которого есть любимая команда, спортивный Клуб. Клуб этот занят "проживанием жизни". Десятилетиями и столетиями он проводит свои матчи, всякий раз разные, игроки и тренеры сменяют друг друга, там "вечно происходит что-то новенькое" — притом что-то очень осмысленное, искреннее, "побеждающее любые обстоятельства". Гремят революции и войны, государства появляются и исчезают, а Клуб остается незыблемым в этом мире. Он уже больше, чем "элемент случайности" и гораздо больше, чем человек. Болельщик, изо дня в день, из года в год переживающий жизнь вместе со своим Клубом, ощущает логическую связность собственной судьбы с миром, свое место под солнцем, имеет четкие этические координаты, ясные понятия о добре и зле. Это боление может длиться до бесконечности, передаваться от отца к сыну, и представляет собой вполне законченный образец "жреческого служения миру", когда "мир вращается вокруг одной из песчинок".
Во всем остальном ТВ действует тот же принцип. Подобное "служение" происходит во всех случаях ТВ-сериалов, от "Спокойной ночи, малыши!" до еженедельных аналитических программ Соловьева и Познера. Сама еженедельная "сетка вещания" ТВ напоминает религиозный календарь, смысл которого был понятен любому крестьянину: вписать его собственную жизнь в ежегодный космический ритм бытия — и, по сути, сделать жизнь отдельного человека "чуточку бессмертной".
И это вовсе не уничижение человека "перед лицом вечности". Напротив, ТВ восстановило сам принцип антропоцентризма, пошатнувшийся было в мировых войнах и научных открытиях первой половины XX века. Фигурально выражаясь, само Божество под видом ТВ сошло к человеку на тумбочку в трех метрах от него: "Гляди, мы снова вместе!"
Переиначивая Маларме: "Мир существует, чтобы войти в телевизор". ТВ для человека стал ключом к подлинной реальности не только в терминах пространства, но и времени. В общем виде формула выглядит так: ТВ — это реальность в своей многогранной полноте, тогда как обыденность за окном — подлая и пошлая виртуальность.
ИНТЕРАКТИВНОСТЬ
Всё это стало ясно еще на заре телевидения. Дальнейший путь развития ТВ уже тогда угадывался почти интуитивно. Необходимо было придумать, как сделать так, чтобы сопричастность человека к реальности стала всеобъемлющей.
Еще лет двадцать назад ТВ с успехом заменило психоделики, не только научившись "расширять сознание" зрителя, но и, что более сложно, делая это сознание гораздо более социально и морально адаптивным к внешнему миру. Я помню, как впервые, году в 1988-м, увидел по советскому ТВ интервью с "фашистами" — двумя молодыми русскими людьми со свастиками на рукавах. Мое тело навсегда запомнило то психоэмоциональное состояние стресса, ненависти и стыда, какое я испытывал на протяжении всей той передачи. Я был как чугун — неимоверно тяжелый, напряженный и хрупкий. Столкнись я тогда с этими "повязками" в подворотне, на митинге или в метро — и я сошел бы с ума от неадекватности происходящего и моей собственной картины мира, составленной в духе "дистиллированного совка". Оказалось, что в мире существуют людоеды, педерасты, изменники Родины, сектанты, ВИЧ-инфицированные, маньяки, подпольные миллионеры, чеченские боевики, контактеры с НЛО и куча прочих отклонений от шаблона — и ТВ всякий раз старалось "привить" население страны к этим "социальным вирусам" прежде, чем последние обрушатся на наши головы. Множество подобных адаптаций прошло успешно, и теперь — слава ТВ! — в отношении этого прекрасного мира мы стали гораздо более гибки и натренированы, и справимся с любыми его вызовами. Так ТВ послужило той "метафизической отверткой", что "плотно приладила нас к миру", не оставляя дурацких зазоров, которые могли бы нас убить — и мы стали сильнее.
Но кое-что не получалось. Тупо-экстенсивный способ "разнообразить мир до предела", заполнив ТВ-приемник двумя сотнями различных каналов, энциклопедически исчерпывающих наши представления об иерархии реальности, оказался тупиковым. Прежде всего, он привел к душевной болезни под названием "зиппинг" ("бессмысленное монотонное переключение каналов в состоянии полубодрствования"), известной нам по творчеству Виктора Пелевина и Роджера Уотерса. А также — к маниакальной боязни "пропустить то, что не успеваешь посмотреть и что потом бог знает когда еще покажут, если покажут вообще"; это, в свою очередь, вызвало развитие таких мастурбационных форм ТВ-суррогатов, как видеомагнитофоны, субтитры, спортивные телеповторы или телеканал "Наше старое кино". (Здесь важно не путать подобные повторы, вызванные боязнью "пропустить момент", с ритуальными ежегодными показами, например, фильма "Ирония судьбы, или С легким паром!" 31 декабря.)
Качественно иной способ изменения цепочки "человек—ТВ—реальность" оказался гораздо более плодотворным, но и неимоверно более сложным. Речь идет о понятии "интерактивности", то есть о принципиальной возможности активного влияния человека на эту цепочку и превращения его в равноправного субъекта отношений с миром: когда бы человек мог "протянуть в телеэкран руку, чтобы сорвать показываемый там плод". То есть Бог не просто разрешил телезрителю лицезреть себя, сидящим на ТВ-тумбе, но и позволил ему "трогать себя за бороду". А это дорогого стоит.
Интерактивность — это уже не просто "сопричастность" сериалам или "катарсис" от шоу-состязаний. И даже не современное западное ТВ, все более сближающееся с Интернетом в вариативности выбора и возможностях подогнать ТВ-картинку под почти любые предпочтения зрителя. В своем пределе интерактивность — это почти марксистское "деятельное переустройство жизни", когда человек по эту сторону ТВ-экрана лично творит историю, происходящую по ту сторону ТВ-экрана, формируя ее законы, выстраивая иерархии смыслов, определяя телеологическое направление ТВ-действа и отсеивая действующих лиц. Нынешние реалити-шоу и спарринг-ток-шоу, в которых зрители через телефонные звонки устанавливают победителей или отбирают дальнейшее развитие событий, — детский лепет по сравнению с тем, к чему всё в итоге, видимо, придет лет через пятьдесят.
ЭМПАТОСКОП
Настоящая интерактивность ТВ-действа подразумевает присутствие человека в нем не только в роли "демиурга" или "арбитра", но прежде всего — в качестве непосредственного участника. В пророческой книге Филиппа Кинреда Дика "Мечтают ли андроиды об электроовцах?", написанной почти сорок лет назад, сконструирована религия будущего, имеющая отношение к будущему ТВ. В минуту опустошенности герои книги прибегают к спасительному прибору, "эмпатоскопу", который, как представляется, действительно явит собой нечто кардинально новое, невиданное на земле:
"Как только он включил его, он тут же почувствовал запах озона, поднимающийся от энергоблока; нетерпеливо и судорожно вздохнув, Изидор сразу же ощутил радостный прилив бодрости. Катодно-лучевая трубка бледно засветилась, как копия, как слабая имитация ТВ; постепенно сформировался коллаж, составленный из случайных наслоений красок, цветных полос и предметов с размытыми очертаниями; картинка не изменится до тех пор, пока он не уберет пальцы с ручек включения... Поэтому, еще раз глубоко вздохнув, чтобы окончательно успокоиться, он крепко взялся за рукоятки.
Зрительный образ тут же обрел очертания; Джону Изидору открылся хорошо знакомый ландшафт: древний серо-коричневый бесплодный склон — пучки высохших стеблей торчали как ребра скелета — медленно уходил вдаль и растворялся в тумане неба, не тронутого лучами солнца. Одна-единственная фигура, лишь отчасти походившая на человека, с трудом брела вверх по склону — преклонного возраста мужчина, почти старик, в бесформенной выцветшей накидке, которую скроили из куска жуткой серой пустоты неба. Этот человек — Уилбер Мерсер — едва переставлял ноги; Джон Изидор, наблюдая за ним, избавлялся от давления комнаты: полуразвалившиеся стены и обветшалая мебель отступали прочь, уходили, как уходит с отливом вода; вскоре он даже перестал их замечать. Одновременно, как и всегда прежде, возникло ощущение, что он проникает внутрь Изображения, входит в коричнево-серый монотонный ландшафт холма и неба. Он сбросил с себя путы стороннего наблюдателя, теперь он поднимался вверх вместе со старичком, и ноги — его ноги — волочились вверх по каменистому склону; он тяжело дышал, вспоминая старую боль от неровных шагов и наполняя легкие едким туманом неба — неземного неба над невероятно чужим, далеким склоном, который с помощью эмпатоскопа воспринимался материально.
Он перешел границу реального и окунулся в этот мир стандартным, но приводившим человека в замешательство способом; физическое слияние — ментальная и духовная тождественность — с Уилбером Мерсером вновь осуществилось. И у Джона Изидора, и у всех остальных, кто одновременно с ним сжимал рукоятки, будь то на Земле или на одной из колониальных планет.
Он чувствовал их всех, впитывая невнятные обрывки мыслей, звучащих в его собственном мозгу, — навязчивый шорох существования каждого. И их, и его беспокоила общая мысль; сплавленная психика ориентировала внимание на холм, на подъем, на необходимость взбираться все выше и выше. Шаг за шагом Цель приближалась, но так медленно, что подъем осуществлялся почти незаметно. Но все же осуществлялся. Надо подняться еще выше, подгонял себя Джон; камни выскальзывали из-под ног и катились вниз. Сегодня подняться выше, чем вчера, а завтра... Он, как часть Уилбера Мерсера, вскинул вместе со всеми голову, пытаясь обозреть склон. Невозможно разглядеть вершину. Но она где-то там. Не слишком далеко. Настанет день, и вершина покажется на фоне серого неба. Осколок скалы, брошенный в Мерсера, попал в руку. Он почувствовал боль, повернул голову и стоял теперь вполоборота; вот почему следующий осколок пролетел мимо..."
Это и есть логически непосредственное будущее ТВ, притом, возможно, весьма недалекое.
НАД-МОЗГ
Дальнейшее развитие форм ТВ-бытия туманно. Пожалуй, сейчас можно выделить лишь две внешне противоположные стратегии его развития. Либо это роль ТВ как "морального ориентира" и "точки сборки" религиозных чувств человечества, — роль, близкая к предсказаниям Филиппа Дика. Либо же это более технологически сложная роль ТВ как "исполнителя желаний", как "дарителя мечты", ориентированная на бесконечное множество запросов человеческого естества и чудесную их реализацию, безо всякого обмана. Скорее всего, оба этих мнимых полюса будут пересекаться и совпадать во все том же "образе ТВ как Бога" а могут и принципиально разводиться — в зависимости от технологических и идеологических предпочтений будущих правительств, которые с большей или меньшей степенью умения смогут растолковать своим гражданам противоположность или, напротив, тождество двух этих ролей.
Можно представить себе ТВ, которое будет восприниматься человеком не одними только глазами, но всеми органами чувств. Подобный "посредник" между нами и миром больше не будет казаться для нас чем-то внешним — напротив, его бесконечные возможности по трансляции человеку новых, им запрашиваемых знаний, станут ощущаться естественным положением вещей. Но это не будет лишь очередной технический "костыль" для человеческого мозга — вроде подзорной трубы или калькулятора. Видимо, ТВ станет всеобщим коммуникатором человеческого сообщества, позволяющим моментально устанавливать внутри него любые комбинации связей и отношений. ТВ будет идти в сторону создания, впервые в истории, сетевой организации всего человечества с функциями "Над-мозга", "роевого сознания". При этом, очевидно, будут развиваться методики, позволяющие ТВ претендовать на морально-религиозную доминанту, когда бы вовлечение в ТВ-сеть как можно большего числа людей ради "обретения подлинного смысла существования рода человеческого" диктовалось бы требованиями выраженно этического свойства.
Можно сказать, что ТВ будет не просто "транслятором реальности", но самой реальностью, и не столько "религией будущего", сколько самим будущим. Это логическое доведение до итогов тех свойств и функций ТВ, что оно обрело почти с самого рождения. Раз уж ТВ появилось однажды на горизонтах человечества, ему суждено будет непременно развиться из состояния "окна в мир" через роль "личного помощника и терапевта", через статус "органа для нивелировки мозгов", через миссию "самого верного инструмента познания" — в единственную пуповину, которой человек будет связан с другими людьми, с Богом и реальностью. Как при этом ТВ будет взаимодействовать с научным прогрессом, Интернетом, нейросетями и психоделическими веществами, как будут пытаться его использовать для политических нужд сотни государственных режимов по всему миру, как ТВ будут запрещать, проклинать и уничтожать — это уже дела технические.
Но что если ТВ, став суррогатам реальности или, наоборот, приумножив реальность до бесконечного числа миражей, сведет Историю к Игре, канализирует кипящую жизненную энергию и неукротимое творчество народных масс к ритуально-схематичному "зиппингу", к рукотворному формату "технологического фашизма"? Что, если весь прогресс ТВ будет в итоге сведен к его "энтропийной смерти", к анти-ТВ а-ля круглосуточный показ балета "Лебединое озеро" 19 августа 1991 года? Ведь "кнопки-то известно у кого будут, и уже сегодня мы видим, как…"
Кажется, однако, что сегодня мы как раз ничего еще не видим, кроме страхов и призраков, и всё, что нас так возмущает в нынешнем формате телевещания, — лишь последние затянувшиеся акты все того же балета. Прорыв непременно произойдет, как произошел с мирным атомом, победившим атом военный, как случился он в Интернете, вырвавшемся на просторы мироздания из-под фуражек министерства обороны США. Если мы свято верим в Историю и роль человечества как главной антиэнтропийной силы во Вселенной, то мы должны смело поверить и в ТВ, вовсе не случайно изобретенное этим самым человечеством и в этой самой Истории.