№46 (678) от 15 ноября 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Евгений Маликов
УЧИТЕЛЬ СИММЕТРИИ
Творчество Александра Родченко сегодня
Вернисаж ретроспективной выставки Александра Родченко, открывшейся в "Манеже" 1 ноября, обрушил на зрителя шквал живой энергии авторской фотопечати, поддержанный с флангов полиграфическими работами и совместной с Дзиго Ветровым "неигровой фильмой", а с тыла — альбомом "Фотография — искусство", предложенным нам издательской программой "Интерроса", настолько отвечает самым современным требованиям, что его вполне можно назвать выдающимся событием отечественного книгопечатания.
Я — не специалист в истории фотографии, но, думаю, не ошибусь, если скажу, что симметрией этот вид искусства заинтересовался несколько позже, чем эта дисциплина стала предметом изучения в академической живописи. Конечно, я имею в виду "относительную адресацию" в рамках становления каждого из этих искусств. Пейзаж не сразу нашел себе место в рисунке, но кажется очевидным, что к моменту появления фотографии художники уже давно и комфортно оперировали линейной перспективой и прочими понятиями, основанными на геометрической оптике. Законы композиции были сформулированы и формализованы, симметрия занимала в них не последнее место.
Фотография в качестве документального жанра развивалась более хаотично, и не вдруг стало ясно, что отличает хороший кадр от кадра случайного, любительского. Для этого в фотоискусство нужно было прийти мастерам, имеющим подготовку художника. Анри Картье-Брессону во Франции, создавшему буквально "на троих" за бутылкой шампанского формата "магнум" фотоагентство "Магнум-фотос", или Александру Родченко в Советской России.
Полагаю, лишь после этого композиция осознанно вошла в фотоискусство, и уже не одни портреты стали продуктом фотографа-мастера: репортаж отныне тоже был обязан "дотянуть картинку" до определенного уровня. И помогла ему в этом симметрия, которую Родченко легитимировал в фотографии едва ли не первым.
При этом советский конструктивист вовсе не был одиноким в своих поисках и экспериментах. Все его действия лежали в рамках актуального для Европы с 20-х по 24-е гг. ХХ века искусства. Он был тем, кого евреи относят к "нефталим": участникам всех битв своего поколения. Он был тем, кого Ортега-и-Гассет мог бы назвать типичным представителем своего времени. Или же, немного продолжая испанского философа, героем поколения.
Когда Анри Бергсон ввел понятие "этноса, состоящего из одного человека", его подхватил Арнольд Тойнби, обобщив француза в своей концепции "ухода-и-возвращения" до того, что героем, движущим историю, согласно Тойнби, мог стать только тот, кто решался порвать с традицией, решался стать представителем "нового этноса". Общества, способные быть описанными функциями, состоящими из одних "точек разрыва", англичанин относил к прогрессивным, другие — чье течение удовлетворительно описывалось непрерывными функциями, лишенными "особых точек", — к обществам варварским. Что, конечно же, не может быть принято на догматическом уровне.
Наоборот, герой поколения всегда типичен. Это достаточно нетривиальная мысль, чтобы отнестись к ней внимательно. Но, кажется, в ней истина. При любой оригинальности героя, он сам — продукт эпохи, сконцентрировавший в себе все ее основные черты. В герое находят завершения все чаяния поколения, эстетика времени заостряется, превращая типаж, "вместивший все", в стрелку, указывающую направление дальнейшему движению.
В случае Родченко это более чем оправданное заявление.
Советский фотограф ничего, кажется, не придумывал сам. В 20-е годы портреты в сходном стиле делал, навскидку, венгр Ласло Моголь-Надь... В 30-е спортивная статика Родченко нашла завершение в "Олимпии" Лени Рифеншталь... Но Родченко — единственный, кто варварски и нагло узурпировал все проявления времени, собрал, сфокусировав на себе, все энергии поколения. И стал пулей, летящей вперед, компасом указывающим путь, пионером того wild frontier'а, к которому устремилась жизнь. Он стал не только образцом для Рифеншталь — его захваченные неожиданным ракурсом люди продолжились в XXI веке "выстрелами" Брюса Гилдена, не самого последнего фотографа из "Магнум-фотос", сетки светотени Родченко, падающие на "Девушку с "Лейкой", стали общим местом для каждого начинающего фото-асса, его эксперименты обернулись банальщиной тиражирования, но ведь не это в Родченко главное. Не простота его эффектов. Главное у Родченко то, что потом в его простых узорах увидели те, кто пошел дальше по пути композиционного совершенствования. То есть сама симметрия.
Дилетанту кажется, что симметрия — это только зеркало или же повороты относительно какого-то центра. Повторение (трансляцию) он в расчет не берет, как не берет в расчет и комбинации этих основных типов симметрии.
Между тем теория оперирует понятием "точечной группы симметрии", которая может быть сколь угодно перегруженной, но — при умении — считываемой. И оказывается, что наиболее совершенными выходят пейзажи, где группа симметрии наиболее сложна, а репортажные снимки оказываются тем ценнее эстетически, чем большее количество трансляций, поворотов и осей симметрии, наложенных друг на друга, находит себе место в кадре.
Лучшие современные мастера берут именно этим. Теорию симметрии можно одинаково хорошо изучать и по учебникам, и по снимкам Фердинандо Сьянны или Стива Маккари (оба — Magnum-photos). Но начинать нужно с несложных построений Родченко, которому конструктивизм предписывал быть математиком и механиком. Его заслуга, повторяю, в том, что он ввел явно в фотоискусство то, чем жила уже живопись, сделав процесс фотографирования не спонтанным и неотрефлексированным, но осознанным и формализованным процессом.
После Родченко уже нельзя было снимать "документально". Фотофактом становилась реальность, не сконструированная в мастерской, но "отобранная" у природы. Но "отобранная", а не "подобранная случайно". Подсмотренная в совершенстве уже существующей, а не созданной композиции. Это столь же революционно, сколь революционными для пейзажа были разработки барбизонской школы, но барбизонцы были вооружены теорией до того как вышли на пленэр, в то время как малочисленные обладатели "Леек" и "Кодаков" зачастую оставались наивными и девственно невежественными и с камерой в руках.
Мозг Родченко едва ли не впервые у фотографов проделал работу по мысленной трансформации перцептивной перспективы (того, что видит глаз) нашего восприятия в перспективу линейную (ее фиксирует объектив) конечного продукта. Но этого оказалось мало. Гармонию он попробовал на зуб "алгебры", и у него не возникло диатеза. Он предложил нам симметрию в качестве основополагающего принципа (поверьте мне без доказательств, что он прав) жизни, и именно в этой глубинной правоте, этой неочевидной близости к природе причина того, что до сих пор фотографии Родченко не вызывают у зрителя ни аллергии, ни чувства оскомины.
В мире Родченко не было антагонизма между "физикой" и "лирикой", как нет его у Творца. Эту смешную войну придумали позже забывшие культуру особи. А раз так, то выставка в "Манеже" и фолиант программы "Интерроса" — прививка от глупости. Которой со времен 60-х стало, к сожалению, не меньше...
Выставка проходит до 1 декабря в ЦВЗ "Манеж", Манежная площадь,1, м. "Охотный ряд", "Театральная".
1.0x
