№32 (664) от 09 августа 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Николай Анисин
ПЕВЕЦ КРАСНОЙ ИМПЕРИИ
Политические заметки об Алексее Фатьянове
Пригласительная открытка со старинным гербом города Вязники гласила: "Мы рады приветствовать вас на празднике! Надеемся, что, находясь на древней Вязниковской земле, вы прикоснетесь к истокам прекрасного, что сделает вашу жизнь чуть ярче и светлее".
На сей текст оргкомитета Фатьяновского праздника песни и поэзии откликнулся люд из разных краев. Я приехал в Вязники на автобусе с певицами из Архангельска, с поэтами из Мурманска, Иванова, Риги и Москвы. На дверях гостиницы, где нам дали приют, рдела вывеска: "Мест нет". Гостей в городе было явно густо.
К обещанному оргкомитетом прекрасному я прикоснулся уже через полчаса после приезда. Рядом с гостиницей на пустынной площадке перед Домом культуры репетировал духовой оркестр. Всесильно репетировал — всё небо, все дуновения ветра, всю листву вокруг заполонил чудными звуками.
Я сел на скамью в пустынном же сквере, и жизнь моя, как и пророчил оргкомитет, стала чуть ярче и светлее. Мне выпал редкий шанс — мелкую свою душонку в полном одиночестве окунуть в половодье великих песен.
Да, песни перед Домом культуры не исполнялись. Музыканты Вязников играли мелодии песен. Но мелодии песен на стихи их земляка Алексея Фатьянова — на стихи, которые в памяти или даже в сердце любого нормального русского человека. Взмах дирижерской палочки, льётся музыка, музыка духового оркестра — и она непроизвольно наполняется во мне словами Фатьянова:
Прошел чуть не полмира я —
Нигде с такой не встретился
И думать не додумался,
Что встречу я тебя...
Краткая пауза. Новый взмах палочки дирижера — новая мелодия, и я про себя пою Фатьянова:
На крылечке твоем
Каждый вечер вдвоем
Мы подолгу стоим
И расстаться не можем на миг.
"До свиданья!" — скажу.
Возвращусь и хожу.
До рассвета хожу
Мимо милых окошек твоих...
Поэт Алексей Иванович Фатьянов — вроде бы чистый лирик. То есть, по-русски, выразитель личных чувств и переживаний. Спорить с этим ну никак невозможно. Но можно доказать, что лирика Фатьянова — не просто лирика, а лирика государственного значения.
Когда сопредседатель Фатьяновского праздника московский поэт Александр Бобров, представляя гостей Вязников друг другу, добрался до меня, то сказал:
— Вот Николай Анисин — политический журналист, автор статей и книг про политику и политиков, но и его почему-то вдруг занесло на праздник лирического поэта Фатьянова.
Мой сам по себе возникший ответ с места на издевку Боброва был шутливо-пошловатым:
— Лирик Фатьянов политически служил Советской Красной империи. И складывая проникновенные стихи о любви, он исполнял заказ товарища Сталина на повышение рождаемости в стране, и русские по числу детей на семью после войны опередили все европейские народы.
Конечно же, по большому счёту, ничьими заказами Фатьянов в своем творчестве не руководствовался. Писал он по велению собственного сердца, которое, перефразируем Шолохова, принадлежало Народу и Советскому государству. И вклад лирического поэта Фатьянова в победу в Отечественной войне и в послевоенный подъем Красной империи Сталина больше, чем вклад уймы агитаторов-пропагандистов и разного рода пишущих политруков.
В народ слово Фатьянова пришло, когда страна была на грани жизни и смерти. И пришло оно, его слово, чтобы смыть горечь поражений, боль утрат и вселить волю к жизни. Свидетельствует поэт-фронтовик Николай Старшинов:
"После длительного ночного марша по смоленским чащобам и болотам наша часть вышла на опушку леса. Мои товарищи в полном боевом снаряжении — с винтовками, автоматами и пулеметами, от усталости едва не валились с ног…
Тут мы и услышали отчаянно веселую, зажигательную песню, а потом уже увидели наших разведчиков в густой некошеной траве…
На солнечной поляночке,
Дугою выгнув бровь,
Парнишка на тальяночке
Играет про любовь, — выводил один из разведчиков. А его товарищи подхватывали:
Играй, играй, рассказывай,
Тальяночка, сама,
О том, как черноглазая
Свела с ума.
Песня ворвалась в наши солдатские сердца. В ней было столько удали и задора, что как-то сама собой забылась усталость, словно у нас прибавилось сил…
Так я впервые встретился с песней Алексея Фатьянова.
Его песни шли с нами в годы войны по лесам, полям и болотам, помогали нам жить, воевать, поддерживали нас в трудную минуту, а в светлые мгновения делали нашу радость еще ощутимее, ярче, богаче. Они были неотделимы от нас, от наших чувств, мыслей, надежд.
Песни Алексея Фатьянова, написанные в годы Великой Отечественной войны, были особенно близки солдатам, потому что они приходили в самое нужное время и говорилось в них о самом главном — о боях, которые были впереди, о любви, о дружбе, о родном доме. И говорилось замечательно просто, задушевно, проникновенно:
Ведь завтра снова будет бой,
Уж так назначено судьбой,
Чтоб нам уйти, не долюбив,
От наших жен, от наших нив,
Но с каждым шагом в том бою
Нам ближе дом в родном краю.
Как точно схвачено здесь настроение солдата! Какое прекрасное само течение речи, какие естественные, лишенные всякой вычурности, разговорные интонации!"
К сказанному Старшиновым резонно добавить, что Фатьянова пели не только на фронте, но и в тылу, что лирика молодого поэта незримо-крепко соединяла разлученных войной любимых в едином стремлении к Победе:
Где ж ты, мой сад, вешняя заря?
Где же ты, подружка, яблонька моя?
Я знаю,
Родная,
Ты ждешь меня, хорошая моя.
Пусть нелегко до тебя дойти,
Я вернусь, родная, жди и не грусти.
С победой
Приеду,
Любовь твоя хранит меня в пути.
Послевоенная лирика Фатьянова — это лирика возрождения сожженных войной деревень:
Я хожу в хороший час заката
У тесовых новеньких ворот,
Может, к нам сюда знакомого солдата
Ветерок попутный занесет.
Если ты случайно неженатый,
Ты, дружок, нисколько не тужи.
Здесь у нас в районе, песнями богатом,
Девушки уж больно хороши.
Мы тебе колхозом дом построим,
Чтобы было видно по всему —
Здесь живет семья советского героя,
Грудью защитившего страну.
Послевоенная лирика Фатьянова — это лирика новой энергии городов, энергии благодати и неуемного трудового ритма:
Тишина над Рогожской заставою,
Спят деревья у сонной реки.
Лишь составы идут за составами
Да кого-то скликают гудки.
Или:
Когда на улице Заречной
В домах погашены огни,
Горят мартеновские печи,
И день и ночь горят они.
Я не хочу судьбу иную.
Мне ни за что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня.
После великой Победы наша страна совершила великий рывок во всех сферах жизнедеятельности. Мы в сжатые сроки восстановили разрушенные города и веси. Индустрия у нас развивалась самыми высокими в мире темпами. Мы первыми среди воевавших стран Европы отменили карточки на продукты питания. Мы обогнали по числу студентов на тысячу жителей все прочие страны планеты. Мы создали ядерный щит и готовились покорить космос…
Наша Красная империя, империя Сталина — шла к расцвету. Уверенно шла потому, что в ней царила справедливость — каждому по трудам его — и потому, что она была едина политически, идейно и духовно. А таковое единение, без которого немыслимы массовые подвиги в бою и труде, стало возможным в том числе и благодаря всеми любимым песням.
Среди песен, которые скрепляли Красную империю и объединяли в один народ начальников и подчиненных, сверхобразованных интеллектуалов и малограмотных работяг, были, вне сомнения, и песни Алексея Фатьянова.
Сорокалетний Фатьянов умер в 1959 году. Уже тогда реабилитированные Хрущевым и пригретые во власти потомки уничтоженных Сталиным врагов народа думали о реванше. То есть о том, как окончательно оплевать личность Сталина и опошлить его идеалы, на которых держалась наша Красная империя. Тогда уже родилась доктрина шефа разведки США Даллеса о разрушении СССР изнутри, через финансовую и организационную помощь формируемой в нем потомками врагов народа "пятой колонной".
У Пушкина есть строка: "Как стих без мысли в песни модной, дорога зимняя гладка". Алексею Ивановичу Фатьянову не довелось наблюдать, как стихи без мыслей и чувств добрых 40 лет исподволь, а 17 лет последних открыто агенты влияния США навязывали в песнях нашей стране. Терпеливо ли дух Алексея Фатьянова, потомка староверов — приверженцев истинного православия, переносит захлестнувшую нынешнее песенное искусство России пошлятину, нам не дано предугадать. Я поехал на праздник Фатьянова не для общения с его духом, а чтобы просто поклониться ему. Но он, дух Фатьянова, мне почудилось, вдруг вразумил меня — какими должны быть песни, скрепляющие единство новой России.
Случилось это на заключительном концерте. На нем опять-таки было, было — обещанное оргкомитетом прикосновение к прекрасному.
Семи тысячам сидевших на скамьях летнего театра Вязников и тысячам пяти стоявших вокруг блистательный Василий Лановой, народный артист Красной империи — СССР, читал с младенчества вошедшие в его кровь и плоть стихи Фатьянова — так, что дрожь по коже.
Щемило душу от нежных голосов архангельских певиц Софьи Брусникиной и Галины Пигалевой, одаривших зрителей песней на стихи Николая Рубцова: "О том, какие это были дни, о том, какие это были ночи, издалека, как синенький платочек, всю жизнь со мной прощаются они…".
С роскошно прозвучавшей удалью солист московской "Новой оперы" Сергей Шеремет вызвал ураган аплодисментов есенинской песней о королеве в сарафане: "В чарах звездного напева обомлели тополя. Знаю, ждешь ты, королева…"
А потом началось. На сцену вышла с общипанными крашеными волосьями некая Дарья из Владимира и заголосила: "Отпусти меня на волю, на святую волю…" Далее — ничего не запомнить. За Дарьей сцену занял тоже крашеный владимирский же певец Алексей, умолявший достопримечательность родного города: "Золотые ворота, свой откройте секрет, Золотые ворота, вам уже много лет…"
Золотым воротам во Владимире не много лет, а много веков, и слушать источаемое Алексеем рифмоплетство на трезвую голову у меня не хватило сил. Из летнего театра Вязников я переместился в кафе "Белый медведь", хватил кружку пива, и когда вернулся обратно, узрел на сцене изящную, как Останкинская телебашня, Ларису Рубальскую, которую часто показывают по телевидению. Рубальская в стихах докладывала публике, что ей приснился ласковый мужик, который ей здорово понравился и который взял да исчез из ее снов. Поэтому она, разумеется, в стихотворной форме просила публику: "Встретите его — передайте: я по нему скучаю".
Далее, опять-таки в стихах, Лариса Рубальская сообщила о том, как ангел в детстве прочертил ей томление любви и том, как они с подругами "знали всё про джаз и о том как под одеждой что-то топорщилось у нас".
Мне ничего не оставалось, как снова переместиться из летнего театра в кафе "Белый медведь". Еще одна кружка пива скрасила удовольствие от Ларисы Рубальской. Но по возвращении меня уже ждала Тамара Гвердцители, выводившая минут пять словосочетание "Мамины глаза, мамины глаза, мамины глаза…"
Природа не выдержала вторжения в нее стенаний Гвердцители, и закапал дождь. Но Тамару он не испугал. Она не слабым своим голосом завела новую песню, из которой запоминались только три слова: "Виват, король, виват".
Напоследок оргкомитет Фатьяновского праздника и его спонсоры угостили зрителей заключительного концерта не менее, наверное, дорогостоящей, чем Рубальская и Гвердцители, но более эффективной звездой современной эстрады — Вячеславом Добрыниным. Его модные песни "Мир не прост — совсем не прост…", "Ягода-малина нас к себе манила…", "Не сыпь мне соль на рану…" сорвала с мест десятка три зрителей, пустившихся выплясывать под пение Добрынина. Он стимулировал их пляску извращением оригинала одной из своих песен: "Не сыпь мне соль на рану, не говори навзрыд, не лей мне чай на спину — у меня ж радикулит…"
Попса на Фатьяновском празднике песни и поэзии торжествовала. Но Добрынин, наконец, унялся, и к микрофону подошел глава Вязниковского района Евгений Виноградов, кивнул духовому оркестру и под чарующую его музыку добротным голосом запел:
Когда весна придет, не знаю.
Пройдут дожди… Сойдут снега…
Все тысячи молодых и пожилых в летнем театре Вязников встали со скамей и подхватили вслед за Виноградовым:
Но ты мне, улица родная,
И в непогоду дорога.
Мне всё здесь близко, всё знакомо.
Всё — в биографии моей:
Дверь комсомольского райкома,
Семья испытанных друзей...
Все тысячи молодых и пожилых пели Фатьянова вместе с Виноградовым, и стоявший рядом с ним модный Добрынин с его "Не сыпь мне соль на рану. Не лей мне чай на спину …" превратился в тень.
Дома, в Вязниках, где давно уже нет райкома комсомола, как и в прежние времена, обитал Алексей Фатьянов — дух его. Он безмолвствовал, но давал понять: песни новой России — это песни, которые с лёту западают в душу и которые сам народ готов петь и на концертах, и в кругу семьи и друзей — в будни и праздники.
1.0x