Не самое корректное сопоставление архитектуры с застывшей музыкой иногда может приобрести совершенно удивительное преломление. Если следовать этому посылу, то устроители строительной выставки, прошедшей вслед за "Арт-Москвой", полностью отождествили себя с лирическими героями песен Александра Лаэртского. Само наименование "Арх-Москва" сразу навевает продолжение "Город дынь и узбеков", с нарастающим валом ненормативной лексики. Множественные идиоматические обороты будут носить в основном характер риторических вопросов, касающихся зодческих идеалов и тех, кто определяет их идеализм. Самое смешное, что в инфантилизм современных проектантов уже заложены архаические черты буржуазной "модернизации". Так, здания из стекла и бетона хрущёвских времён, "саманный Корбюзье" — подразумевали сегодняшнее пиршество духа, облицовку тех же универмагов розовым кирпичиком и пластиковой черепицей сверху. А вокруг здания из стекла и металла (сегодняшнего "авангарда") — нужно будет сначала положить опалубку, потом насыпать бетончика, и только потом обкладывать кабанчиком. Вот тебе и фронт работ лет на тридцать вперёд, который, вероятно, подразумевал Лужков, высказав пожелание создать московскую школу небоскрёбного строительства.
Только такой инвестиционный цинизм, в какой-то мере, и может нравиться аудитории в нечеловеческих проектах. В самом деле, для постройки гигантских торговых центров необходимо завезти столь же огромное количество среднеазиатской рабсилы, которая будет торговать в них китайскими поделками и не только выдавать программируемый ответ на вопрос "Как пройти в библиотеку?", но просто не понимать сути вопроса. Действительно, зачем гастарбайтеру помещение с греческим названием, которое как построено в годы сталинского "мракобесия и бескультурности", так и стоит, постепенно разваливаясь и не принося никакой материальной прибыли? В этом с певцами (акынами) рыночной свободы вполне согласны радикальные гуманисты, которые не видели большого достоинства в советском принуждении к грамотности и чтению. Поэтому библиотеки никто в России и не проектирует: вполне прагматично, спроса нет — незачем и предлагать.
Спрос на библиотеки появляется только там, где строители, заказчики и подрядчики составляют единое целое с государством проживания и где никакому бухарскому "девелоперу" не разрешат сносить памятник Горькому ради свободы торговли джинсами. Французские эгалитаристы уверяют, что все здания должны вызывать первоначальное общественное неприятие, как Эйфелева башня. Такое национальное отклонение призвано микшировать длительную визуальную интоксикацию, ведь страшно представить, как звучала бы явно не басовая металлическая струна на Елисейских полях. Но благодаря этой национальной эксцентрике и были построены Центр Помпиду и Миттерановская библиотека. Последний комплекс вызывал оправданное неприятие не только эстетического порядка, но и в связи с функциональной непригодностью, ведь книги нуждаются в защите от солнечных лучей, что в здании из стекла обеспечить невозможно. Обкладывать кирпичиком высоточку жадные французы, конечно, не стали, просто добавили внутрь деревянные жалюзи. Будь такое нефункциональное сооружение спроектировано и построено на территории бездушного СССР, вопли ценителей прекрасного (которых бездушные люди почему-то тоже называли французами) раздавались бы до сих пор.
Но аутентичные жители Франции, видимо, понимают, что изначальный диссонанс можно позиционировать как "достижение" на сугубо определённой территории. Есть государство, где и особняк Рябушинских никого не смущал, и Дом Пашкова вызывал нарекания только в связи с личностью вороватого заказчика, а в качестве книгохранилища всем очень понравился, да и под Шуховскую башню писатели пить горькую не залезали. Однако "ехать в будущее (по второй западной презентации) надо не на телеге, а в "Мерседесе". Зачем в болотах "Мерседес", сколько он сможет проехать, как скоро сгниёт, "Мерседес" это или "Рено" из Румынии — совершенно неважно. Это речитатив, "рэп", бубнящийся под нос недорослем, неспособным отличить чёрное от белого. Удивительно, но тексты для этого "рэпа" тоже кем-то пишутся — и заучиваются гораздо тщательнее, чем "Отче наш". Декламируется этот сумбур не только визитёрами из безбожной Франции, но и товарищами с украинских сайтов, что свидетельствует о данной ими клятве выучить установочную цидулку. Раздают пособие, в котором объяснено, в какой момент надо говорить про экологию творений, в какой — про регрессивное быдло, и когда надо свернуть беседу на чудо автобанов, — не всем, а только тем, чья способность к самостоятельности пробила отметку "ноль" и стремится в отрицательные величины. Впрочем, Рукавишникову его не выдавали, а уж в Белоруссию и вовсе с ним не суются. Минск, разрушенный европейскими "гуманизаторами" до основания, обошёлся при застройке без западных советчиков, неся в себе все классические русские архитектурные элементы до такой степени, что в нём киношникам удобнее снимать не только московскую панораму, но и тоталитарный ленинградский стиль. Сталинистский каток Проспекта Машерова, как вещь в себе, не способствует регенерации собчачьего инфантильного нытья. И архитектура, преодолевающая разруху, обходится без информационных поводов вокруг Южного Бутово. Затемнённый кристалл Национальной Библиотеки был построен вопреки всем современным строительным тенденциям. На закладку фундамента здания начальствующие персоны пришли почему-то без бриллиантов на пальцах и даже без норковых пелерин. Ни один пакистанский сварщик не устроил поджога, обошлись без долгих проводов незарегистрированных молдаван, и никакой национальный банкир, понявший, что не в разведке счастье, не указывал перстом на разваливающиеся под мудрым лужковским руководством заводы, объясняя, что там строить гораздо сподручнее. Потому что заводы в Белоруссии работают, выстраивая симбиоз культуры нематериальной и культуры производственной. В некоторых своих ракурсах здание Библиотеки напоминает профиль тягача Минского автозавода. Не теперешнего (который тоже лучше подержанного Катерпиллера), а того, советского, в фильме с которым играл Олялин. Перекличка времён отдаёт дань уважения тем рабочим и инженерам, которые строили современность сами и передали навык самостоятельности детям.
Библиотека оказывается хранилищем информации не только внутри, но и снаружи, выстраивая универсальную национальную линию, без компиляции и эклектики, свойственной другим архетипам. Дизайн МАЗа, его скошенные лобовые стёкла, возродившиеся в другом эстетическом выражении, с самого начала напоминали слегка усталого после смены рабочего, который теперь будет каждый раз смотреть на пока ещё присутствующих в Минске демократов, авторитарно предлагая им свои трактовки слова "демократия". Греческое происхождение слова "библиотека" будет попутно вносить качественные изменения в социальную структуру и городскую среду. Конечно, поборники римского пути развития сами не растворятся, да и планы их неизменны (если кто забыл, создание ватиканской либереи совпало с разграблением поляками книгохранилища Ивана Грозного), но переведение их иррациональности в осязаемые формы — несомненная заслуга белорусских архитекторов и строителей. Обновлённый Большой Стиль не имеет точек соприкосновения с обновлением спекулятивных возможностей, и хотя, несомненно, увеличит количество туристов, но пропорционально изменит приоритеты их интересов. Это не площадная зачистка а-ля Неизвестный, чей уродливый монстрик в Магадане отбивает охоту не только к переездам, но и к самой жизни на территории возведения, искривляя представление о золотоносном крае. Белорусская Национальная Библиотека, при всей своей огромности, воздействует точечно и вызывает именно ту реакцию, которую и собиралась вызвать. Искать новые обозначения для старых, как мир, промыслов воплощённый проект не собирается. Раз книги — это источник информации, то и от хранения и обработки информации в электронном виде сотрудники Библиотеки отказываться не собираются: урчащий мотор МАЗа носит обязывающий и непрерывный характер. Отсутствие офисно-спекулянтских элементов декора вносит другие характеристики в возможности презентации всего государства. Нет смысла приглашать в такое здание назначенных извне инсайдеров, уныло декламирующих экономические брошюрки середины прошлого века. Нет трибунки, с которой они могли бы ударить в гонг на радость суетливым брокерам и на потеху хозяевам заведения. Не надо кричать и размахивать руками — это не мелодично, а в помещении Библиотеки выглядит и вовсе неадекватно.
В том, что первое новое стилистически интересное здание на всей территории бывшего Советского Блока появилось именно в Минске, ничего удивительного нет — ведь даже мелодии и ритмы зарубежной эстрады там как-то затухают, не находя должного понимания. Столь же естественно, что ни в одной из российских столиц, переполненных нуворишами, ничего подобного появиться не сможет ещё очень длительное время: расхищенные общественные фонды не могут стимулировать созидательной энергии, а стимулируют только распад. Если в Москве не только нельзя привлечь к ответственности вандалов и их подстрекателей, сносивших памятники на Лубянской площади, но невозможно даже и восстановить монумент в честь борца с беспризорностью, то способность к увеличению общественной капитализации без её перевода в фиктивные активы за пределами МКАД — свидетельствует о принципиальной возможности преодоления реактивности. Хватит ли исторического времени и найдутся ли ресурсы для нормализации визуальной среды обитания в соответствии с русскими представлениями о гармонии — гораздо важнее, чем то, с каким из искусств впоследствии сопоставят архитектуру.
