ЖИЛИ-БЫЛИ

№30 (662) от 26 июля 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Анна Серафимова
ЖИЛИ-БЫЛИ

Гляжу на милиционера. Он вооружен и, уверена, очень опасен, поскольку не больно-то наши стражи раздумывают, применять ли оружие. Им закон не писан в буквальном смысле этого слова. Ведь в законе прописано, что жизнь человеческая бесценна, что её даёт Бог и только он может и отнимать. И на этом основании смертная казнь была отмораторирована с перспективой полной отмены в отношении даже самых мерзких жестоких преступников.
Помимо бесценности жизни преступников, сторонниками сохранения жизни нелюдям выдвигается аргумент о возможности судебной ошибки. Дескать, суд и следствие могут ошибиться, в результате казнённым окажется невиновный в данном преступлении человек. Мне в качестве ошибочного доводилось слышать лишь об одном случае. Но о нём слышала сотни раз на всех этих посиделках в защиту упырей: казнили за преступления маньяка другого человека. Тот казнённый тоже был убийцей. Но менее массовым.
Итак, следствие может ошибаться, суд может ошибаться. Всё так. Но разве не может ошибиться милиционер на улице? Разве все, кого в рабочем пылу убили стражи порядка, однозначно, если бы их удалось задержать, судить, были бы приговорены к смертной казни? А ведь именно смертная казнь была применена к тем, кого стражи укокошили.
В отношении арестованных преступников работает немалая группа профессионалов: следователи, дознаватели, криминалисты, прокуроры, судьи. А милиционер на улице? Две-три в лучшем случае минуты, а то и секунды на размышление, взвинченные нервы, возбуждение обстановкой — и смертный приговор не задержанному, не обвиняемому, а только подозреваемому приводится в исполнение. Где тут, на улице, в подворотне, застрахованность от ошибок?
Или в данном случае другие законы бытия вступают в силу, по которым и жизнь не бесценна, или даёт её не Бог, и потому милиционер может забрать её, прихлопнув человека где-нибудь в подворотне?
Вот в криминальных новостях показывают тело несчастного. Шедший по какой-то надобности милиционер увидел, что мужчина, заметив его, побежал. Тот — за ним: мол, если убегает — дело нечисто. Но догнать не удавалось. И милиционер выстрелил на поражение — убил. При трупе не оказалось ничего подозрительного. Не было и документов, хотя явно человек не был бомжом. За что убили? В чём была необходимость у стража порядка стрелять и какая мотивировка?
Причём, тут же сообщили, что действия милиционера (то есть убийство невинного ни в чём человека без суда и следствия) признаны правомерными. Таким образом признали, что тут не было ошибки при исполнении приговора, вынесенного одним милиционером на основе лишь предположений, и это — правильное решение. Мол, убегавший, будучи без документов, наверняка испугался, что начнут проверять, а он без таковых.
Но если даже милиционер предполагал, что от него улепётывает человек, совершивший преступление, то ни за какое злодеяние у нас нет смертной казни! Зачем стрелять? И неужели за неимение при себе документов в нашем демократическом государстве — расстрел на месте? Якобы милиционер кричал "стой, стрелять буду!", однако убегавший не остановился. Но, правоохранители, как же вы себя зарекомендовали, если человек предпочитает быть застреленным, чем попасться вам в руки?
Кто может внятно объяснить, почему в стране, где запрещена смертная казнь, кто бы то ни было имеет право на ношение огнестрельного оружия? Тем более, представители закона, запрещающего казнить даже на основании доказанной тяжкой вины? Почему твердят о том, что жизнь — всего дороже, но любой инкассаторишка оснащён пистолетом, а то и автоматом? Даже если отнимать деньги полезут, то можно ли, защищая их, лишать человека бесценной жизни?
Слуги народа, подсуетившиеся с законом о праве гаранта преследовать и уничтожать террористических злодеев по всему свету, обрекают человека на безостановочную гимнастику: широко разводить руками в изумлении. А что, только жизнь нашего соотечественника, по мнению наших декларирующихся общечеловеками, бесценна? Или только мы — дети божии, а все остальные — не знамо от кого и произошли? Разве они не "из тех же ворот, что и весь народ?" Потому их можно? Не идеология ли это фашизма и фашистов? Не являетесь ли вы, господа, поддержавшие и выдвинувшие закон, таковыми, но при этом громко кричите "держи вора" и переводите стрелки на поддавшихся на ваши провокации пацанов?
Получается, что тех, нелюдей, можно без суда и следствия? Только на основании сплетен и доносов, если называть вещи своими именами? И никакой боязни в этом случае пред мировым общественным мнением!
Но чего бороздить страны и континенты, если даже в родимых пределах не можете суровый карающий меч занести над головой мерзавца? Попал вам в руки Кулаев. Почему его не уничтожить? По решению суда! Вина доказана, злодеяние, совершённое им, невозможно осмыслить — массовое детоубийство. Но его жизнь должна быть сохранена, она бесценна — твердят те же самые законники несчастным матерям и всем нормальным людям.
Закон о карающей длани принят как следствие после убийства наших дипломатов в Ираке. Ужасно, бесчеловечно — никаких сомнений. Но разве менее ужасны выстрелы в спины измождённых жаждой детей? Там, в Ираке, пострадали взрослые мужики, которые, отправляясь в командировку в горячую точку, отдавали себе отчёт, на какой риск шли. А в Беслане? Малые дети, без опаски, с радостью пошедшие в школу, куда их повели мамы, папы, бабушки. Школа должна быть самым безопасным местом для ученика! Там, в Ираке, — четверо мужиков. Здесь — сотни малых детей. Но за убийство мужиков, поехавших заработать, мы покараем без суда и следствия в любой точке, а за убийства детей посадим на государственный кошт и откормим так, что и на воле позавидуют: каков был Кулаев по поимке — худой, испуганно лепечущий о том, что не хотел умирать, что не смертник (кто бы сомневался!), и каков приходил на заседании суда: холёный, довольный, нагло на всех глядящий.
Государство таким образом объявило: дипломатов и поваров убивать нельзя, а детей — можно. Так не мерзкие ли вы фарисеи попросту, господа "человеколюбы"?