№24 (656) от 14 июня 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Елена Антонова
ЧЕРЕЗ ПРОШЛОЕ К БУДУЩЕМУ
О премьере спектакля «Захудалый род»
Прошлое способно предвосхищать будущее даже сильнее, чем настоящее. Оно воздействует на последующие события с тем большей отдачей, чем крепче память о нем как осознаваемая, так и хранимая в подсознании. В смутные времена эта память, принимаемая за тоску по прошедшему, просыпается в человеке вдруг с такой силой, что не минует ни одной стороны его деятельности. Влияя на сознание людей, она в конечном счете определяет и их будущее. Сейчас, когда плотские удовольствия, широко насаждаемые вездесущей рекламой, обрыдли (слово это, как предел опостылевшего, употребляю намеренно) любому мало-мальски мыслящему человеку, обращение памяти к духовным исканиям наших предков, жизнь которых пришлась на один из важнейших периодов русской истории — эпоху Александра I, где было место и аракчеевщине, и народному воодушевлению Отечественной войны 1812 года, естественно. Так было во второй половине XIX века, когда граф Лев Николаевич Толстой, уловив в просвещенном русском обществе признаки нравственного разброда, обратился к тем временам, как к средству укрепления духа. Так обстоит дело и сейчас.
Театр, как чуткий барометр настроения общества, одним из первых откликнулся на это. Сергей Васильевич Женовач, неординарно мыслящий режиссер и талантливый педагог, создавший Студию театрального искусства из выпускников актерско-режиссерского курса своей мастерской в РАТИ, поставил ее силами "Семейную хронику князей Протозановых в двух частях", которую он назвал так же, как и автор Николай Семенович Лесков, — "Захудалый род". Дословно повторив в названии спектакля заглавие и подзаголовок романа, Женовач тем самым дал нам ключ постановки. Он — в максимальной близости не только духу, но и букве хроники. Да и то сказать, мало найдется в Земле русской писателей столь самородных и "самодумных", столь ярких в смысле изобразительности и "волшебства слова", как Лесков. И добавим, столь же трагичных в своей одинокости и непонятости как среди своих современников, так и сейчас.
Роман Лескова был написан в 1873 году, через несколько лет после завершения эпопеи Льва Толстого "Война и мир". Он не только хронологически, но и по основным мыслям близок этой грандиозной фреске. Однако частная задача, решаемая Лесковым, — показать оскудение видного дворянского рода в связи с его нравственными качествами — оказалась вдруг на редкость актуальной. Именно это наряду с яркими характерами героев, "изумительно живой" речью и их чисто русским свойством — "самоедством" по отношению к себе и к правде жизни, по-видимому, и стало побудительной причиной обращения Женовача к незаслуженно забытому роману Лескова. Обращения тем более уважительного, что в сценической композиции Женовача слову автора даны те же права, что и прямой речи его героев.
Сценография спектакля (художник Александр Боровский) — весьма лапидарна. Это — ажурные, просматриваемые насквозь и расположенные на разной высоте неравновеликие соты, играющие роль то дверей и окон барского дома, то рамок для дагерротипов, запечатлевающих основные моменты семейной хроники. Эти чрезвычайно выразительные статические сценки служат ту же роль, что и разбивка на главы текста романа. Режиссер как бы еще раз подчеркивает, что перед нами — записки княжны В.Д.П., внучки главной героини — княгини Варвары Никаноровны Протозановой, в девичестве мелкой неродовитой дворянки Честуновой, которая прожила свою жизнь, руководствуясь принципом старого князя: "для того, чтобы другие тебя уважали, прежде сам в себе человека уважай".
Особенностью постановки является и то, что основные ее герои, несмотря на проходящие годы, как бы совсем не стареют. Это — следствие двух причин: любящей памяти автора записок княжны Веры Дмитриевны и отражения молодости и здоровья их духа. Последнее находит подтверждение в том, что самыми немолодыми в спектакле смотрятся княжна Вера, до срока увядший потомок захудалого древнего рода, и представитель новой знати из племени деловых, не обремененных совестью людей, граф Функендорф. Зато с каким добрым юмором, вкусом и даже задором показаны друзья княгини: ее горничная и наперсница Ольга Федоровна, дворецкий княгини, преданный ей по гроб жизни, Патрикей Семенович Сударичев, дьяконица Марья Николаевна, длинный, тощий, рыжий, немножко сумасшедший дворянин Доримедонт Васильевич Рогожин, по прозванию Дон-Кихот, которого "перервать можно, а вывернуть нельзя". Всем им, как и в романе, посвящен отдельный этюд-эпизод, сполна характеризующий их. А как хороша картинка о трубаче князя Протозанова, хохле Петре Грайвороне, которого за верность князю разыскала и сберегала у себя дома княгиня, назначив ему полное довольствие и три стакана водки в день, но которого так-таки и не смогла уберечь от себя самого. Все эти сценки искрятся добротой, весельем и… печалью оттого, что подобных характеров уж нет и никогда больше не будет. Первая часть, "Старая княгиня и ее двор", завершается сбором всех близких княгине людей в Петербурге: надо забрать из института дочь, княжну Анастасию, выросшую здесь и потому чуждую им характером и привычками. Сцена заключается словами Лескова: "А там, за стенами дома, катилась и гремела другая жизнь, новая, оторванная от домашних преданий: люди иные, на которых страна смотрела еще как удивленная курица смотрит на выведенных ею утят". Что-то до боли знакомое слышится в них.
Передавать сюжет второй части хроники "Старое старится — молодое растет", повествующей о женитьбе 52-летнего графа Функендорфа на 17-летней княжне Анастасии, которая в конечном разе и привела к захуданию рода, нет нужды. Сердце сжимается смотреть, как благородство проигрывает низости, как по своей воле терпит поражение за поражением княгиня Варвара Никаноровна. Для сути спектакля важны два новых действующих лица: графиня Антонида Петровна Хотетова и Мефодий Мироныч Червев. Первая — торжествующий во все времена тип агрессивной нечистоплотной ханжи — под маской религиозности способной чуть ли не повседневно совершать подлости и делать больно окружающим ее людям. Второй — ее полный антагонист, умный, просвещенный, нравственно чистый, почти святой, хотя своим непротивлением он не только не мешает торжеству зла, но и обирает подобных княгине духовно стойких людей, лишая их воли бороться. Червев с его манерой держать себя, тихим прерывистым голосом, убежденной, но не стремящейся убедить других интонацией подан так осязаемо (артист Сергей Аброскин), что его сценический образ становится вровень со "столь же таинственно ощутимым" образом лесковской прозы. Постановщику удалось почти невозможное: так выразить миросозерцание Червева, раскрытое Лесковым в авторских отступлениях (написанных как бы княжной Верой), рассказах о нем Журавского и Рогожина, а также в его собственных кратких ответах княгине, что зритель, несмотря на трудность на слух воспринимать сложные философские рассуждения, напряженно ловит каждое слово. Перечитав те места романа Лескова, где говорится о Червеве, я пришла к выводу, что редкие, подобные Червеву люди, способствующие очищению нравственного климата, проповедниками быть не должны. Судя по концовке романа, то же думал и Лесков. Спектакль-хроника кончается словами из Екклесиаста: "Род приходит, и род уходит, а земля пребывает во веки", которые писатель сделал эпиграфом своей книги.
Театр вновь возвращается к своей изначальной миссии: быть школой жизни, "сеять хорошее, доброе, вечное". Сергей Женовач с его Студией театрального искусства, где он собрал, воспитал и продолжает учить талантливое поколение новой поросли драматических режиссеров и артистов, имеющих свой взгляд на мир и на землю наших предков, делает большое дело. Порукой тому премьера спектакля "Захудалый род".
1.0x
