Авторский блог Сергей Стрыгин 03:00 13 июня 2006

ЗАБЫТЫЙ ГЕНОЦИД

№24 (656) от 14 июня 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Владимир Швед, Сергей Стрыгин
ЗАБЫТЫЙ ГЕНОЦИД

У рядового поляка за последние 25 лет слово "Катынь" стало знаковым. В Польше сложилась целая общенациональная пропагандистская индустрия, успешно эксплуатирующая катынскую тему. В каждом уважающем себя польском городе обязательно есть местный "Катынский крест", собственная улица "Жертв Катыни", своя гимназия "имени Героев Катыни". Особый упор в пропаганде делается на то, что беспричинный расстрел польских военнопленных весной 1940 г. якобы был заранее спланирован высшим советским руководством. При этом, однако, польская сторона не признает своей ответственности за гибель десятков тысяч красноармейцев в польском плену в 1919-22 гг. и категорически отвергает любые обвинения по этому поводу.
Своеобразной "индульгенцией" для Польши в этом вопросе польские историки пытаются представить изданный в 2004 г. российско-польский сборник документов и материалов "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.". Утверждается, что: "Достигнутое согласие исследователей (российских и польских составителей сборника. — Прим. авт.) в отношении количества умерших в польском плену красноармейцев… закрывает возможность политических спекуляций на теме, проблема переходит в разряд чисто исторических…" (А.Памятных. "Новая Польша", 2005, №10). Однако изучение документов сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." раскрывает картину такого дикого варварства и бесчеловечного отношения к пленным красноармейцам, что о переходе этой проблемы в "разряд чисто исторических" также не может быть и речи!
Анализ документов сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." позволяет сделать вывод, что, вероятно, во многих случаях исполнители на местах руководствовались вовсе не благообразными указаниями официальной Варшавы, а преступными распоряжениями своих непосредственных начальников, предположительно, действовавших на основании секретных договоренностей и устных директив высших польских руководителей. Например, параграфом 20 инструкции Министерства военных дел Польши для лагерей от 21 июня 1920 г. наказание пленных поркой было строго запрещено (с.225). В то же время, как свидетельствуют документы сборника, наказание розгами стало системой в большинстве польских лагерей для военнопленных и интернированных в течение всего срока их существования.
Повсеместным явлением в польских лагерях, несмотря на декларируемые польскими властями меры, была смерть военнопленных от истощения. Культработник РККА Вальден (Подольский), прошедший все круги ада польского плена в 1919-20 гг., в своих воспоминаниях "В польском плену", опубликованных в 1931 г., как бы предвидя разгоревшиеся спустя 80 лет споры, писал: "Слышу протесты возмущенного польского патриота, который цитирует официальные отчеты с указанием, что на каждого пленного полагалось столько-то граммов жиров, углеводов и т. д. Именно поэтому, по-видимому, польские офицеры так охотно шли на административные должности в концентрационных лагерях" ("Новый мир", 1931, № 5, с.88).
Не случайно Верховный чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями Эмиль Годлевский, в своем письме военному министру Польши Казимежу Соснковскому в декабре 1920 г. положение в лагерях военнопленных характеризовал как "просто нечеловеческое и противоречащее не только всем требованиям гигиены, но вообще культуре" ("Красноармейцы в польском плену…", с.419).
Реальная позиция верховных польских властей по отношению к "большевистским пленным" была изложена в протоколе 11-го заседания Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии по репатриации пленных от 28 июля 1921 г. В нем констатируется: "когда лагерное командование считает возможным… предоставление более человеческих условий для существования военнопленных, то из центра идут запрещения" (там же, с. 643).
В том же протоколе 11-го заседания Смешанной комиссии была сформулирована общая оценка ситуации, в которой находились пленные красноармейцы в польских лагерях. С этой оценкой была вынуждена согласиться польская сторона: "РУД (Российско-Украинская делегация) никогда не могла допустить, чтобы к пленным относились так бесчеловечно и с такой жестокостью… РУД делегация не вспоминает про тот сплошной кошмар и ужас избиений, увечий и сплошного физического истребления, который производился к русским военнопленным красноармейцам, особенно коммунистам, в первые дни и месяцы пленения" ("Красноармейцы в польском плену…", с.642).
Польский генерал-поручик Ромер в своем отчете от 16 декабря 1920 г. о результатах проверки лагеря пленных в Тухоли отмечал, что в лагере "…на пищевом довольствии в среднем 6000, количество больных по причине значительного числа инфекционных болезней идет вверх — 2000, средний уровень смертности в день — 10 человек… Пленные, правда, в рваной одежде, но по сравнению с другими лагерями, за небольшим исключением, в целом одеты, обуты… Размещение пленных не совсем надлежащее. Пленные ослаблены, требуют поддержки, размещены в очень плохих землянках" ("Красноармейцы в польском плену…", с.454).
В то же время документы сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." свидетельствуют о том, что при заболеваемости в 2000 чел. смертность зимой 1920/21 г. в польских лагерях для военнопленных была несравненно выше. Так, начальник медицинской службы Французской военной миссии в Польше майор медслужбы Готье в начале ноября 1920 г. отмечал, что в лагере Стшалково при заболеваемости в 2200 больных смертность достигала 50 человек в день (там же, с. 361). В середине ноября она составила уже 70 человек в день (там же, с. 388).
Представители американского Союза Христианской молодежи еще в октябре 1920 г. отмечали, что в Тухольском лагере "состояние лазарета ещё хуже, чем в Стшалково" (там же, с. 344). Поэтому нет сомнений в том, что смертность в Тухольском лазарете в декабре 1920 г. была значительно выше 10 чел. в день, и что генерал Ромер стал жертвой "точной" лагерной отчетности, о которой мы уже говорили.
Попутно следует высказаться о смертности в лагере Стшалково. Российские и польские составители сборника "Красноармейцы…" утверждают, что "в Стшалково в 1919-1920 гг. умерли порядка 8 тысяч пленных" (там же, с.13). В то же время комитет РКП(б), подпольно действовавший в лагере Стшалково, в своем докладе Советской комиссии по делам военнопленных в апреле 1921 г. утверждал, что: "в последнюю эпидемию тифа и дизентерии умирало по 300 чел. в день… порядковый номер списка погребенных перевалил на 12-ю тысячу…" (там же, с. 532) . Подобное утверждение об огромной смертности в Стшалково не единственное.
"Русских большевистских пленных" польские власти фактически не считали за людей. Иначе трудно объяснить тот факт, что в самом большом польском лагере военнопленных в Стшалково за три года не смогли решить вопрос об отправлении военнопленными естественных потребностей в ночное время. В бараках туалеты отсутствовали, а лагерная администрация под страхом расстрела запрещала выходить после 6 часов вечера из бараков. Поэтому пленные "принуждены были отправлять естественные потребности в котелки, из которых потом приходится есть" (там же, с. 696).
В докладе Российско-Украинской делегации констатируется, что: "Содержа пленных в нижнем белье, поляки обращались с ними не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиения в/пленных практиковалось на каждом шагу…" (там же, с. 704). Л. Гиндин в беседе с внуком в 1972 г. вспоминает, что с него: "…сняли сапоги и одежду, дали вместо них отрепья. По одному вызывали на допрос. Потом повели босиком через деревню. Подбегали поляки, били пленных, ругались. Конвой им не мешал" (http://katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=156 ).
В сборнике "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." есть свидетельства, на основании которых можно сделать выводы о реальной смертности в Тухольском лагере. Это чрезвычайно важно, так как известно, что в 1919-20 гг. польские власти фактически не вели достоверного учета умерших в плену красноармейцев. Об этом заявляли уполномоченные Международного комитета Красного Креста (МККК), уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовская и др. (там же, сс. 92, 586).
С.Семполовская так оценивала уровень смертности среди пленных Тухольского лагеря: "…Тухоля: Смертность в лагере столь велика, что согласно подсчетам, сделанным мною с одним из офицеров, при той смертности, которая была в октябре (1920 г.), весь лагерь вымер бы за 4-5 месяцев" (там же, с. 586).
Несложные арифметические подсчеты показывают, что осенью 1920 г. месячная смертность в Тухольском лагере составляла 20-25% от среднесписочного состава, т.е. от 1600 до 2000 человек (на 1 октября 1920 г. в лагере находился 7981 пленный) (там же, с.327). Если учесть, что численность пленных в лагере в Тухоли за 40 дней октября и ноября 1920 г., когда в лагере свирепствовала эпидемия и лагерь был закрыт на карантин, уменьшилась на 3.252 человек (там же, сс. 25, 384), эти цифры представляются реальными.
О смертности в Тухоли в самые страшные месяцы 1920/21 г.г. (ноябрь, декабрь, январь и февраль) остается только догадываться. Надо полагать, что она составляла никак не меньше 2000 человек в месяц. Правда, профессор Карпус утверждает, что в январе 1921 г. умерло всего лишь 560 пленных. Согласимся с этим и суммируем данные о смертности в лагере в Тухоли, которые охватывают период в 171 день из 420 дней существования лагеря. Получается 6312 умерших менее чем за полгода пленных красноармейцев, что более чем в три раза превышает цифру смертности "большевистских военнопленных" в 1950 человек за все 14 месяцев его существования, предлагаемую З.Карпусом.
При оценке смертности в лагере Тухоль необходимо напомнить, что представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская в своем отчете о посещении лагеря в Тухоли в декабре 1920 г. отмечала, что: "Трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие… После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают" (там же, с.438). Смертность в таких эшелонах достигала 40% (там же, с.126).
Умершие в эшелонах, хотя и считались направленными в лагерь и захоранивались в лагерных могильниках, официально в общелагерной статистике нигде не фиксировались. Их количество могли учитывать лишь офицеры II отдела, которые руководили приемом и "сортировкой" военнопленных. Также, по всей видимости, не отражалась в итоговой лагерной отчетности смертность умерших в карантине вновь прибывших военнопленных. В этой связи особый интерес представляет свидетельство подполковника Игнацы Матушевского, начальника II отдела Генерального штаба Войска Польского (военной разведки и контрразведки), о смертности в лагере Тухоль.
И.Матушевский в своем письме от 1 февраля 1922 г. в кабинет военного министра Польши утверждает, что в Тухольском лагере за все время его существования погибли 22 тысячи военнопленных Красной Армии (там же, с.701). Что можно сказать по поводу письма И.Матушевского? Прежде всего то, что оно являлось не личным посланием частного лица, а официальным ответом на распоряжение военного министра Польши № 65/22 от 12 января 1922 г. с категорическим указанием начальнику II отдела Генерального штаба: "…представить объяснение, при каких условиях произошел побег 33 коммунистов из лагеря пленных Стшалково и кто несет за это ответственность" (там же, с.700). Подобные распоряжения обычно отдают спецслужбам тогда, когда требуется с абсолютной достоверностью установить истинную картину произошедшего.
Министр не случайно поручил И.Матушевскому расследовать обстоятельства побега коммунистов из Стшалково. Начальник II отдела Генерального штаба Войска Польского И.Матушевский в 1920-23 г.г. был самым информированным человеком в Польше по вопросу о реальном состоянии дел в лагерях военнопленных и интернированных. Подчиненные ему офицеры II отдела, занимались не только "сортировкой" прибывающих военнопленных, но и контролировали политическую ситуацию в лагерях. Реальное положение дел в лагере в Тухоли И.Матушевский был просто обязан знать в силу своего служебного положения.
Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что еще задолго до написания своего письма от 1 февраля 1922 г. И.Матушевский располагал исчерпывающими, документально подтвержденными и проверенными сведениями о смерти 22 тысяч пленных красноармейцев в лагере Тухоли. В противном случае надо быть политическим самоубийцей, чтобы по собственной инициативе сообщать руководству страны непроверенные факты такого уровня, тем более, по проблеме, находящейся в центре громкого дипломатического скандала! Ведь в то время в Польше еще не успели остыть страсти после знаменитой ноты наркома иностранных дел РСФСР Чичерина от 9 сентября 1921 г., в которой тот в самых жестких выражениях обвинил польские власти в гибели 60000 советских военнопленных.
Решение официально поставить высшее польское руководство в известность о факте гибели в Тухольском лагере 22 тысяч пленных созрело у И.Матушевского, скорее всего, по причине того, что это перестало быть тайной для польской и мировой общественности. И.Матушевский хорошо представлял себе, какой эффект взорвавшейся бомбы способно произвести в кабинете министра и у польского политического руководства его официальное подтверждение факта гибели 22 тысяч военнопленных только в одном лагере. Нет сомнений, что в момент написания письма он прекрасно отдавал себе отчет в том, что от него потребуют дополнительные объяснения.
Из всего вышеизложенного следует, что данные о смертности в польских лагерях для военнопленных в 1919-22 г.г., которыми оперируют наши оппоненты, явно занижены. Сегодня, основываясь на материалах сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.", можно сделать обоснованный вывод о том, что обстоятельства массовой гибели военнопленных красноармейцев на территории Польши в 1919-22 гг. могут расцениваться как свидетельство их умышленного истребления. Подобные действия следует квалифицировать, как "Военные преступления. Убийства и жестокое обращение с военнопленными" с четко выраженной национальной направленностью, позволяющей ставить вопрос о геноциде в отношении военнопленных красноармейцев.
1.0x