Эффект дежа вю может подстерегать обывателя на самом прогрессивном, свободном от затхлости мероприятии, во время прочтения простенькой бумажки с незамысловатым текстом. "В процессе работы были удалены некоторые исторические излишества". Мать честная, опять потешает публику лужковская пресс-служба? Нет, это написано вполне серьёзно под макетом реконструированной "Главным архитектором современности" Норманом Фостером — Salker галереи. Вероятно, это и есть заявленное сочетание Old & New, которого так не хватало просвещённым московским инвесторам. Но, наконец, они нашли друг друга. Учитывая то, что Фостер не проектирует промышленных зданий или судов, сфера его интересов ограничена офисами и яхтами (в полном соответствии с запросами той экономической прослойки, которая сейчас правит Россией и которая сделала состояния на разрушении производственной базы СССР) можно считать, что заказчики даже слегка припозднились. А ведь он им давно намёки делал: "Для меня настоящий архитектор тот, кто мудр. Чтобы получить превосходный результат, мало быть хорошим архитектором, нужно иметь ещё хорошего заказчика". Хороший заказчик — это такой утончённый эстет, как Шалва Чигиринский, который уже подтвердил участие Фостера в проектировании многофункционального комплекса на месте гостиницы "Россия" и развлекательного центра в Нагатинской пойме. Очевидным признаком мудрости Фостера можно считать и отсутствие в его декларациях рассуждений о "примитивных вкусах потребителей, которые не понимают утончённого замысла художника", он предпочитает ретранслировать пространные речи о преемственности современной архитектуры (в которой Архитектор №1 является безусловным лидером) и предшествующих творцов. В творчестве, кого именно из русских предшественников Фостер нашёл аналоги своему треугольному монстру — неизвестно. До воздушной новизны Шухова или способности к традиционалистскому обновлению Шехтеля — первому номеру современной мировой архитектурной мысли гораздо дальше, чем до Китая. Да и кто пожурит за отсутствие сколь-нибудь обоснованных утверждений о преемственности? Предприимчивый девелопер? Так он и сам — не местный, ему все эти щусевы до лампочки, а Сити монстром не испортишь.
Ну не умеет Фостер вписывать свои творения в окружающий ландшафт — тоталитарное американское образование снижало оценки за способность сделать здание поскромнее. Поэтому не следует ожидать, что в его мастерской смогут спроектировать нечто, подобное ЦУМу, не подавляющее ранее возведённые постройки. Он гений, а не ночной сторож, потому и стилистика у него особая, хотя и легко поддающаяся описанию.
Если доминантой в городе является готическая архитектура с рублеными формами, то для фурора и долгого обсуждения в прессе оригинального замысла архитектора надо построить что-нибудь округлое, и наоборот. Как известно, из экономической практики деятелей "современного искусства", больше публикаций — больше интерпретаций, снести — не снесут, мудрый инвестор не позволит, а охальники — это ретрограды, желающие хватать и не пущать. Называть такие непроизвольные механические действия "гуманизацией архитектурного пространства" можно, только находясь в полном соответствии с фрейдистским представлением о "гуманизме". Поэтому скабрёзные ассоциации, которые вызывает построенная Фостером в Лондоне офисная Башня Мэри-Экс, 30 (т.н. "Огурец") для страховой компании Swiss RE — вполне уместны, как и рекламные заявления следующего плана: "Открывающиеся с рабочего места каждого сотрудника виды на Лондон способствуют улучшению рабочей атмосферы". Кто бы сомневался. Только у работников окружающих зданий, вынужденных обозревать овальное сооружение, затрудняющее организацию дорожного движения в историческом центре города каждый день, — трудовое настроение будет испаряться гораздо быстрее. Поспособствует головной боли, ощущению перенаселённости с максимальным отчуждением и обилие отражающих поверхностей, любовь к которым архитектор пронёс через все исторические разочарования. Хай-тек шестидесятых, со стремлением к обустройству коммуналки на айсберге и земляничным полянам, не выветрился из рудиментарного романтика. Такой пошлый строительный материал, как кирпич, Фостер — в полном соответствии с заветами футуристов — выкинул с корабля современности. Однако господствующая идеология неофрейдизма, вдалбливаемая в момент становления Фостера как архитектора подразумевала наличие длинных рассуждений об экологии (имеют ли они отношение к реальности или нет — не суть важно). Небоскрёбы и экология (или хотя бы фондоотдача) — понятия несовместимые, так же, как качественная работа и бурная ночная жизнь, столь восхитившая архитектора в столице России. Заявления Фостера об экологичности своих творений — неизбежная фразеология для "современного архитектора", примерно такая же, как для "нового левого" — заклинание о "борьбе за права женщин".
Естественно, что слишком большого количества таких творений Лондон не переживёт, поэтому англичане прилагают максимум усилий для экспорта изделий архитектурного гуманизатора. Реконструкцию рейхстага немцы были вынуждены поручить именно ему (а куда денешься? чьи оккупационные войска — тому и заказы на "восстановление"). Достойную Книги Гиннесса восстановительную берлинскую эпопею нужно позиционировать не как образец работы архитектора, а образец работы с архитектором. Современные зодчие слишком мало времени проводят на одном месте, не ездят с зарисовками на натуру, проводят много времени в ночных клубах (не потехи ради, а только в поисках мудрого инвестора), космополитизм относится ими к позитивным качествам. Такой набор свойств резко ограничивает их способность к конструктивной эволюции, путь Жилярди для них — недоступен. Поэтому педантичным немцам пришлось приложить максимум усилий для достижения приемлемого эстетического результата. Первоначальная идея заключалась в надстройке над зданием Парламента ФРГ — сетки и площадок для осмотра посетителями, никакого купола (как архаичного воспоминания о том, когда, куда и кем было водружено Знамя Победы) — не предполагалось. Какие именно средства применяли формальные заказчики для стимуляции фантазии в правильном направлении документально не установлено, но представленные на выставке варианты надстройки очень напоминают бокалы для коктейлей, приготовленных для распития, сетка была выброшена проектантом на свалку. Апофеозом поиска был признан бокал перевёрнутый, с вдавленной внутрь ножкой. Итоговая версия стала вполне традиционной, воскрешая в памяти и прусский милитаризм, и заповеди Бисмарка с указанием на то, с кем воевать не рекомендуется, и католический реваншизм Собора Святого Марка, и даже имитационный гуманизм а-ля Бёлль. Важно при этом, что огранщики таланта не старались выпячивать свои персоны, все лавры предоставив Фостеру, который на радостях приспособил эскиз уж совсем деформированной рюмки — под нужды лондонской мэрии. Столь же глубокую настойчивость, но уже со ссылками на пункты, параграфы и нормы энергопотребления, проявили бюргеры и при доработке Берлинского Открытого Университета. Хотя возможно, что в данном случае сыграла свою роль немецкая прижимистость, не позволившая намекнуть архитектору №1, что запланированную авоську без всяких изменений можно перенести на космополитичный Черкизовский рынок.
Единственными, кто смог грамотно, без усилий переварить приглашение великого зодчего для постройки "чего-то этакого" — как всегда, оказались представители Поднебесной (которые, как известно — не могут переварить только Луну и её отражение в воде). Небоскрёб Шанхайского Банка в Гонконге, в процессе которого перестраивалось существующее здание — было анонсировано в качестве реконструкции с использованием китайских традиций фэнь-шуй. Китайцы в традициях своего шуя понимают гораздо больше, чем англичанин, обучавшийся в Америке, везти его в такую даль просто так — не рационально. Прагматичные азиаты приглашали матёрого архитектора не для обучения у него своим же традициям, а для привлечения к постройке внимания зажиточных бледнолицых ценителей экзотики "Загадочного Востока". Непрогнозируемым бонусом за использования инфантильного европейского восприятия было появление в Старом Свете множества восточных декораторов, объясняющих одухотворённым мещанам (в мольеровском значении этого слова) — правила расстановки мебели и развешивания зеркал.
Ну да ладно, мнение заурядного московского обывателя по поводу соответствия чего-либо китайским традициям — мало кого волнует. Статистики же, демонстрирующей падение или рост потока туристов в город Ним (там мэтр построил напротив Мезон Карре первого века до нашей эры нечто, напоминающее трансформаторную подстанцию, и названное им "медиатекой") — кураторы выставки благоразумно не предоставили. Но в сфере проектирования станций метрополитена любой человек, видевший станцию метро "Маяковская", — может считать себя экспертом. И исходящее из данного видения экспертное заключение будет явно не в пользу передачи архитектурных полномочий в руки хороших заказчиков мудрого строителя. Это тоже объяснимо — разговорами об экологии в данном случае отделаться сложно, а любимые мастером блестящие плоскости затруднят и без того нелёгкую ориентацию в общественном транспорте в часы пик. Учитывая то, что при обустройстве среды метрополитена и организации пассажиропотока использование современных технологий гораздо уместнее, чем при взгромождении очередного офис-центра, творческий арсенал "Главного Архитектора Современности" предстаёт в совсем другом ракурсе.
Может, это и к лучшему. Неоспоримая заслуга выставки Нормана Фостера — возможность по-новому оценить архитектуру скромной советской стилистики с универмагом "Московский", или понять насколько удачно здание Атомиума, который служит не только визитной карточкой Брюсселя, но и способствует развитию бельгийской металлургической промышленности. Архитекторам, которые не считают, что придумывание концептуальных терминов "sustainability" и "chesa future" есть главная задача архитектуры, следует поучиться у Фостера в тщательности изготовления макетов, умении не жалеть для них пластмассовых автомобильчиков. И терпимее надо относится к туземным "историкам", желающим убрать исторические излишества на Красной Площади, ведь ими двигает всего-навсего стремление угодить Хорошему инвестору.
