№18 (650) от 03 мая 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Елена Антонова
САМОЕ-САМОЕ
Пять поэтов, Александр Кувакин, Борис Лукин, Александр Суворов, Федор Черепанов, Алексей Шорохов, отобрав по 20 "самых" своих стихов, выпустили поэтический сборник, да какой! Стихи, продолжающие лучшие традиции русской поэзии с ее исповедальностью, любовью к человеку и родной земле, болью за неправды и нестроения, совершающиеся на ней, соединяют злобу дня сегодняшнего с музыкальным восприятием мира века минувшего. Авторы относятся к поколению, кому сейчас между тридцатью и сорока, чье возмужание пришлось на конец "перестройки", а потом и на крах советской державы. Чтобы выстоять, они должны были найти для себя новые идеологические крепы взамен утраченных. Этими крепами стало для них как бы заново открытое ими Православие, в монолит сросшееся с сыновней любовью к России и ее народу. Потому и стихи их, несмотря на трагичность, несут свет и надежду.
И все же явно видимое желание подвести этих многим разнящихся между собой поэтов под нарицательное имя православных, не кажется правомерным. Это сужает их масштаб. Творчество истинного поэта — шире любых наперед заданных рамок, даже если сам он согласен с ними. Скомпонована книга с толком: краткий разбор идет сразу вслед за стихами. Три рецензии — на Кувакина, Лукина и Черепанова — написаны Алексеем Шороховым. По одной — на Суворова и Шорохова — Еленой Игоревой и Михаилом Крупиным. Живые, зачастую дружеские, как и должно быть между близкими по духу людьми, рецензии интересны и с познавательной, и с эстетической точек зрения. Но их стремление — подверстать творчество к православному мироощущению авторов — не вяжется с исключительностью поэтического дара. Думается, подобный подход не вызвал бы сочувствия ни у одного классика русской поэзии, как бы ни была глубока его вера.
Составитель книги стихов — Алексей Шорохов. Он же — автор трех поэтически образных рецензий. С него и начнем наш обзор. Его поэзия — сдержанна, местами сурова, но и музыкальна, как суров и музыкален он сам. Суровость его идет от аскезы православного неофита, музыкальность — от орловских корней, славных литературными традициями самой высокой пробы. Вслушайтесь в музыку строк, перекликающихся с стихотворением кудесника русского языка, орловца Ивана Бунина: "Скоро будет тепло и сухо, \ Буду печку весь день топить, \ Буду ветер слушать вполуха \ И, наверное, брошу пить. \ А когда над притихшим руслом \ Незамерзшей в снегах реки, \ Над густым слюдянистым суслом \ Пронесется лебяжий крик —\ Только голову спрячу в плечи, \ Прошептав: "Во веки веков…"\ Это значит, что в этот вечер \ Умер кто-то из стариков". А вот — иной настрой, иные мелодия, ритм, слова: "Душа, как сад, роняет первый цвет \ И алым ветром порошит в зарю. \ И только счастья — не было, и нет! \ А я опять о счастье говорю". Впрочем, цитировать можно много — язык русский, земля русская для Шорохова всегда равно дороги и милы: "Тихой святостью веет с реки, \ Милой вечностью тянет оттуда. \ Как люблю я Твои сквозняки \ Вдалеке от людских пересудов!" И это, когда "не по хорошу мил, а по милу хорош", — лучшая гарантия того, что он на верном пути.
Александр Суворов — пожалуй, самый трагичный из всех пяти поэтов, и в благополучные-то дни не способный отринуть ранящее его ощущение несовершенства земной жизни, тем более — в лихие для Родины годины. Но при этом, как музыкальны его стихи, какая в них сила таланта и мыслей! "Соловья ослепили, чтоб пел — \ Так Гомера судьба ослепила, \ Чтоб лепил он свой вещий удел, \ Чтобы песни, не видя, лепил он". Подобное совершенство аллитераций, усиливающих интонационную и смысловую выразительность, мастером которых был Блок, нечасто встретишь. А вот совсем краткий стих: "Так ропщет рожь, \ Из зерен прорастая — \ На ветер, дождь \ И на вороньи стаи, —\ Так ты живешь, \ Не зная завершенья, \ Лишь чуя дрожь \ Планетного круженья", — по емкости слов и мысли близкое к афористичным экспромтам Тютчева. Музыка стихов Суворова, даже немудреных, подобных зарисовке вдруг ощущенной им гармонии одного погожего осеннего дня, завораживает. "Кофеем пахнет и шалфеем \ В моем дому, \ Кленовый лист в окне алеет \ Мне одному. \ Иль это вновь рассвет стучится \ Ко мне, звеня, \ Иль это осени жар-птица \ Манит меня". При чтении его стихов не оставляет мысль о том, "как трудно жить" такому поэту, но знакомство с ними приносит радость.
Поэзия Бориса Лукина по мелодике близка к песне, по содержанию — к гимну семье и дому, по рефлексии же он — интеллигент. Но в отличие от последнего в нем столько не рассуждающего тепла, ласки, даже трепета перед всем, что связано с понятием "дом", семья, что пресекается дыхание. Такая глубина чувств в отношении к близким — редкость не только в поэзии сегодняшней, но и прошлых веков. "В этой жизни \ нет свободы себя, \ все, что делаю, \ то ради тебя, \ ради нас \ и ради сына, \ и вот…\— прежде, \ милый мой, \ останься живой…" Это — "Романс", в котором слова не поются, а бормочутся, где мешаются боль и нежность к жене и крохе сыну, потому что — война и не угадать, что принесет завтра. Он чем-то сродни лермонтовской "Казачьей колыбельной". Впрочем, у Лукина есть и своя "Колыбельная" для и о живущих в его доме. Есть "Реквием" по ушедшим отцам, благодарно поминающий их битвы, военные и мирные. И все это крепко связано любовью. "Ты поверь, \ всё, что в этом краю полюбили, уже не умрет. \ И не канет". Эти слова из "Песенки о тайне" — как бы рефрен его стихов, в силу своей цельности не годных для выдергивания из них цитат.
Федор Черепанов — уроженец Сибирского казачьего войска, успевший повоевать в Приднестровье, а теперь вот осевший в Москве, где возглавляет альманах "Братина", ближе всех наших поэтов к живым народным корням. Это постоянно дает себя знать в его стихах. Они у него не пропитаны духом народа, а народные на деле. Вот как выразил он боль о поруганной Отчизне, смешанную с ощущением собственной в этом вины: "Загулялись мы, Борис, на пирах \ И спросонок на гулянке большой \ Не рубахи потеряли впотьмах, \ А как будто поменялись душой". Вот иная, но тоже органичная боль при вспоминании об оставленной им малой Родине, где текут Иртыш и его младшая сестра Ульба: "Алтай, Алтай… Суровый старовер, \ Он знает сам, что перенял я норов. \ Суров Алтай, да матушка добра — \ Светла Ульба в косынке древней веры". Какая слышится здесь былинная ширь! Да, велика Россия, не меряно в ней талантов.
Александр Кувакин с надолго западающим в душу взглядом его пытливых глаз — воитель веры. Вера его — крепка, незамутненна, потому и стихи его лапидарны и выражают самую суть — только зерна без плевел. "Самое сладкое — пост и молитва. \ Самое горькое — Бога не знать. \ Самое верное — с духами битва. \ Самое зыбкое — духам внимать. \ Мне говорят: "Что о чувствах не пишешь?" \ "Что же, исправлюсь", — бросаю в ответ. \ Самое-самое — дышишь-не дышишь. \ Самое-самое — жив или нет". С максимализмом его взглядов на прошлую и будущую историю России можно не соглашаться, но нельзя не признать, что его стихи безусловно талантливы. "Россия — поющая пуля. \ Всем бедам и страхам назло, \ Объятья обманов минуя, \ Летит, выпрямляя крыло".
Таких вот разных, но талантливых и многообещающих поэтов собрала под своим покровом эта невеликая книга стихов "САМОЕ-САМОЕ".
1.0x
