ПАСТЫРЬ-ХУДОЖНИК

Савва Ямщиков
ПАСТЫРЬ-ХУДОЖНИК

Село Красное-на Волге известно с XV века своими ювелирными промыслами. Хозяин здешней вотчины Дмитрий Иванович Годунов немало потрудился, чтобы Красное, расположенное неподалеку от Костромы, соответствовало своему названию (красное — значит красивое) и в 1592 году построил в центре села великолепную белокаменную церковь Богоявления, где окормлялись и мастера-ювелиры вместе со своими домочадцами.
На Костромской земле довелось мне немало потрудиться и вместе с волжскими музейными работниками возвратить к жизни забытые творения талантливого портретиста XVIII века Григория Островского и его сотоварищей, а также подарить современникам живописное графическое и скульптурное наследие уникального художника, философа, литератора, режиссера и музыканта Ефима Честнякова. В Костроме познакомился и подружился я с дивными жителями русской провинции — Виктором Игнатьевым — директором местного музея, Вячеславом Сапоговым — тонким исследователем русской литературы и самобытным писателем Вячеславом Шапошниковым. Все они были истинными хранителями честняковских традиций и немало сделали для увековечивания памяти о великом мастере. А в селе Красном всегда ждал и привечал меня Петр Чулков — искусный ювелир, заслуженный художник России, ведущий мастер старейшего ювелирного отечественного производства. Волшебные изделия его рук выставлялись в музеях и на различных мировых ярмарках, дарились многим известным людям и государственным деятелям. Мне и моим коллегам полюбился гостеприимный дом Петра Ивановича, стоящий на самом берегу волжских вод. Здесь, в тихих и спокойных застольных беседах, время протекало незаметно, а уезжали мы из Красного, побывав в атмосфере старого русского семейного уклада, так отличавшегося от московской суетливой и надуманной жизни. Но и до этого очага с многовековыми традициями докатилась всеразрушающая лавина бескровной рыночной революции и погребла, словно огненный Везувий Помпею, прежнюю красоту и величие исторического этого уголка. Ювелирный завод был предан разрушению, а золотые руки потомственных мастеров оказались ненужными, как и прочие ценности державы.
Петр Чулков еще в 1985 году ушел на вольные хлеба, и никто из руководителей не подумал, что вместе с ним прерывается линия творчества, которую воссоздать будет невозможно. Незаменимых, как известно, не было в нашей стране при старых большевиках, ненужными таланты оказались и большевикам либеральным. Вместе с Вячеславом Шапошниковым, писателем духовным и глубоко мыслящим, обратился ювелир к основам православной веры и поискам путей к Богу. Вышний промысел привел друзей в Псковско-Печерский монастырь к старцу Иоанну (Крестьянкину). После встречи с таким духовным наставником Петр и Вячеслав уже не мыслили себя вне лона церкви, служению которой они решили посвятить себя до конца жизни.
В монастыре Петр Чулков познакомился со своим собратом по творчеству, иконописцем Зиноном, и восхитился его священным ремеслом. Крест, отлитый тогда для него Зиноном, оберегает моего друга и по сей день. В 1991 году Петр Чулков принял чин диакона в прославленном костромском храме Воскресение на Дебре, а через год был рукоположен во иереи в Всехсвятском храме родного села. Тяжелое церковное послушание по восстановлению и возвращению к жизни Богоявленского собора вот уже почти пятнадцать лет несет достойно и безропотно ставший его настоятелем протоиерей отец Петр. Постоянно общаясь с истинным подвижником, я знаю, из каких кропотливых, а подчас невыносимых трудовых будней состоит церковное его служение. Роль молитвенника и духовника приходится сочетать отцу Петру с заботами строителя, хозяйственника и добытчика средств, так необходимых для возрождения дивного храма XVI века. Переживаю и не нахожу себе места, когда не в силах бываю откликнуться на скромные просьбы друга о необходимой помощи. Возможности людей, стремящихся поддержать нищего батюшку, к сожалению, весьма и весьма ограниченные, ведь только Вексельберги нынче покупают яйца Фаберже за миллионы украденных народных денег, малой части которых хватило бы на восстановление десятков разрушенных храмов. Но я верю, что осилим мы вместе с отцом Петром Богу угодное дело, возродится храм Богоявления, и пришлет мне его настоятель полное радости свое стихотворение взамен вот этих виршей, сложенных им в крещенские морозы.
На Свете две дороги в жизни —
Души спасенье, путь греха.
В моей истерзанной Отчизне
Гармони порваны меха.
В глуши селенья опустели,
Чем жили — брошено во двор.
Знать, в город брать не захотели,
В России бедность не позор.
Здесь гармонист не заиграет
И хор девичий не поет,
И горожанин понимает,
Деревню Родиной зовет
Домов здесь было два десятка,
Живущих ныне — три вдовы.
В углах — иконы для порядка,
А в Пост картошка да грибы.
Здесь православный дух Отчизны
Питает старость на Руси,
Кто завершает путь по жизни,
О женской доле тех спроси.
И что они тебе ответят,
И дрогнет голос, и слеза...
О власти, о войне заметят,
Украдкой вытерев глаза.
Страна березового ситца,
Живешь ты в песенных стихах.
Ко всем приветливые лица
Встречаю в дальних деревнях.