ВЫШЕЛ ЮРА НА ЛУЖОК...

Александр Лысков
ВЫШЕЛ ЮРА НА ЛУЖОК...

Земля: пашня, луг, — это стихия. Все планы в отношении ее требуют методик не ниже тех, что используют в своей практике специалисты МЧС, а то и молитвы. Месяц "непредвиденных" морозов и все расчеты на урожай рухнули, как крыши под снегом. Даже самый широкий, самый научный взгляд на землю оказывается ложным. Цены на продукты повышаются. Экспорт понижается. Начинают даже приходить мысли о продовольственной помощи из-за рубежа.
Вмиг устаревают прогнозы, диссертации и книги о сельском хозяйстве, писанные всего несколько месяцев назад, летом.
А дачная жизнь так располагает к мудрствованию. Как хорошо жарким летним деньком, повозившись с дымарём на пасеке, окунуться в собственный бассейн, потом сесть в плетёное кресло на веранде и предаться размышлениям о судьбе деревенских жителей окружающей Родины. Таким мне видится мэр Лужков в моменты написания прошлым летом своей новой книжки "Сельский капитализм в России". Автор пресыщен городом, всё в нем постиг и вкусил. Рвется душой на нивы и пажити, на зерновые токи и картофельные плантации. Плантатором в пробковом шлеме видится, в белом картузе помещика, может быть, даже верхом на сивом мерине или хотя бы в рессорной двуколке с вожжами в руках. Помещиком, крупным землевладельцем, первогильдейским барином. На дворянина не тянет, хотя мог бы выслужить себе именное дворянство — уже пятый класс госчиновника давал такую привилегию во времена оные, в которые, как следует из книжки, сердечно и окунулся пребывающий ныне уже в преклонных годах сын крестьян Тверской губернии.
Мужик по сути. Но разбогател. Своим служилым горбом обеспечил себе покойную старость. Имеет возможность и желание двигать кое-какие капиталы, пускай лишь в роли советчика или, как нынче говорится, специалиста по консалтингу. Вынужден потому довольно добросовестно изучить предмет этого самого консалтинга. Чтобы не осрамиться на старости лет. Но всё равно, даже после знакомства с мыслями насчет земли графа Толстого и Нобелевского лауреата Нормана Берлоуга дилетантом себя чувствует. Кокетничает: "Не мне, коренному москвичу, питомцу городского двора, рассуждать о подобных материях. Но вопрос этот меня не отпускал. Повлияли собственные увлечения пчёлами".
Кстати, меня тоже никак не отпускает один вопрос: по поводу "коренных москвичей", чьи родители были коренными крестьянами Тверской, Смоленской, Вологодской и прочих губерний. Корни у них тысячелетние — деревенские, захолустные, род их одним только росточком в Москве проклюнулся, но уж этот росточек, к огорчению всей корневой системы, заявляет о своем "коренном" москвичизме. Хотя в нем земельное, черноземное, навозное начало вопиет, как видно в случае с мэром, на примере его нынешней устремленности в "сельский капитализм".
Спору нет, приятно на даче "книгу писать". Воплощенное счастье перед нами — сытый, загорелый дачник в прохладном мезонине за компьютером. Пускай даже и дилетант. Всё равно радостно за человека. Понятна его увлеченность. Тем более, что теперь книжку собственного сочинения издать так просто. Всякий может. Целый пласт литературы сложился за последнее десятилетие — самиздатовский. Главная черта — поразительная искренность. Я коллекционирую такие книжки. Особенно в стихах. У меня их сотни — тоже в деревне хранятся, в мезонине на грубо оструганных дощатых полках. Это отрада души моей. Потому что там литературы как таковой вовсе нет. А есть сразу, напрямую, живой человек, наш природный русский лирик и версификатор. Храню такие книжки как личные дневники или письма простодушных людей, адресованные таким же. И лужковская книжка со столь преувеличенно фундаментальным названием тоже займет место в той коллекции. Хотя она и не стихами написана, но — чистая лирика, в которой сам автор интереснее того, о чем он пишет.
Не грех впасть в детство, когда тебе семьдесят. Приятно читать учебник истории России для седьмого класса и писать реферат на тему "положения крестьян во второй половине девятнадцатого века". Или вдруг увидеть бездну мудрости в таких словах великого романиста: "Всё у нас перевернулось и только укладывается". Как сильно сказано! И в простодушном восхищении от причастности к великим, цитату эту — туда ее, в строку, в рукопись, в книжку. И вывод: "Российский сельский капитализм сегодня вновь только нарождается".
Берется автором-дачником период от рынка до рынка, а то, что между ними, выносится за скобки истории как не имеющее права на существование. "Продовольственная программа была уже не более чем конвульсивной попыткой вырваться из трясины запустения села".
В те годы "коренной москвич" Лужков заправлял московской индустрией, дачку, наверное, имел, но о пасеке вряд ли помышлял. Потому простительно будет ему не знать, что деревня тогда благоденствовала, как никогда в своей истории. Не стану обращаться к собственной памяти. Перечитайте письмо Федора Абрамова землякам. Писатель, досадуя на расслабленность и сытость мужиков, рисует картину полного достатка: зарплата выше городской, телевизоры, холодильники в каждом доме, мотоциклы и автомобили в первую очередь и по льготным ценам. Прибавить полную "продуктовую корзину" с собственных угодий и набор бесплатных социальных услуг: путевки в санатории, детские сады, пионерские лагеря. К тому времени рабоче-крестьянская революция как раз достигла всех своих целей. Мужики, положив миллионы жизней, создали-таки себе нечто очень напоминающее земной рай. Народились новые народные вожаки вроде Василия Стародубцева, чей колхоз по культуре жизни и производства сравнился с немецкой или голландской сельскохозяйственной коммуной. Деревня бодро смотрела вперед. Но тут явились демократы-пчеловоды и сказали: пожили — и будет с вас. Теперь мы, "коренные москвичи", начнем о вашей крестьянской доле печься, книжки про ваше будущее писать, идеологию своих капиталов подводить под крестьянский вопрос, чтобы, значит, на дельтапланах облетая собственные угодья, о прибылях думать сподручнее было.
Сельский капиталист Лужков только благодаря своему положению мэра и марксообразному названию книжки кажется первопроходцем капиталистической мысли в деревне. Увы, немало уже было и до него новых помещиков, и тоже каждый книжку писал, философствовал на даче, в коттедже, на вилле. Вспомним Святослава Федорова, глазного мастера. Деревеньку он приобрел еще в конце 80-х на холме с видом на водные просторы Истринского водохранилища. Поставил задачу вернуть жителей этого поселения, уехавших на заработки в Дмитров, заманить их чистотой новых коровников, мощностью и комфортом импортных тракторов, бесплатной для них хирургией глаза, если что случится на производстве сельхозпродукции с их органами зрения. Сам, конечно же, барином любил проскакать на закате по луговым путям с кавалькадой именитых гостей. На вертолете полетать над собственными угодьями. Но кроме весьма приятного времяпрепровождения дружеских компаний ничего особого не увидели тамошние нивы и пажити. Энтузиазм помещичий понемногу спадал. Мужики предпочитали на заработки ездить в города. А потом и сам именитый хозяин сверзнулся с вертолетной высоты так, что не скажешь: пусть земля ему будет пухом. Бог с тобой, Святослав Федоров.
Потом имел я возможность близко наблюдать бросок на землю другого энергичного человека, настоящего замоскворецкого фабриканта Александра Паникина. Тоже господь прибрал неуемного капиталиста в пятьдесят с небольшим. Но прежде Паникин успел полюбить местечко под Клином, раскорчевать, ландшафтный дизайн навести, построить модерновую, наполовину застекленную виллу, ну и, конечно, порадеть за мужичка: молокозавод, ферма, немецкие тракторы, — всё как полагается помещику. Наследство осталось неплохое, но не впрок. Энергии, огня жизненного, который спалил первопроходца, у наследников, как водится, не достает. Тянут лишь на обычных дачников. Проживают нажитое. Спасителей земли и мужиков из себя не представляют.
Затем на подмосковные земли хлынула волна капиталистов, прогоревших в дефолте 1998 года. Недавно проезжал по территории птицефабрики господина Лисовского — того самого, который на выборах Ельцина "помогал" Чубайсу таскать доллары в коробках из-под ксерокса. Эти ребята по природе прагматики, а не романтики, как Федоров и Паникин. Может быть, потому у них что-то и получается "в натуре". Хотя, конечно, заслуг их в том, что существует у нас производство птицы, не так уж и много. Не строили они эти фабрики и комбикормовые заводы. А только приватизировали, предварительно удушив ту систему, которая строила. Теперь похваляются, полезными для Родины себя считают. И все как один с горячечным блеском в глазах, конечно же, публично рассуждают о судьбах русского крестьянина. Записывают себя в продолжатели великого дела Столыпина.
Что они хотят? В книжке Лужкова об этом сказано ясно.
Колонизировать Россию. Думаете, почему они стали такими патриотами и "окрысились" на Запад? От сердечной любви к Отечеству? Увы, только из желания не упустить богатство, которое под боком, то есть в границах государства, работающего на них. "История России есть история страны, которая колонизируется, — читаем у Лужкова. — Если этого не сделаете вы, то сделают другие".
Куда там Федорову, Паникину и даже Лисовскому с их зацикленностью на Подмосковье. Лужков замахнулся на всю Россию. Жирным шрифтом выделяет он в своей книжке: "10 процентов всей продуктивной пашни мира сосредоточены в России!". Вот это богатство и решили теперь прибрать к рукам владельцы отечественного капитала. Скупить эти земли, делать на них бизнес. Гонять мужика в хвост и гриву.
Колонизация требует дешевой рабочей силы. Идеолог Лужков против мелких подсобных хозяйств. Он — за холдинги! Потому что очень уж вольготно живется в мелких хозяйствах человеку на земле. Паразит он, этот мелкий собственник. Только о себе думает, а не о благе Родины. Значит, по дальнейшему ходу мысли мэра надо "...обеспечить возвращение людей в деревню!" Вот интересно. Родители его, тверские крестьяне, покинули эту самую деревню, повинуясь вечному историческому движению и почти физическому закону от тьмы к свету, из холода в тепло. Родили и воспитали в городе счастливого, судя по всему, человека, который тоже не желает стать скотником или механизатором, откапываться от снегов по утрам, заготавливать дрова и детей возить в школу на разбитых автобусах. Но зато не прочь пойти по пути ушлых современных фермеров, которые держат в работниках таджиков — на положении крепостных.
Оттого капиталист Лужков и с экспертами ВТО тягается в своей книжке, что они выставляют слишком жесткие требования для будущего капиталистического хозяйства, ущемляют права наших капиталистов, новых помещиков, интересы которых защищает автор.
Стращает чужим капиталистом-колонизатором: "Никто тогда не помешает иностранному хозяину скупить наши сельхозугодия, элеваторы, перерабатывающие предприятия. После этого именно иностранный капитал будет на российских плодородных землях осуществлять конкурентное производство и завоевывать с ним мировые рынки".
То есть нам предлагают полюбить капитал Лисовского, Абрамовича, всех тех, кто в первой десятке журнала "Форбс" и в последней десятке Аудиторской палаты. Смиритесь, говорят нам, ибо всё уже перевернулось и уложилось.
Прямо, искренне говорят об этом. Простодушно, по-дружески. Как и заведено среди таких лирических писателей, как наш супермэр и автор "Сельского капитализма в России".