ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ

| | | |
Евгений Нефёдов
ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ

Привет, дорогой Володя, соратник наш, друг и брат! Ты весь, как всегда, в полёте — и надо же: шестьдесят! А как плодовит, гляди-ка: ведь нет на Руси творца, о ком бы ты в СМИ и в книгах не выдал хотя б словца!
Рецензия и беседа, и критика, и хвала, и собственная газета — несчётны твои дела. Их замысел прост и ясен, и в том я не вижу бед, что кто-то с тобой согласен, а кто-то порою — нет.
С одними вступаешь в драку, другим ты помог в судьбе, а третьим горазд, однако, поведать и о себе. Но слов мемуарных, чахлых при этом не дашь в тираж. "Я был молодой и наглый", — попался мне твой пассаж...
Попался — уж это точно! Я мимо пройти не смог, дабы в пародийной почве дало то зерно росток. И в твой юбилей, пожалуй, представить — совсем пустяк, что ты обратился к залу, положим, примерно так:
"Когда я входил, ребята, в большую литературу, оглядывал нагловато я каждую в ней фигуру. И там — в ЦДЛ, в буфете, таланты друзей ценя, пытался себе ответить: кем были они — до меня?!
Проханов — простым лесником, Куняев — лихим рыбаком, Лимонов корпел закройщиком, а Поляков — перестройщиком, Личутин ходил помором, а Пронин служил майором, Маканин был математик, а Ким — рядовой солдатик, слыл дервишем Зульфикаров, а Ганичев — комиссаром, был Гусев почти доцент, Устинов почти студент, Бобров начинался с песен, заметки печатал Есин, Киреев балдел в Крыму, Анисин — в табачном дыму, Нефёдову снились макеты, а Животову — багеты, Султанов рос юным талантом, Шурыгин — салагой-курсантом...
Но время недаром мчится: читая друзей своих, я им посвящал страницы журналов, газет и книг, как всякий нормальный критик, ругал и хвалил их я, в итоге чего — смотрите, кем стали мои друзья.
Проханов сегодня — классик, таков же Куняев Стасик, Личутин — кудесник слова, Лимонов крушит оковы, в "ЛГ" Поляков блистает, по Пронину фильмы ставят, Маканин везде отмечен, Ким премиями увенчан, пленил Зульфикаров музу, стал Ганичев — босс Союза, и Гусев давно профессор, Боброву — эфир и пресса, Устинов — отец академий, а Есин — читаем всеми, с Киреевым всё в ажуре, Анисин — король в Домжуре, Султанов теперь во власти, а Животов — чудо-мастер, Шурыгин — герой походов, Нефёдов — и есть Нефёдов!
Такая моя бригада, творцы они все — что надо, а я — юбиляр простой, не наглый, не молодой, но смею считать, что всё же помимо "ДЛ" и книг в том славном буфете тоже я кое-чего достиг!.."
Достиг ты, товарищ, к счастью, немалых уже высот. А я вспоминаю часто тот давний советский год, когда молодых собрали в столицу со всех широт: меня мой Донбасс направил, тебя — твой "карельский фронт". Там классики выступали, а мы, как нестройный хор, им что-то своё читали — и слушали приговор...
Но доброе, помню, слово сказали тебе и мне... Промчались года, и снова мы вдруг повстречались — в "Дне"! Проханов собрал команду, что столько побед и бед познала при оккупантах за эти пятнадцать лет.
И вот мы уже седеем, и как-то нежданны вдруг солидные юбилеи, чьи цифры чудны на слух... В тобой приведённом списке — бойцы ещё все подряд! "Капеллою бондаристов" назвал бы я этот ряд.
Конечно, порой уж силы — не те и не та рука... Но главное — чтоб Россия осталась на все века. В её Воскресенье верим, ей слово своё несём. Мы сделали, что сумели, но это ещё — не всё!