Авторский блог Савва Ямщиков 03:00 7 февраля 2006

ВОЛЬНЫЙ НЕВОЛЬНИК

| | | |
Савва Ямщиков
ВОЛЬНЫЙ НЕВОЛЬНИК
Слово от Саввы
Мне посчастливилось многие годы работать во Пскове, разбирая иконы в музейных запасниках. Там я научился понимать смысл псковской иконописи и самобытный характер людей, живущих в древнем вольнолюбивом городе.
Всю жизнь буду вспоминать теплыми и благодарными словами Леонида Алексеевича Творогова, который первым помог мне проникнуть в сущность псковской культуры. Он был очень красивым человеком. Шопеновский профиль, растекающиеся по плечам длинные волосы. Нас объединяли воспоминания об учителе — Николае Петровиче Сычеве: Творогов занимался у него в 20-е годы прошлого века, а я — в 50-е—60-е. Леонид Творогов удивительной судьбы человек. С детства врачи предсказали ему полную неподвижность: подвывих ног в районе тазобедренного сустава не поддавался лечению. Ученый прожил больше 80 лет, перенеся ГУЛАГ и сумев сказать веское слово в исторической науке. Он был из тех гигантов, которые составляли духовную элиту русского общества. В лагерях он протянул подоле своего учителя Сычева — около 20 лет. Ученик и учитель даже пересеклись на строительстве Беломоро-Балтийского канала. Николай Петрович рассказывал мне, как однажды ученик 19 декабря на зимнего Николу пронес ему тайно через охрану четвертинку. По лагерным законам такое жестоко каралось. Творогов сделал это из любви к учителю.
Когда я приехал впервые в Псков, Творогов занимал в здешнем музее скромную должность хранителя библиотеки. Но что это был за хранитель! Он задался, казалось бы, немыслимой целью — создать древлехранилище, состоящее из всех известных библиотек, когда-либо существовавших на Псковщине: от легендарного книжного фонда Спасо-Мирожского монастыря, основанного в XII веке, до библиотек Пушкиных, Ганнибалов, Яхонтовых, Блоков и многих псковских семей. Западные слависты были потрясены уникальностью и размахом работы!
Я приходил к Леониду Алексеевичу в древлехранилище и наблюдал, как он мгновенно ориентировался в, на первый взгляд, беспорядочных ворохах рукописей и книг. Отодвинув в сторонку томики прижизненных изданий Пушкина, или запустив руку под пухлую подшивку комплекта "Нивы" он, не прерывая оживленной беседы, извлекал древний арабский манускрипт, псковскую грамоту XV века или письмо А.П.Ганнибала к Екатерине II. "Если вы хотите стать ученым с мировым именем, оставайтесь во Пскове. Живите и работайте здесь", — повторял Творогов всем молодым энтузиастам, приезжавшим к нему. И обязательно водил нас по древнему городу. Это были изумительные прогулки! Он знал Псков, как Третьяков, вероятно, знал свое собрание картин назубок — каждый дом, храм или крепостная стена были ему словно родными.
И, что самое поразительное, — он был невероятно вынослив. Помню, в первый раз мы проходили с ним часа три или четыре, у меня были полиартритные осложнения, я устал и незаметно для ученого остановил такси. Творогов тут же воскликнул: "Отпустите машину немедленно. И никогда больше поблажек ни мне, ни себе. Я живу только потому, что постоянно борюсь. Лишь только сяду в такси, наступит время умирать". И действительно, на своих негнущихся ногах он умудрялся с нами играть в волейбол на музейном дворе, а на зарплату в шестьдесят рублей вместе со студентами строил книжные шкафы в древлехранилище. Надо было видеть его радость, когда отделка интерьера была закончена, стекла шкафов затянули тканью зеленого цвета, повсюду поставили гипсовые бюсты писателей и философов. Особенно праздничное настроение охватило Творогова в день возвращения из Германии псковских книжных сокровищниц, похищенных нацистами.
Леонид Алексеевич был сродни псковским художникам, зодчим, миниатюристам. В нем жил дух неукротимого псковского жизнелюбия. Каждый день кормил он стаи голубей, слетающиеся во двор музейных Поганкиных палат по первому зову добрейшего человека. Не было во Пскове бездомной собаки, которой он не уделил бы частички своего внимания и заботы. Возился с ними, выхаживал и любил всегда одинаково. Вдобавок к прочим бедам Леонид Алексеевич был практически глухим, но общаться с ним это не мешало, ибо его ум и прозорливые глаза говорили собеседнику понятнее и доходчивее, чем любая пространная речь.
Каждый месяц Творогов должен был, как всякий ссыльный, отмечаться в местном отделении милиции. И это происходило в то время, когда ученый мир в России и за рубежом признал непреходящую ценность его научных открытий. Вот такой это был "вольный невольник", псковский Дон-Кихот — представитель великой отечественной исторической науки.
1.0x