Не всякий человек живет, осознавая себя человеком в лесу. Кто не способен на это считает, что любить лес — значит быть нецивилизованным, дикарем. Ну что ж, попробуем разобраться с собственной дикостью.
В таком случае: всё, что не является дикостью, является цивилизацией.
Цивилизация основана на дихотомической аристотелевской логике, конституирующей истину и ложь, целое и части, идеальное и материальное; меру, диалектику, предметность и т.д. Хороша эта логика или плоха, можно судить лишь в случае наличия иной логики. Или вовсе не логики. А чего-то Иного. Того — что вне логики. Хотя может быть объяснимо с помощью логики. Но не полностью. Не целиком.
Эллинская мысль породила науку и технику. Для написания любых диссертаций необходимо учитывать критерии научного знания, сформулированные еще Аристотелем, для расчетов чертежей — Евклидову геометрию, для подсчета денег в магазине — "пифагоровы" числа. Греки проникли в наш быт. Но греки жили давно. Неужели человечество не смогло создать качественно иного обживания бытия с тех пор и до сих?
Во всем виновата Европа — считают некоторые европейские и русские мыслители. Тут можно вспомнить Шпенглера и Данилевского, Генона и Ницше, Трубецкого и Хомякова.
Качественно ничего нового не произошло, и сторонникам прогресса в качестве антитезы можно привести массу аргументов, доказывающих, что европейский прогресс значителен только с точки зрения насекомых (особенно, когда последних травят). Например, изобретение холодильника качественно не сравнимо с появлением числа.
Но антипатия к прогрессу является включенностью в прогресс с обратным знаком. Неким торможением или консерватизмом. Это лишь обратная сторона медали поля дуальностей, которое не совсем поле, поскольку способно структурировать онтологию, гносеологию, этику и т.д. вверх-вниз, слева на право и наоборот.
У некоторых от бессилия что-либо сделать возникает мысль об устранении "логики смысла" мира Запада, об ускользании от чуждого бытия. Т.е. не быть ни За (прогресс, цивилизацию и пр.), ни Против. А быть Нулем. Причем желательно абсолютным. Поскольку минус на минус дает плюс.
Такая точка зрения у меня вызывает симпатии, если закрыть глаза на европейскую сноровку рассуждать и декларировать, забыть как рационализм, так и эстетизм.
При этом возникает несколько сомнений. "Быть нулем" в качестве Щита от стрел и копий спекулятивного метафизико-центристского европейского мира — это одно. Но быть нулем ради одной манифестации своей "нулевости" — совсем другое. "Нуль" не имеет нутра, поскольку он нуль, а значит, не способен и породить. Поэтому нулевое пространство — лишь ускользание из ситуации "Выхода нет" и не более того.
Возникает и сомнение другого рода. Отказ от европейской логоцентричности не повлечет ли за собой отказ от Логоса вовсе? А что взамен? Молчание? Но "молчание может быть надежно сохранено только словом". Т.е. Логосом.
Другой вопрос: что находилось, находится и будет находится в нулевом пространстве, и в силу этого никогда не сможет быть осознано европейским рассудком, и при этом является Иным обживанием бытия?
И я решил, что это Иное есть Лес.
А что такое лес?
Определение из толкового словаря Ожегова лишь пытается встроить лес в понятийный аппарат.
"Лес:
Множество деревьев, растущих на большом пространстве с сомкнутыми кронами.
Срубленные деревья как строительные и промышленные материалы.
О множестве чего-нибудь поднятого, устремленного вверх — лес рук, лес штыков".
Наверняка, когда авторы словаря идут в лес, например, за грибами, для них он существует в гораздо большем значении, чем "множество деревьев, растущих на большом пространстве с сомкнутыми кронами".
Если бы мир человека (если бы лес) можно было бы описать полностью с позиции трансцендентального субъекта, тогда бы использования для этого дефиниций было бы достаточно.
Срубленные деревья, уложенные в "зеленые кареты" технотронного мира, иногда называют лесом, но это уже не лес. Пожалуй, только в сознании человека — есть память об этих деревьях, смешанная с чувством боли. Боль возникает от потери. Потери не только деревьев и других растений, но и с потерей некого цельного. Это цельное — есть собирательность мира (мира леса) в едином образе, который зовет вновь и вновь и напоминает детство. Напоминает мать, зовущую своих детей домой, напоминает сказки, при чтении которых даже ангина и другие болезни — уже не ангина и не болезни, а лишь переносимые на себя самого испытания, которые ожидают героев сказок на лесных тропах, напоминает дыхание природы и молчание любимого человека, напоминает плач и радость, силы и усталость, напоминает ребенка и старика.
Лес вне системы.
Лес уже не совсем лес, когда есть ровные геометрические посадки. Хотя природа в конце концов заполняет собой квадраты искусственно привнесенных деревьев. Поэтому, несмотря на рассудочность человека, желающего разложить все по полочкам, проходят годы, и посадки становятся лесом. Природа мудрее. Мудрее нас и нашей логики, мудрее человеческих моделей бытия, мудрее системы.
В чем система? — Система — в законах, которые претендуют на универсальность. В силу этого они (законы) и были навязаны человечеству. А теперь спросите себя: может ли быть она? Универсальность? Когда есть лес. Это то, что не вместимо в систему, не может быть ей перемолото или, если хотите, пережевано. Даже если представить себе, что весь наш лес будет вырублен.
Лес — не без-системен, он вне-системен. Нелепо было бы говорить о его метафизичности, т.к. это природа. Да и сам термин метафизика — дискредитирован теми, кто пытался и пытается объяснить его смысл. Смыслов много, а истина одна. Смыслы расходятся и ведут к патологии смысла. Патология смысла — это когда некуда идти, даже если есть куда. Европейские метафизика и философия — это капканы, механизм ловушки которых заключается в дурной бесконечности значений их дефиниций. Когда последние нагружены смыслами, то их называют универсалиями. Лес — не универсалия. Лес — "и больше и меньше", можно даже сказать, и лучше и хуже, чем универсалия. Значение дефиниции лес может быть определенной универсалией. Но смысл придавать опредмеченность лесу бессмыслен.
Универсалии узаконили бытие, наполнили его смыслами. Философы структурировали смыслы и создали модели бытия. Все это назвали системой. Системой типов мышления и бытия. И всем стало скучно. Скучно и душно, потому что некуда ходить и нечего создавать. Поэтому в конце ХХ века французы решили расширить поле смыслов. Но поскольку быть и жить и порождать новый мир, как Сократ, Платон и Аристотель, французам слабо, они решили расширить поле смыслов путем деформации старых греко-европейских понятий. Для этого они стали использовать деконструкцию и симулякр. Например, Делез пишет: "Симулякр — это система, в которой различное соотносится с различным посредством самого различия". Тем самым о философии сегодняшней можно говорить лишь как о саморазрушающейся машине, которая умирает "не больно", своим саморазрушением порождает новые смыслы, а, значит, воспроизводит ложные необходимости воспроизводства смыслов.
Классическая и неклассическая логики не оставляют места лесу. Если и существует в европейской науке опусы о природе, то о природе вещей, а не мест и событий. Событиям посвящает себя западная литература, и то лишь описательным контекстам — например, рыцарские романы или произведения Лонгфелло.
Конечно же, можно сослаться на замечательных русских писателей: Пришвина, Леонова, Бианки, Солоухина, Паустовского и т.д., которые трепетно и сочно писали о лесе. Но если бы каждого из них спросить: все ли вы рассказали, полная ли это картина, ответ был бы отрицательным. Тем более, что они, подобно художникам, пытаются отдельными штрихами объяснить свое восприятие.
Даже лесник не скажет "на словах", что такое лес. Он может стать лесом, что-то объяснить, но объяснить жизнью, молчаливым деланьем, умным деланьем…
Детство, лес, грибы, запах листвы, крупные дождевые градины, просвет между кронами…
В лесу, если и есть просеки в виде прямых линий, то они не телеоцентричны как достижения ученых. Несмотря на просеки, лес остается лесом. Законы геометрии к нему не применимы. Мне тут же возразят и скажут про компас, солнце и другие ориентиры. А я отвечу, что говорят не про лес, а про дом. И даже не про дом, а про желание куда-то попасть, когда на компас смотрят.
Вспоминаются слова Гете: "Тот, кто внимает таинства природы здравым открытым умом, он и является самым серьезным наблюдателем, как неискушенное дитя".
Если где-то леса нет — его вывезли (например, в Германию), то это означает, что мир человека стал пуст. И сам человек в этот момент не только лишен грибов, ягод, но и попал в симулятивное поле законов — государственных, гносеологических, ценностных.
Пока есть лес, есть мы, русские.
То есть русский остается таковым и в степи, и в море, и в горах, и в космосе. Но благодаря лесу он — русский и в историческом и в сверхисторическом значениях.
В историческом — в качестве примера, можно привести исследования Л.Н.Гумилёва, В.О.Ключевского, евразийцев, в которых подчеркивается, что наличие леса в России повлияло на ход военных действий, экономику, быт, культуру, образ мыслей.
Сверхисторическое значение леса — это любовь к лесу, как любовь, не отделимая от Логоса-Христа. В качестве примера, можно вспомнить березку из кинокартины Шукшина "Калина красная". Можно вспомнить стихи русских поэтов, былины, повести, рассказы.
Мне представляется, что образ леса несет за собой, помимо прочего, собирательное, цельное значение как нечто единое и живое. Не как языческая мифологема, а как образ нравов, мышления и быта лесных жителей, т.е. нас. В язычестве других любят обвинять протестанты. Например, они обвиняют Православие в язычестве, когда пишут о празднике Вербное воскресенье (Вход Господень в Иерусалим).
Лес — это не образ философии. Наоборот, философию можно представить в виде образа леса. И рассматривать ее проблемы "с помощью леса". Допустим, проблему номинализма и реализма. Объяснить емко и понятно, что универсалии существуют до вещей (реализм) и после вещей (номинализм) можно используя образ леса.
Вот пример этому:
Стоит только представить, что вы ведете своего ребенка в лес и он должен увидеть его впервые. Одни родители издалека показывают нечто большое, мохнатое и живое и говорят ребенку — это лес. Другие ведут его внутрь чего-то большого и непонятного, и показывают березу, осину, ель, сосну и др., а потом говорят — все это лес.
Остается только добавить, что первые (родители) показали — реалистическое видение мира, т.е. леса, вторые — номиналистическое.
Очень часто в быту встречаются фразы, подобные этой: "Для меня философия — это темный лес". Данное выражение, как правило, произносится в сердцах, по причине непонимания той или иной теории философии. На мой взгляд, оно более имеет отношение к Правде, чем понимание философии некоторым историками философии. Добавлю только, что философия — это, конечно же, лес. Но сам Лес — это не философия, а нечто большее, иное.
Отказ от философии новоевропейской и обращение к миру Леса некоторые философы, по аналогии, будут, скорей всего, сравнивать с досократиками. В связи с этим стоит заметить, что Лес в моем понимании — не стихия, подобно стихиям милетцев, Гераклита и других античных физиков. Хотя Лес и стихия тоже. При этом лес — все то, что способно вобрать в себя все бытийные смыслы и топосы, и при этом быть вне их не только как цельное и простое, но и как невыразимое сложное.
Лес — это не новая философская универсалия, придуманная мною. Более того, только из уважения к философии ей достается право жить в лесу. Если, конечно, она изменится.
А пока философия умирает в лесу. По крайней мере, она споткнется на лесе, или, как говорят в России, заблудится в трех соснах. Можно было бы назвать в качестве антитезы европейской, русскую мысль Инософией или патософией, но это будет очередная попытка создать особое симулятивное поле, хотя попытка и подлинная.
Данная тема, безусловно, требует более глубокого и широкого рассказа. Поэтому в качестве любви к мудрости мною предлагается всем русским философам попытаться написать о лесе, где бы они ни жили — в Америке, Европе, России, Азии, Африке.
Философам, "питающимся от Европы", посоветую перечитать историю Польши, особенно то место, которое касается скромного костромского крестьянина Ивана Сусанина. Если же европейцам затруднительно будет найти упомянутую мною персоналию, то им ничего не остается, кроме как выучить русский язык.
