| | | | |
Денис Тукмаков
СТАТЬ КВАЧКОВЫМ
Миф ли — полковник Квачков? Да-да, всем известно, что Владимир Васильевич Квачков, 1948 года рождения, полковник запаса, ныне находящийся под следствием по подозрению в покушении на Чубайса, — реальное лицо. Соответствует действительности и его идеальная биография боевого офицера ГРУ, прошедшего все "горячие точки" советской, а затем российской полусферы влияния. И факт существования так и не защищенной диссертации Квачкова, в которой он обосновал необходимость создания в Вооруженных Силах самостоятельных войск специального назначения, — тоже истинная правда. И политические взгляды Квачкова, верящего в необходимость национально-освободительной борьбы народа России против оккупационной власти инородцев, не подвергаются сомнению. Доподлинно известно и о том, как вел себя Квачков уже после ареста — как вырастал в политика, как экспонировал себя общественности через патриотические издания, как сражался на выборах. Обо всем этом написано немало, желающие могут отыскать биографию Квачкова на раз.
Неизвестно лишь одно: взрывал он или не взрывал тогда. Был он там — или не был. Душу бередит только это. Это твердо надо узнать, потому что только от этого всё и зависит — мое будущее, ваше будущее... Попытаюсь объяснить.
Конечно, истинные обстоятельства инцидента, происшедшего 17 марта у поселка Жаворонки, — самый сложный момент для Квачкова-узника. Наговаривать на себя полковник не должен и не будет. Он вообще отрицает наличие события преступления, поскольку, в его представлении, уничтожение одного из высших чиновников оккупационного режима никаким преступлением считаться не может — это "первейшая обязанность и священный долг каждого воина и гражданина". Поэтому Квачков даже не рассматривает вопрос о собственной виновности: виновен в чем, простите?
Понятно и то, что линия защиты Квачкова выстраивается в духе рассуждения: "Как мог столь опытный специалист-диверсант так по-крупному ошибиться, так непрофессионально сработать! Нет, охоться за Чубайсом Квачков, он бы не промахнулся!" И то, что несколько десятков судебных экспертиз так и не подтвердили, что покушение на Чубайса осуществлял именно Квачков или кто-то из тех, кого обвиняют вместе с ним. И то, наконец, что у инцидента на Минском шоссе уже давно есть удачное объяснение: "это намеренная провокация против последних боеспособных частей российских Вооруженных Сил, в которой атака на Чубайса — лишь имитация-детонатор".
Но всё это уводит в сторону от главного вопроса: было — или не было?
Почему это так важно? Потому, что если ничегошеньки не было, то весь мир человеческой справедливости рушится и летит в тартарары. Если выяснится, что за тринадцать лет правления Чубайса в России так и не отыскалось ни одного человека, попытавшегося своими собственными руками исправить эту недоразумение, то к чему тогда всё это: громкие слова о патриотизме, красивая любовь к Родине, страстные статьи, мечты о скором выздоровлении нации? К чему пустые фразы о народном сопротивлении, о том, что есть еще в стране смельчаки и герои, способные взвалить на себя тяжкие, мучительные, неблагодарные дела? Если Чубайса никто в России не побеспокоил, стало быть, России недолго мучиться осталось, а её народ и подавно — труп.
Но если Квачков взрывал, значит — Россия оправдана. Оправдан и весь народ — безмолвный, оглоушенный, глухо стенающий, переваривающий в себе этот мрак, тихо вымирающий, — но родивший на свет из недр своих Квачкова. Одного Квачкова достаточно для того, чтобы жизнь продолжалась.
Россия — Содом, потому что правильный порядок не просто нарушен, но перевернут верх дном. Торжествует инфернальное зло, и нет праведника, который бы восстал против него. Но если Квачков взрывал, значит, праведник найден. Ради него одного будет пощажен весь Содом.
Рассуждения о том, что покушение на Чубайса было осуществлено из рук вон плохо, что взрывное устройство отсырело, что в деле присутствовал провокатор и стукач, что всё нужно было делать совсем не так, — эти рассуждения нелепы. Важна попытка, а не результат. По сути, всенародная известность попытки избавить страну от диктата Чубайса — это и есть главный результат. Он означает, что Рубикон пройден.
Ежедневно я смотрю на эти лица по телевизору. Холеные, довольные, улыбающиеся — на курортах, пресс-конференциях, светских раутах. Или, наоборот, бледно-неподвижные, будто истуканы из папье-маше, — на заседаниях правительства. Главное, что живые. Ежедневно я не понимаю, отчего это так. Я листаю календари, отсчитывающие годы их жизни. Наблюдаю, как благородно стареет Горбачев, "законсервировавшийся" лет двадцать назад. Гляжу на посвежевшего Ельцина: вот он приехал на теннисный матч, сидит на трибуне в окружении счастливых людей, искренне болеет за россиянок. Читаю медицинское заключение о смерти Александра Яковлева: оказывается, он умер своей смертью! Вспоминаю другие имена: где сейчас Бурбулис? Чем зарабатывает на жизнь Шумейко? Как самочувствие у Станкевича? Не страдает ли одышкой Козырев?
Я слушаю, как живая Новодворская рассуждает в телевизоре о том, что я должен вымереть вместе с другими русскими людьми, если не уверую в ее либеральные догмы. Смотрю на ее лицо, на ее лоб — и не нахожу в нем пулевого отверстия. Я гляжу, как по Москве, в толпе демонстрантов, шагает Гайдар: его голова все так же крепко сидит на плечах. Я наблюдаю Чубайса. Изучаю его повадки. Вот он в ток-шоу отпускает остроту в адрес ведущего. Вот излагает доводы, подтверждающие его правоту. Вот, распаляясь и нервничая, повышает голос, тяжело дышит, отворачивается от собеседника, оскорбленный в лучших чувствах. Вот, с прищуром, с ухмылочкой своей терпеливо втолковывает недалекому собеседнику суть своих благодеяний для России, монотонно поворачиваясь вправо-влево, словно петрушка. Живой. Живой. Живой.
Интересно, каким взглядом смотрел на Чубайса Квачков? Был ли он взбешен или же сохранял спокойствие, когда слушал по ящику очередное выступление главы РАО ЕЭС, скажем, после очередной аварии на подстанции где-нибудь в родном для полковника Приморье? Плевался ли он в телеэкран или долго молча буравил взором картинку, тщательно размышляя? Что можно было прочесть на лице Квачкова, наблюдавшего, как подъезжает к собственному особняку на бронированном BMW в сопровождении охраны Чубайс? Чертыхался ли по-мужицки полковник или глазом профессионала просчитывал скорость движения кортежа, запоминал порядок движения, отмечал точное время приездов и отъездов, прикидывал маршрут? О чем думал Квачков, разбирая по вечерам свое табельное оружие, лаская вороненую сталь, расставляя патроны в ряд на убранном столе? Интересна кибернетика квачковских мыслей, намерений, решений. Хочется отыскать и зафиксировать тот момент, до которого Квачков был обычным офицером Российской армии, а после которого стал убежденным сторонником национал-освободительной борьбы.
Так взрывал или не взрывал? Неужели всё, что произошло утром 17 марта, выдумано? И всё это — лишь пиар или провокация? Неужели всё это многотрудное ветвистое биографическое древо полковника с афганскими сражениями, с репутацией ведомства военной разведки, с боевыми орденами, в центре которого полыхает пламя неразорвавшегося фугаса под колесами чубайсовского кортежа, — лишь страшная и подлая обманка, которая тем страшнее, чем безупречнее биография "народного мстителя"?
Нет, не миф. Потому что Чубайс уже взорван — миллионы раз взорван в головах граждан. Его взрывали не только голодные учителя или замерзающие от отключения тепла старики. Не только оппозиционные политики или красные демонстранты. Его взрывали даже враги Квачкова — охранники, следователи, сокамерники, конвоиры, работники избиркома. Все те, кто за эти месяцы, костеря Квачкова как "государственного преступника", нет-нет да бросали ему в лицо упрек: "Ну что же ты промахнулся тогда?"
Чубайса взорвали в тот день, 17 марта, — и это уже вошло в народную память. Это случилось, ведь люди обращаются с мыслью этой как с данностью, как с очевидным фактом: "этого не могло не быть, поскольку этого требует всякая человеческая логика". Квачков взорвал Чубайса, поскольку люди искренне верят в это или же страстно желают поверить. Без взрыва Квачков неинтересен, без взрыва Квачкова не существует.
По сути, Чубайс уже мертв, потому что народная воля легко приняла и одобрила его смерть, и весь вопрос лишь в конкретных сроках осуществления этой воли.
Квачкову же суждено всю оставшуюся жизнь быть в глазах людей тем человеком, который привел детонатор в действие, — пусть даже его в то утро и близко не было там, у Минского шоссе. Суждено быть героем, решившимся на поступок, совершить который мечтали, возможно, миллионы, да удальцов не нашлось.
Что делает человека героем? Только одно, простое, в общем-то, обстоятельство. Когда человек вдруг выходит из строя вперед и говорит: "Я!" В этот самый момент старый человек пропадает, и начинается новая жизнь. Он становится одинок, он делает шаг на пути, который приведет его к финальному деянию. Хорошо или плохо деяние это, сумел он его совершить или нет — неважно. Сегодня человек среди нас, а завтра он уже впереди, один, и я смотрю ему в спину. И не мне его судить: я-то остался тут.
Героем был православный воин Евгений Родионов, не отрекшийся от креста и мученически погибший в чеченском плену: он вышел из строя здешнего мира, и ушел так далеко, что не дотянуться. Героем был командир 9-го отсека "Курска" Дмитрий Колесников, который, не пожелав подчиниться очевидному порядку вещей, предполагавшему причитания, мольбы и слезы, написал в предсмертной записке: "Не надо отчаиваться!".
А помните старика Ивана Орлова, русского камикадзе, рванувшего в 1998-м в обреченную атаку на Кремль на своем "москвиче", превращенном в один сплошной боевой заряд? Газанул, пошел на таран, взорвался от выстрелов охраны, был пленен, брошен за решетку и отравлен в тюрьме через полтора месяца после своего дерзновенного шага. Перед своим последним боем Орлов тоже оставил записку — "Последнее желание смертника". Оно короткое:
"Мое кладбище пропитано: потом, соком, трудом, муками, кровью, волосами, мозгами моими. Земля насыщена и магична! Злодеям опасна!
Могильщиков прошу! Сына Юру похоронить рядом со мной. Это моя плоть и кровь. Прошу не считать меня суицидником. Прошу числить русским народным камикадзе, мстителем!
В поступке моя ответственность. Я одиночка. Никто не посвящен. Сам все решил, изобрел, сделал, купил. Цель — отомстить. Главтеррориста России выкурить из Кремля. Люди, Мученики, Оппозиция, Патриоты — при остановке времени дряхлого ЕБНа — сплотитесь и сдвиньте идиота-государя с трона. Освободите Россию от вампирского режима. Не дай Бог срыв плана.
Детали операции. На стеклах напишу "Заминировано. Мы заложники. Не стрелять. Разбегайся. Ельцин, освободи нас от себя". Толкну решетку и прорвусь к часам. Если откроют огонь и подорвут, сожалею о погибших от взрыва. Буду удовлетворен на том свете! Если цепкий призрак не отвалит от руля — найдись патриот-богатырь — уничтожь Кощея. Спаси Россию. Народ спасибо скажет.
Прощай мир! Прощай свет! Прощайте люди! Товарищи, не поминайте лихом. А господа пусть воют ложью. История разберется. Еще раз, я не террорист, а мститель террористам. Победа!!!"
Верю, что Квачков — из того же теста. Мне сладостно гордиться Квачковым. Знание того, что одновременно со мной дышит воздухом такой человек, — самое отрадное знание.
Говорят о роли армии в жизни народа. Из уст офицеров постоянно слышны рассуждения об армии как о "великом немом" — самом мощном инструменте государства, который, однако, не имеет права выступать как автономная политическая сила. Иначе, пугают офицеры, настанут времена военных хунт и "банановых переворотов". "Армия вне политики!" И поэтому армия молчит, а когда открывает рот, в нее, как в Льва Рохлина, летят пули. И всё, что остается, — это читать сводки происшествий: такой-то офицер такого-то гарнизона застрелился; такой-то боевой летчик свел счеты с жизнью — не в самолетном пике, а просто повесившись. С каждым таким самоубийством тает уважение к армии среди граждан: "Что же вы, соколики, бездействуете, себя губите? Как будто некого больше!"
Полковник Квачков решил для себя эту дилемму просто: "Уничтожение любых иностранных захватчиков и пособников оккупантов, в том числе в экономической области, есть долг и священная обязанность каждого офицера, солдата, любого воина, независимо от того воюет ли он в открытой вооруженной борьбе на фронте или действует на оккупированной врагом территории своей страны. Момент истины заключается в признании или непризнании нынешней власти в России оккупационной. Для меня оккупация России инородческой властью очевидна, поэтому расценивать попытку ликвидации одного из самых зловещих организаторов оккупации России как обычное уголовное преступление недопустимо. Это первая вооруженная акция национально-освободительной войны. Все эти ельцины, чубайсы, кохи, абрамовичи, фридманы, уринсоны и им подобные забрали у нас наши национальные богатства, поставили русский и другие коренные народы на грань исчезновения, а Россию — на грань расчленения. Уничтожение оккупантов и их пособников есть не преступление, а долг и обязанность каждого защитника Отечества, верного воинской присяге".
Всё остальное — размышлизмы о "неустанном воинском долге", о "такой профессии — Родину защищать", о том что "власть меняется, а Россия остается" — пустопорожнее философствование. Квачков доказал это.
Что же остается остальным? В осознании собственного бессилия продолжать заниматься рутинными делами? Автономизироваться, уйти в леса, в скиты, прочь от мира? Жить несмотря ни на что, плодить детей ради общего выживания? Послать, наконец, всё к черту, устроиться, привыкнуть, "забить на всё"? Уехать из "такой страны"? Или стать Квачковым?
Бог знает. Ясно лишь, что у каждого из нас есть масса времени, чтобы стать героем. Если подумать, для этого достаточно лишь одного решения, лишь одного мгновения. Три… Два… Один… Ба-бах!
1.0x
