ЖИЛИ-БЫЛИ

| | | | |
Анна Серафимова
ЖИЛИ-БЫЛИ

Ищет его, гоняется Иван Иванович за ним денно и нощно. Иван Иванович — за ним, а тот — от него, он — за ним, а тот — от него. Да так бойко! Немолодому Ивану Ивановичу не угнаться за ловким пострелом. В поисках его рыскает Иван Иванович везде и повсюду — все безрезультатно! Кусок хлеба, погоня за которым и поиски которого стали смыслом жизни, неизменно оказывается бойчее преследователя, проворнее, смекалистее: удирает — не догонишь, прячется — не сыщешь.
А раньше — и Иван Иванович хорошо помнит те времена, коим название " застойные и проклятые" — кусок хлеба всегда был доступен, собственно, под боком лежал или искал Ивана Ивановича, а не наоборот, как вот ныне. Но почему-то (возможно, из-за этой самой доступности, каждодневности, обыденности) осточертел, стал казаться малосъедобным, набившим оскомину, слишком простым и грубым для такого достойного, утонченного, взыскательного потребителя, как Иван Иванович. И сам он так считал, и многие вокруг, в том числе незнакомые и не знающие его самого, стало быть, его способностей, потребностей, возможностей, субъекты из телевизора и радио убеждали: достоин ты, Иван, лучшего, большего, более высокого, прямо сказать, мирового уровня. Быстро убедили. Иван Иванович не задумывался, чего это вдруг незнакомые, явно чужаки по виду, люди, озаботились его персоной и пекутся о его благосостоянии и благополучии с рьяностью родного отца.
Скоро и несомнительно почувствовавший себя европейцем и общечеловеком гегемон Иван Иванович зубами скрипел на опостылевший кусок: пшел вон! Да и просто стал хлебец грубого помола третировать: ногой пнет, плюнет, обзовет непотребно, демонстрируя свое презрение и давая понять, что более в нем не нуждается — получше найдет и по размеру, и по качеству, и по ассортименту, и по вкусу, и по жирности. Заграница, как благовестно сообщали все СМИ и ораторы на митингах, давно уж наприготовила этих самых кусков, смазав толстым слоем масла, наложив поверх всего паюсной, и ждет — не дождется, когда можно будет к самому рту обделенного ранее Советами гегемона поднести с поклоном: "Вкусите! Наголодались! Баста! Прошли те времена! Уж сейчас отведаете капиталистического куска, каков он".
Да так и заявил гегемон своему простому ломтю: не нужен ты мне более! Обойдусь! Поперек горла ты у меня! Чтоб я тебя больше не видел!
А тот не то, что обиделся, но понял вдруг, что с дураком дело имел, да и тоже решил: плевать мне на тебя, целее буду, я до себя желающих найду — ну и был таков. Одним словом, расплевались.
Увидев, что привычный грубого помола ломоть исчез наконец-то, Иван Иванович обрадовался несказанно, почувствовав себя свободным. Именно в освобождении от куска хлеба заключалось главное счастье свободного человека, как убеждали Ивана Ивановича эти самые незнакомые, но почти с интеллигентными лицами, люди с экранов и митинговых площадей. Собственно, не только от куска стояла задача освободиться, но и от жилья, образования, медицинской опеки… Чем там еще была скована свобода совков? Уж если свобода — то давай-подавай полную! От всего! Ни стенами габаритки не скованную, ничем другим! Требуем! "Мы — не совки, совки — не мы! Мы — свободные в освобожденной! Даешь!".
Одним словом, от всего этого надо срочно было избавляться. Но пока (не все сразу) освободился от куска — и слава Богу. Ура, да здравствует освобождение трудящихся от гнета заботы государства унизительной, мелочной опеки! "Сейчас мне, такому достойному, ломоть побольше, помягче, подушистее подавай, на другое не подписываюсь!" — раскрыл рот на каравай, нарисованный в собственном воображении, Иван Иванович. И долго сидел с раскрытым ртом. Оголодав, протянул было руку за своим, за привычным, надоевшим когда-то, казавшимся сейчас, с голодухи, наижеланным. Мол, только вот перекусить, пока того, меня достойного, дожидаюсь, пока мне его эти самые обещавшие преподнесут. Ан, нет его! И завод, на котором ранее его можно было всегда найти, закрыли, в цехах — шаром покати, вороной пролети.
Стал гоняться оголодавший Иван Иванович уж за любым, уж за каким угнаться бы только. Но не по зубам ему заманчивые куски. Не даются они ему, и свой привычный взял манеру убегать так резво — не догонишь. К тому же гоняющихся за куском, уж каким-нибудь, с каждым днем все больше: капитализм— конкуренция. И обходят на прямой, на поворотах Ивана Иваныча все, кто бойчее — вписываются в крутые рыночные виражи.
В погоне за куском хлеба проводит Иван Иванович все время, каковое раньше посвящал и отдыху, и поездкам в санатории, и занятиям с детьми, и любимой рыбалке. И досуг был, и кусок был. Сейчас — ни куска, ни досуга. Желаал-мечтал вкусить, о получилось — выкусил. А агитаторы, что отовсюду кричали-манили: "Вкуси! вкуси!", сейчас уже отовсюду кричат-гонят: "Выкуси! выкуси!" Кто виноват? Что делать?