О ДРУЖБЕ СТАЛИНА И КИРОВА

| | | | |
Артём Сергеев
О ДРУЖБЕ СТАЛИНА И КИРОВА

В очередной беседе с Артёмом Фёдоровичем Сергеевым, генерал-майором артиллерии, сыном революционера товарища Артема (Фёдора Сергеева) мы говорим о дружбе Сталина и Кирова.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Каковы были отношения Сталина и Кирова?
Артем СЕРГЕЕВ. Знакомы они были очень давно и по-настоящему дружили, эта была дружба по жизни. Чувствовалась теплота в их личных отношениях — они были друзьями прежде всего. Это можно понять, если какое-то время наблюдать, а мне пришлось наблюдать их с конца 1929 года и почти до последнего дня жизни Кирова. Надо сказать, что после Надежды Сергеевны самым близким человеком был Киров. Безусловно, это разные отношения. Ближе друга у него не было. Потому первый страшный удар — смерть Надежды Сергеевны, второй удар — смерть Кирова. Смерть Надежды Сергеевны изменила Сталина в определенной мере, изменила его поведение, и смерть Кирова тоже. Это совершенно неповторимые и ужасные утраты, повлиявшие на его жизнь, как это было бы, конечно, с каждым человеком.
Надежда Сергеевна очень хорошо относилась к Кирову. В каждой семье порой случаются трения, напряжение в отношениях, что было и в семье Сталина. А Киров умел рассеять недоразумения, обратить их в шутку, растопить лёд. Он был удивительно светлым, лучезарным человеком, и его все в доме любили: и члены семьи, и работающие в доме люди. Всегда ждали его появления, вспоминали, когда его не было, между собой называли "дядя Киров", хотя даже мы, дети, обращались к нему "Сергей Миронович".
Он погиб 1 декабря 1934 года. Только прошел Пленум, затем был большой парад, Киров присутствовал на этом параде, речь там говорил, будучи блестящим трибуном. Блестящим трибуном! Он уехал в Ленинград, и через день произошло это страшное несчастье. И для страны, и личное несчастье для самого Сталина — он лишился друга, с которым он, если можно так сказать, делил свою жизнь, свой труд, делился с ним своими мнениями, и всегда мог откровенно поговорить, получить совет, если надо— поспорить о чем-то. И хорошо посмеяться.
Корр. Сталин любил юмор?
А.С. Всегда. Что бы ни было, в любой ситуации. Он говорил образно, много цитировал Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Лескова Зощенко, еще какие-то забавные вещи. И он, и Киров хорошо знали писателей-сатириков, классиков этого жанра. Зощенко Сталин с Кировым чаще других сатириков цитировали, поскольку это был современный писатель, писавший на злободневные темы, высмеивавший пороки тогдашнего общества, метким словом старавшийся исправить эти пороки. Но никогда не цитировались забавная история ради истории. Всегда это было к слову, как подтверждение, расширение, окрашивание того, что происходило, о чем шла речь, это было своеобразной иллюстрацией темы разговора или происходящего.
Между собой всегда у них с Кировым был юмор. Киров называл его "великий вождь всех народов, всех времен". Говорил: "Слушай, ты не подскажешь, ты образованней меня, чей ты еще великий вождь? Кроме времен и народов, что еще на свете бывает?"
А Сталин его называл "Любимый вождь ленинградского пролетариата". И тоже подтрунивал: "Ага, кажется, не только ленинградского, а еще и Бакинского пролетариата, наверное, всего северокавказского. Подожди, чей ты еще любимый вождь? Ты что думаешь, у меня семь пядей во лбу? У меня голова — не дом Совнаркома, чтобы знать все, чьим ты был любимым вождем".
Сталин и Киров всегда насыщенно, интересно проводили время, даже на так называемом отдыхе. Приезжая на дачу в Зубалово, например, Киров часто брался за инструмент и шёл вместе со Сталиным вскапывать огородик, окучивать, окапывать деревья. Он любил поработать руками, как и все в семье, кстати говоря, любовь к труду прививалась и поощрялась. На даче в Сочи Сталин сам высадил лимоны, абрикосы, персики, сам ухаживал за ними по мере возможности, эти деревья неплохо плодоносили, Сталин угощал и гостей, и сотрудников дачи фруктами. И с Кировым они обсуждали, как лучше ухаживать, чтобы больше был урожай, обсуждали, можно ли выращивать эти деревья и в других регионах, оговаривали какие-то детали. Сталин, например, пытался на подмосковной даче выращивать арбузы. Думаю, он сам хотел убедиться, что это возможно делать и у нас, а потом и распространять этот опыт по стране.
Киров любил животных, на даче были утки, цесарки, и он ходил на них смотреть, играл с собакой, разговаривал с нею.
У Кирова со Сталиным во многом были общие вкусы, как в литературе, о чём уже сказали, и в музыке. Они порой слушали наряду с весёлой бравурной музыкой и другую: "На сопках Манчжурии", "Варяг", "Плещут холодные волны", нередко звучали романсы Вертинского.
Корр. Как Киров относился к вам, к детям?
А.С. Очень тепло. К тому же Киров был приятелем моего погибшего отца, и помимо доброжелательного отношения он относился ко мне как заботливый наставник.
Корр. Вы не считаете, что смерть Кирова была спланированным ударом по Сталину людей, знающих, как дорог ему его друг и что это действительно станет ударом?
А.С. Когда погиб мой отец в результате крушения аэровагона, Буденный сетовал, мол, такая случайность, катастрофа, вот как нелепо и неожиданно. На что Сталин сказал: "Имейте в виду, если случайность имеет политические последствия, то к такой случайности нужно присмотреться".
Так что если говорить о случайностях-неслучайностях, то тут нужно смотреть более широко. И когда как-то вновь шел разговор о крушении аэровагона, в котором погиб мой отец и вместе с ним руководители союза горнорабочих горнодобывающих государств, то на замечание о том, что, очевидно, вагон был недостаточно совершенен, Сталин заметил: "Так вы думаете, что причина все-таки техническая? А может быть, политическая? Не забывайте классовой борьбы". При этом разговоре присутствовали Киров, Буденный, Жданов.
Корр. Звучат версии, что Сталин завидовал Кирову и его убрал.
А.С. Я уверен, что такие предположения — ложь. Но ложь не простая, а политическая. А политическая ложь есть уже настоящий вред и своего рода, пусть и не умышленное, но преступление. Сталин не мог завидовать Кирову. Конечно, люди иногда завидуют в чем-то друг другу, каким-то личным качествам, которых у одного больше, у другого меньше, но! В данном случае со стороны Сталина не могло быть ревности к славе Кирова, к любви народа к нему. А его действительно очень любили. Да и он был обаятельный человек сам по себе. Но их взаимоотношения были прежде всего отношениями друзей, которые вели общую борьбу, делали общее дело. И один из них был главой этого дела, а другой его любимым помощником, незаменимым в чем-то, верным, преданным другом. И никакой ревности быть не могло, потому что люди они были разные. Сталин был хозяин: он знал экономику, знал ведение хозяйства, знал много практического в ведении дела. А Киров был блестящий народный трибун, за которым шли люди, он умел говорить с народом, воодушевить, повести за собой, зажечь, вдохновить на самое нелёгкое дело, мог направить народ в нужном направлении. Но он не был хозяйственником. Они были в этом отношении разными людьми. Киров не был столь прагматичен, столь скрупулезен в ведении хозяйства. Конечно, он понимал, что и как нужно и мог поднять на это людей. Но не был таким хозяином в экономике, таким рачительным, дотошным, скрупулезным, знающим и видящим на много шагов вперед и на много времени вперед, не видел, что и из чего происходит, как это знал и видел Сталин.
Конечно, у Сталина были еще друзья. Очень любил он Нестора Аполлоновича Лакобу. Это председатель ВЦИК Абхазии в то время. Выше этого положения он не мог подняться, несмотря на свои выдающиеся качества, потому что был глухим. Это тормозило, он не мог широко общаться. Он тоже был личным другом, близким, любимым. Могу сказать по всем ощущениям: при Кирове в доме становилось светлее. При Лакобе в доме тоже было светлее. А вот когда приходил Берия, в доме становилось темнее, безусловно. Так же было, я помню, когда приехал Буду Мдивани. Сейчас это имя мало говорит, может, больше говорит для Грузии. Его присутствие, прямо скажем, не освещало дом. И хотя были разговоры, и довольно раскованная обстановка, вольготные беседы обо всем, но не было внутреннего спора, не политического, а по любому вопросу, где была бы полная доверительность, искренность, и где бы в этом споре искали не неправоту кого-то, а выхода, решения, как лучше можно что-то сделать, как из каких-то разногласий можно лучше выйти. Это всегда было с Кировым, когда приезжал Лакоба, тоже так было. Но Киров, повторюсь, был самым близким и любимым другом Сталина.
Получив известие о гибели Кирова, Сталин сразу с группой руководителей партии поехал в Ленинград и сам определил весь ход и порядок траурной процедуры, то есть похоронами друга и соратника он занимался самым непосредственным образом. И хоронили Кирова со всеми воинскими почестями, как воина, погибшего в бою, везя на лафете артиллерийского орудия. Это было орудие образца 1910 года 30-го года модернизации, которое состояло на вооружении Второй Ленинградской артиллерийской школы, бывшего Михайловского императорского училища. Захоронили Кирова в Кремлёвской стене, поминки были устроены в квартире Сталина в здании бывшего Сената.
Было видно, что Сталину тяжело от того, какое новое горе на него свалилось. На панихиде он сказал речь. Говорил коротко, глухим голосом, не расправляя плечи, несколько раз заводил патефон с любимыми мелодиями Кирова. И вдруг как будто воспрянул, поставив "Варяг" со словами "Наверх, вы, товарищи, все по местам", а затем “На сопках Манчжурии” со словами "Но знайте, за вас мы ещё отомстим". Потом Сталин сказал: "Наш дорогой товарищ Киров был весёлым человеком, оптимистом, если мы будем плакать, если мы будем распускать сопли (я хорошо помню именно эти слова.— А.С.), то этим мы оскорбим память нашего дорогого друга. Горю — конец. Начинаем снова работать. В тяжёлом труде будем с радостью продолжать наше общее дело. Это будет лучше памятью дорогому товарищу Кирову. Дорогой товарищ Киров без страха, без колебаний шёл на борьбу, он был уверен в нашей победе. Встряхнём наше горе, подтвердим его уверенность в этой победе".
В молчаливой паузе Сталин произнёс слово "тризна". А потом объяснил нам с Василием, что это значит.