ИМПЕРИАЛИЗМ ПРОСТРАНСТВ

| | | | |
Андрей Фурсов
ИМПЕРИАЛИЗМ ПРОСТРАНСТВ

Разговор о русском пространстве я хочу начать с формулировок из учебников, думаю, многие их помнят: "феодализм в России развивался не столько вглубь, сколько вширь"; "капитализм в России развивался не столько вглубь, сколько вширь". Но что значит "развивался преимущественно вширь"?
Развиваться вширь, а не вглубь это, значит — развиваться преимущественно экстенсивно. Два фактора обусловили такой вариант развития: относительно низкая природно-хозяйственная продуктивность, подталкивавшая к движению, и наличие огромных пространств, позволявших это движение. Разумеется, двигались не только из-за низкой продуктивности, но и от — степняков, власти. В то же время в природно-исторических условиях русского пространства главным образом власть, а не собственность, становилась средством социальной организации.
При развитии "вширь", а не "вглубь", собственность не может быть прочной, равно как и основанная на ней социальная система. Здесь овеществлённый ("прошлый") труд всегда менее значим по сравнению с землёй и живым трудом. Поэтому контроль над людьми (власть) здесь всегда важнее контроля над землёй и вещами. Поэтому капитал, который, по сути, есть овеществлённый труд, никогда не будет играть здесь системообразующую роль, как и классы. Собственно, классовое деление общества, т.е. такое, которое основано на различиях собственнического типа, всегда было в России зачаточным, а господствующие группы — бедными.
Превращение русских господствующих групп в классы, в нечто западоподобно-собственническое требует в России присвоения ими не только прибавочного, если пользоваться языком марксистов, но и значительной части необходимого продукта. И разумеется, необходима поддержка властью этого процесса. Подобное в русской истории случалось лишь дважды: в 1861-1917 гг. и в 1990-е. Классогенез a la Запад в России всегда чреват социальным взрывом и распадом страны — цена за классовый путь развития на русском пространстве. В этом плане исторический коммунизм, советская система, как бы к ним ни относиться, — это положительные формы организации имманентной русской "неклассовости", в основе которой лежит определённое соотношение пространства и времени.
Советский коммунизм не большевики выдумали, то был логический социосистемный результат многовековой русской эволюции, использовавшей в условиях капсистемы для решения своих задач Большой Левый Проект Запада. В рамках капсистемы Россия как определённый властно-пространственный тип могла сохраниться только на левых рельсах, как системный антикапитализм — добрым молодцам урок. Одна из главных задач здоровой, а не поражённой чужими смертоносными вирусами ("геоисторические инфекции" 1880-1890 и 1980-1990 гг.) русской власти — это социальная фармацевтика: тщательное взвешивание пространства и времени на исторических весах, поддержание социально обоснованной и выверенной пропорции между ними (так, чтобы время не превратилось в капитал, а пространство не сжалось в сингулярные точки Москвы и Петербурга) как внутри страны, так и на международном уровне.
Если говорить о международном аспекте русского пространства, то необходимо отметить следующее. В мировых войнах (начиная с наполеоновских) за гегемонию в капиталистической системе (между англичанами и французами, англосаксами и немцами) именно русское пространство становилось главным и решающим театром военных действий. Капиталистической системе для её внутренних войн за гегемонию не хватало своего пространства (капитализм ведь — это Властелин колец времени), и она словно "брала его взаймы" у России/СССР. В этом плане бесспорная задача — не допустить подобных "займов" в будущем и не позволить превратить Россию, только теперь уже не европейскую, а азиатскую в поле выяснения отношений, например, между США и Китаем.
В военном противостоянии России континентальной Европе (Франция, Германия) русское пространство становилось фактором размена на время — 1812, Брест-1918, 1941 г. Остаётся лишь сожалеть, что Александр II не использовал этот фактор во время первой по-настоящему общезападной агрессии против России в 1854-1856 гг. — это могло бы изменить вектор русской и европейской истории второй половины XIX — начала ХХ в.
Таким образом, русское пространство (его расположение и количество, переходящее в качество) — одна из важнейших составляющих русского геостратегического и историко-цивилизационного потенциала. Не случайно враги России, начиная с конца XIX в. и заканчивая Гитлером и Бжезинским в ХХ в. (ну и, естественно, местными смердяковыми, ищущими какому бы "культурному" — и денежному — народу продаться) ставили и ставят задачу расчленения России, её разделения на 3, 10, 50 государств. Обосновывается это задачами борьбы против имперскости, за демократию. На самом деле речь идёт об уничтожении России как геоисторической и социокультурной целостности, ибо историческое русское пространство — необходимое условие существования этой целостности, характерных для неё культуры и власти или, как сказал бы Г. Федотов, свободы и империи.
То, что в России называют государством, властью, империей есть не политическая форма, как на Западе, а социальная. Это форма организации социальной ткани, обусловленной определённым типом пространства. Ослабление или разрушение русской власти ("государственности") якобы в целях политической демократизации всегда оборачивается социальной катастрофой, поскольку власть в России институт не частно-политический, а целостно-социальный. И — обратная связь — распад, сжатие русского пространства сверх определённого уровня означает крушение власти и общества.