МОСКВУ ПЕРЕИМЕНУЮТ В ГЯНДЖУ

| | | | |
Александр Проханов
МОСКВУ ПЕРЕИМЕНУЮТ В ГЯНДЖУ

Была Москва царско-боярская, стрелецко-купецкая. Нарядная, как печатный пряник, "сорок сороков", с румяной зарей, в слободах, посадах. С выездами и крестными ходами, блаженными и разбойниками. Москва-матушка, матерь городов русских, о которой слагали баллады, распевали песни, которую Россия почитала за святой град, за "третий Рим".
Была Москва — "вторая столица", уступившая Петербургу трон, радушная, хлебосольная, ампирная, в зеленых усадьбах, похожая на добрую барыню, на графиню Ростову. Но в час беды, когда "француз" привел миллионное войско, облила себя смолой, запалила, превратилась в пылающую печь. Сожгла супостатов, опаленная, истовая, как оскорбленная душа России, соединила в себе все города, все сословия — средоточие русской мощи, красоты и величия.
"Красная Москва" — авангард науки и спорта, громадных новостроек и вселенских дерзаний. "Парад сорок первого", "Парад сорок пятого", "мистерия Победы", центр громадной стоязыкой империи, наложившей львиную лапу на все континенты, замахнувшейся на другие планеты. Центр советского глобализма, город стратегов, футурологов, космонавтов.
Кто она, нынешняя Москва, именующая себя столицей России? Золотые купола, окруженные "казино" и борделями. Памятник Пушкина, залепленный иностранной рекламой. Некогда великие институты и КБ, превращенные в склады вьетнамских и тайваньских товаров. Полупустые заводы с недостроенными самолетами и ракетами и растущие "Парфеноны торговли", "Космические города супермаркетов", стеклянные храмы "Золотого тельца". Клейкое месиво бессчетных иномарок, залипших в непролазных чадящих пробках, нищие на всех перекрестках. И диковинная "лужковская" архитектура — жуткая смесь готики и барокко, мавританского и византийского стилей. Башенки, баллюстрадки, балкончики — украшение гигантских помпезных уродов. Эклектические химеры, под стать латунному поднебесному истукану, пустому внутри, как и его создатель Церетели. И рынки, бесконечные рынки: продовольственные, вещевые, строительные, где клубятся миллионы азербайджанцев, глазастых, с фиолетовой щетиной, с волосатыми пальцами, мнущими то абрикос, то турецкую дубленку, то амстердамскую розу.
Пол-Азербайджана живет в Москве. И пол-Грузии — тоже в Москве. И пол-Армении тоже. А также несметные полчища узбеков, таджиков, молдавских цыган, китайцев, вьетнамцев и, кажется, зулусов, тибетцев, стадо кенийских шимпанзе, небольшое племя "снежных людей", обитающих в рощах Бутова. Стоило ли демократам так страстно разрушать империю, биться за свободу "угнетенных русскими народов", оскорблять "русских колонизаторов" в Баку, Душанбе, Ереване, чтобы весь неумытый, стенающий вал ринулся в центр ненавистной империи, застроив ее юртами и караван-сараями, саклями и мечетями? Что произошло с Москвой, некогда столицей русского государства, гордым центром советской страны, а теперь — Вавилоном, где коренной москвич оттесняется все дальше к окраинам, а центр заселяется вальяжными горцами, и скоро названия арбатских переулков нужно будет дублировать на языках малоизвестных кавказских племен. "Здесь тюркский дух, здесь тюрком пахнет..."
Торговля — это гигантская карусель денег, вне налогов, из рук в руки, "черный нал", делающий торговца всесильным. Кавказцы, захватившие рынки, игорные дома и притоны, обладают могучим средством, которым покорили Москву. Множество русских неимущих людей обслуживают лотки, прилавки, грузовики, склады. Русские "менты", купленные с потрохами, охраняют рынки, пути торговли, базы хранения. Другие "менты", на улицах и в паспортных столах, беря непрерывную мзду, пускают в Москву "нелегалов", оформляют паспорта и виды на жительство, кормятся на берегу этого черного, хлынувшего в Москву потока. Чиновники округов, префектур и мэрии получают громадные взятки, отдавая кавказцам лучшие земли под рынки, бензоколонки, игорные дома, получая с каждого арбуза и апельсина свою сладкую золоченую дольку.
Эти "черные" кавказские деньги управляют московской политикой, московской идеологией, придают Москве статус криминальной столицы, где кавказцы сложились в закрытые непрозрачные мафии, феодальные, жестко управляемые сообщества. Куда не проникнет ни единый русский. Где, невидимые миру, текут наркотики, плывет оружие, перемещаются контейнеры с "органами". Движутся караваны русских рабынь, которых отдают на потеху все тем же кавказцам, заражают жуткими болезнями. Вечерами, в неоновом свете, вдоль трасс сплошными рядами, в коротких юбках, напомаженные, с дымящимися сигаретами, стоят — СПИД, Сифилис, Туберкулез.
Две трети преступлений, творимых в Москве, совершается "этническими бандами". И не дай Бог, какой-нибудь русской женщине защитить себя от насильника, какому-нибудь бритоголовому юнцу отомстить за изнасилованную сестру. Вы сразу же услышите знакомое карканье Аллы Гербер, вещающей о "русском фашизме". Москва — центр чеченского боевого подполья, где боевик чувствует себя вольготней, чем в Аргунском ущелье.
Москва перестала быть городом русской святости, центром имперского единства, собирательницей земель, источником света духовного. Ее превратили в Блудницу Вавилонскую, от которой шарахается провинция, ненавидит и презирает вся остальная Россия. Москва, стараниями властей — "хозяйственниками в кепках", "строителями в ермолках" — преобразилась в зияющую "черную дыру", где исчезают русские надежды, гибнет русская святость. Где судят продажные судьи, правят вельможные воры. Где "мент" нашпигован взятками, как "рыба фиш", а церковный иерарх не заступится за несчастного прихожанина, выселяемого за неуплату из пятиэтажки.
Ангел летит над ночной Москвой, призрачно светящийся, как сине-зеленая водоросль, приплывшая из тлетворных океанов Вселенной. В руках у Ангела чаша кипящей серы. Вот-вот прольет на блудный город сосуд "гнева Господня". Но Бог останавливает Ангела. Где-то в Москве еще остается праведник. Юноша, работающий санитаром в приюте для престарелых, ухаживающий за ветеранами Великой Отечественной. Подает старику, бравшему в сорок пятом Берлин, чашку с водой. И эта скромная чашка удерживает в руках Ангела чашу "вселенского гнева".