| | | | |
Екатерина Симина
ИСКАТЕЛИ БЕД
Ныне не всякого человека и спросишь "Как дела?", поскольку и без того видишь и знаешь — хуже некуда. А выслушивать исповедь о бедах, лишениях и несчастиях не достает сил. Но вот, встретившись с бывшей коллегой, которую жизнь не просто била все последние годы, а колотила нещадно, и колотила именно типично российскими современными напастями, услышала: "Знаешь, есть наконец-то и хорошие новости". Сказано было с искренней радостью. Я возликовала в душе, поскольку очень близко к сердцу принимала совершенно несправедливые удары судьбы по этой моей прекрасной приятельнице, в которой стараюсь принять некоторое, явно недостаточное, участие. Она, выросшая в любви, достатке, прекрасно воспитанная, образованная, сверхпорядочная, что только ни пережила за последние годы! Весь перечень бед нынежития достался на ее долю. И вот — хорошие новости. Так каковы они: устроилась на хорошую работу? Поправила материальное положение? Улучшила жилищные условия? Встретила достойного человека? Сын выздоровел?
Да, хорошая новость связана именно с сыном: стал инвалидом. Официально. "Сын стал инвалидом!" — так и сказала. Это и есть хорошая новость: мать радуется, что ее маленький сын — инвалид! Но, как ни чудовищно звучит, в ее положении это действительно хорошая новость. Дело в том, что ребенок в результате травмы потерял зрение на один глаз уже давно, но никто не подсказал матери, что можно оформить инвалидность, и де-факто превратить в де-юре. Нищенствующих мать-одиночку с маленьким сыном это оформление чрезвычайно выручило: и проезд на транспорте для обоих — бесплатный, и возможность бесплатного проезда к месту отдыха, и льготы при оплате коммунальных услуг, и получение лекарств, и обслуживание в больнице без вымогательств. Оформление было длительным, хлопотным, мучительным, клерки не упускали возможности поиздеваться. В конце концов все было улажено. Т.е. инвалидом он был признан.
Но почему врачи, у которых лечился и наблюдался ребенок, ничего не сказали матери: он отныне — инвалид, это можно оформить, чтобы иметь перечисленные послабления? О том, что такое оформление возможно, приятельница узнала совершенно случайно от подруги по несчастью: та оформила, на что ее надоумила родственница-врач. А разве это — не прямая обязанность лечащего врача? И разве он не должен нести ответственность за сокрытие этой информации и выплачивать затем материально пострадавшим в результате его утаивания неустойку? Невольно заподозришь врачей в том, что они имеют свою часть от экономии государственных средств, выделяемых на инвалидов и прочую немощь.
Ужас в том, что воспринимаются такие известия уже массово как хорошие новости. Вот я пересказываю наш разговор с казалось бы несчастной матерью общей знакомой, она: "Ой, как хорошо! Сейчас она хоть пенсию будет на него получать и послабления кое-какие". Затем поведала, что у ее соседа прооперировали рак в серьезной стадии, оформили инвалидность ему. Для него это тоже — хорошая новость, поскольку он при повальной безработице и невыплатах заработанных скудных копеек перебивался случайными заработками.
...Родственница лежала в больнице, и пациенту в соседней палате ампутировали ногу. Мужика из деревни, пока лежал, никто ни разу не навестил. Ногу можно было спасти, но нужно было купить эластичные бинты для послеоперационных перевязок. У мужика денег не было вообще, у родственников тоже просить нечего: несколько лет не видели живых денег. В итоге конечность оттяпали. Человек постеснялся пойти по палатам с протянутой рукой. Беда: нет и пятидесяти — инвалид на одной ноге, да еще в деревне, где и хозяйство хлопотное, и быт не так обустроен! Приехавшие забирать выписавшегося родственники, для которых его инвалидность стала полной неожиданностью, слезно сокрушались. А мужик (!!!) их успокаивал: "Ну хоть пенсию дадут, деньги увидим." Тоже — хорошая новость, тоже — "нет худа без добра". Именно таким добром нас и балуют нынешние власти — у них другого-то для нас не заготовлено.
...Позвонила я после монетизации льгот этой своей приятельнице, успевшей попользоваться ими более короткий отрезок времени, чем готовились необходимые документы. Мол, как у вас теперь? Лучше, хуже? Она буквально разрыдалась, хотя я не помню, чтобы даже в самые трудные времена падала духом или проявляла слабость. Тех жалких крох, что в денежном выражении ребенку-инвалиду определил регион, не хватает даже на компенсацию стоимости проездного, что входило в ее льготы как матери ребенка-инвалида, не говоря о коммунальных платежах, лекарствах, возможности санаторно-курортного лечения. Подкосило ее не только возвращение жуткой нужды, но и то издевательство, что напропалую льется с экранов: мол, вот как хорошо, мол, скоро поймете, что это для вас — лучше. "Пусть подавятся детскими инвалидными! Чтоб у них дети инвалидами стали! Чтоб они сдохли!" — в бессилии повторяет нищая мать нищего инвалида. (Слышите, Исаи Едроссовы, как вас любит народ и ценит вашу заботу о нем?) Конечно, пусть, очень бы хорошо. Но не давятся, они, как мы многократно убедились. А пока толстый сохнет, как известно, тонкий сдохнет. Так что на "пусть" рассчитывать не приходится. Расчет должен быть совсем другим, на совсем иное.
1.0x
