| | | | |
Анатолий Яковенко
БАЗКОВСКИЙ ХАРЛАМПИЙ
Уже перед самым отъездом из Вешенской мне было как бы ниспослано еще одно откровение. Когда при встрече все с тем же Иваном Григорьевичем Мельниковым (он приехал сюда из своих родных Плешаков к сыну) разговор вдруг зашел и о Харлампии Ермакове. Том самом казаке, который жил тут же, в соседних Базках, и послужил прототипом сразу столь полюбившегося всему народу шолоховского героя Григория Мелехова.
— Михаил Александрович много от него взял, — выпрямляясь и оживая, продолжал Иван Григорьевич.— Тот всю войну прошел и в восстании участвовал. И в бандах. У Фомина, который пропустил красных на Дон. А потом и против большевиков... ему крестный советовал уехать. Когда как раз суматоха и неладица начались. Но Харлампий не послушал, он у себя в Базках при хуторском правлении был инспектором кавалерии. Помню, как в двадцать пятом допризывников вел в Мешковскую станицу. Шли пешками, а на подводах только харчи везли. А потом саботаж был, и нас всех подряд какой-то Рубинштейн судил. И Харлампия отвезли вместе с нами в Миллеровскую кутузку. Камера человек на сорок была. Он в сапожках, галифе, рубашке. И нрава о-ё-ё какого крутого! Не зря, видать, четыре креста дают, один раз пятнадцать немцев срубил! Повернул лошадь и думает: "Лишь бы не подбили! А уйтить я уйду". Лошадь резвая была... рубил направо и налево.
— А кто ему тут у вас памятник ставил? — спросил я.
— Как же, — подхватил Иван Григорьевич.— Живому герою. Просыпаются раз, а на самом обрыве стальной обелиск красуется. Вот все и повалили туда... а следом за этим и милиция нагрянула. Сорвали кое-как и к себе назад уехали. "Еще беляков тут не чествовали, нехай, мол, валяется!"
— И кто же это отважился? — снова не удержался я.
— Точно не скажу,— развел он рукамию. — Сперва никто не знал... поставили и укатили! А потом поговаривали, что будто бы из Нижнего Новгорода какой-то хлопец. Сам сварил и сам бетон привез... За ночь управился.
— А памятник-то уцелел?
— Да вроде у внука,— ответил с тем же спокойствием Иван Григорьевич.— Подобрал и увез к себе в Базки... он так и живет в дедовском курене!
И уже на другое утро я отправился с несколькими собратьями по общему делу в Базки. Выйдя из автобуса и разыскав среди добротных кирпичных домов совсем обветшалый, запущенный курень, мы вначале только остановились возле плетня и некоторое время стояли в какой-то растерянности. Потом раскрыли калитку с трудом пробрались сквозь высокий сплошной бурьян и репей к самому входу и, едва отворив слегка подпертые двери, сразу же обнаружили в небольшой дощатой пристройке перевёрнутый набок стальной обелиск.
А когда вновь вышли на улицу и оказались на противоположной стороне, я как-то невольно приотстал и остановился возле копавшейся тут же, в своем палисаднике, соседки.
— А чего это в Харлампиевом курене никого нет? — спросил я.
— Внука, что ль? — выпрямилась поспешно та. — Так он уж давно тут нечастый гость. На другом краю у сестры обитает, а хату даже вроде бы как продать надумал.
— Ну а о самом Харлампии-то что-нибудь помните?
— Так я что? — усмехнулась соседка. — Тогда еще совсем девчушкой была, но мама сказывала, как Михаил Александрович приходил к нему и подолгу сиживал. А то и во двор с шашкой выходили, наставят чурок, и Харлампий давай их рассекать. Все какой-то знаменитый баклановский удар показывал. С потягом.
— А ведь у нас и Аксинья рядом жила,— улыбаясь продолжала она. — Вот за этим заборчиком. И отсюда же ходила вниз к Дону за водой с коромыслом. А Харлампий водил туда же поить своего коня. Вот они тут и встречались прямо на бережку. И Михаил Александрович все это описал. Ольга Солдатова! Но ее все так и звали Аксиньей...
— И действительно схожесть была?
— Еще бы,— снова вся заискрилась соседка. — Эта такая же статная и добрая. И когда Харлампия увезли в Миллерово и расстреляли, она пошла за сто верст туда пешком. Там тогда округ был, упала на колени перед чекистами и стала просить, чтобы ей отдали его мертвое тело. Но ей не отдали, и она так ни с чем и вернулась домой.
— А муж-то у нее был? — вырвалось у меня как-то само собой.
— Был, — без особого сожаления обронила и соседка. — Осипом звали... уж больно шибко лошадей любил. И в колхозе за жеребцом ходил, и двое сынов у них было. Но по наружности уступал Харлампию. Этот — смуглявый, живой и с выправкой настоящей казачьей! А тот — как самый простой крестьянин, по книге Степан.
И чем дальше мы потом ехали и встречались с теми самыми местами, куда попадал когда-то Григорий Мелехов и где все отчетливее виделся сквозь все его душевные боли и метания весь тот трагический исход России, тем все больше и больше в нас тоже вызревала и какая-то благодарность к творцу "Тихого Дона". И не только за все его напоенные густым ароматом и перемешанные с глубочайшей неизбывной горечью страницы.
Вёшенская,
июнь 1990г.
На фото: прототип Григория Мелехова — казак хутора Базки, Георгиевский кавалер Харлампий Ермаков. Снимок был сделан незадолго до его казни.
1.0x
