ГРАД ЗЕМНОЙ

| | | | |
Алексей Лапшин
ГРАД ЗЕМНОЙ
Хотя "Империя" Майкла Хардта и Антонио Негри писалась в последнее десятилетие минувшего века, книга, несомненно, задумывалась как первый фундаментальный труд, анализирующий важнейшие тенденции наступающего столетия с позиций "левой" идеологии. Два интеллектуала, представляющие Новый и Старый свет, попытались окончательно оформить разрыв с традицией западной метафизики. Поскольку для анализа всей книги потребовалось бы слишком много времени, остановимся именно на ее философской составляющей.
Отталкиваясь от богословских концепций Августина Блаженного, Хардт и Негри настаивают на построении града Земного, оторванного от всякой принадлежности ко граду Божьему, давно потерявшего всю свою славу и "легитимность". Если для Августина град Земной есть следствие греха и отпадения от града Божьего, то для авторов "Империи" существование масс на Земле не нуждается ни в каком трансцендентном оправдании. По мнению Хардта и Негри, для того, чтобы стать политическим субъектом, массам не нужно искать средства, находящиеся за пределами их собственной истории и производительной силы. Метафизике противопоставляется материальная религия чувств, освобождающая человеческие сообщества от тотального контроля Империи. Сама империя, согласно Хардту и Негри, является обратной стороной исторической активности масс, подорвавшей все традиционные суверенитеты. Классовая борьба порождает власть и систему регулирования принципиально нового качества. Империя поглощает все внешнее пространство и делает невозможным сопротивление извне. Поэтому, считают Хардт и Негри, необходимо создание контримперии, разрушающей эту систему изнутри. В процессе глобализации люди сбрасывают с себя оковы семьи, нации, религии, но превращаются не в послушных биороботов Империи, а постепенно берут власть в свои руки. Хардт и Негри рассматривают этот процесс как противостояние между метафизическими трансцендентными посредниками (власти капитала и бюрократии) и градом Земным масс, в основе которого лежат труд и кооперация.
Чтобы лучше понять логику этих бесспорно выдающихся интеллектуалов, было бы полезно обратиться к их личным приоритетам в области философии. Показательно, что, анализируя историю европейской мысли Нового времени, авторы "Империи" позитивно оценивают Бенедикта Спинозу и жестко критикуют Рене Декарта. Спиноза важен для них двумя вещами: своей критикой идеи смерти как орудия господства над умами людей и утверждением гуманистического пантеизма, снимающего конфронтацию между субъектами. Декарт, напротив, определяется в "Империи" как реставратор трансцендентного порядка - традиции, враждебной достижениям гуманистической мысли эпохи Возрождения. Одним словом, для Хардта и Негри подлинно революционным является только то, что освобождает человека от груза метафизического и потустороннего. Поэтому Спиноза, упраздняющий границы между Богом и Природой, им близок, а подчеркивающий конечность субъекта Декарт вызывает отторжение.
То, что критика Декарта, философа, обычно причисляемого к родоначальникам модернизма, была предпринята с "левых" позиций, говорит о многом. Опираясь на трагический опыт ХХ века, Хардт и Негри отказываются от любых апелляций к метафизике, поскольку видят в ней источник насилия и тирании. Именно этим объясняется их отрицание государства и нации, выступающих в человеческой истории в качестве "заместителей" трансцендентного.
Логика "Империи" безупречна до тех пор, пока авторы заняты разрушением идолов. Неясности появляются, когда Хардт и Негри начинают доказывать революционность природы масс исключительно материалистическими аргументами. Вместо окончательного разоблачения общих категорий нам предлагается поверить в еще одну абстракцию. Если бы Хардт и Негри говорили о сообществе свободных индивидов, стоящем по ту сторону отживших понятий, или одиноком субъекте, играющем не по правилам системы, последовательность их критики была бы не нарушена. Проблема в том, что, отвергнув метафизические обоснования абстракций, философы отказались поставить в центр политической борьбы личность. Для Хардта и Негри трансцендентность человека не менее опасна, чем трансцендентность Бога. В обоих случаях они видят угрозу возникновения отношений господство-подчинение. Отсюда их достаточно сомнительный идеал слияния в граде Земном человека, природы и техники. (Вспомним еще раз об одобрении авторами "Империи" пантеизма Спинозы и неприятии ими модернизированного монотеизма Декарта.)
В конечном итоге перед нами вырисовывается еще одна технократическая утопия, игнорирующая космос отдельно взятого субъекта и возможность его личной духовной революции. Теоретически вклад Хардта и Негри в дело борьбы с мировой тиранией, безусловно, значителен. Ценность их утопии, к сожалению, меньше.