АПОСТРОФ

| | | | |
Руслан Бычков
АПОСТРОФ
Юлиус Эвола. "Рабочий" в творчестве Эрнста Юнгера / Пер. с итал. В.Ванюшкиной. — СПб.: "Владимир Даль", 2005. — 192с.
По милости Божией мы избавлены от необходимости какого-либо представления таких мыслителей, как Юлиус Эвола и Эрнст Юнгер. Ведь и тот, и другой уже стяжали здесь, в России, изрядную известность. Наличествуют здесь и нарочитые ценители творчества Юнгера, и своеобразные последователи Эволы, "эволаисты". (Отметим в скобках одно лишь обстоятельство: люди, способные адекватно перевести тексты классиков традиционализма, в сегодняшней России буквально наперечёт. Виктория Ванюшкина, безусловно, из их числа. Тем более странным выглядит для нас то, что она, мягко говоря, не избалована вниманием издателей. Отмечаем сие особо, в надежде на то, что какие-то подвижки к лучшему в данной области всё-таки возможны. Пока же — поздравим переводчика и себя, и всех тех, кто имеет вкус и волю к высокой мысли, с выходом замечательного труда).
Факт "востребованности" авторов, подобных Эволе и Юнгеру, и радует и немного пугает одновременно. Уж больно ответственное дело — усвоение высказанных ими идей. Книги, в которых изложены эти идеи, адресованы отнюдь не всякому читателю. Это — послание новым элитам, "решающим людям", способным "обернуть в свою пользу все на первый взгляд разрушительные и опасные процессы последнего времени и преобразовать их в духовно формирующую силу" (Ю.Эвола), открывающие пред ними захватывающе-грандиозные, новые интеллектуальные, этические и духовные перспективы. В понимании Юнгера наилучшим определением таковой новой элиты является "гештальт рабочего". Как верно подметил переводчик и исследователь Александр Михайловский: "сам Юнгер видел свою задачу в том, чтобы показать "метафизический" источник "физических" изменений форм социальной, политической и культурной жизни, а именно "гештальт рабочего", понимаемый как организующий принцип истории". Основное понятие юнгеровской философии — Gestalt, понимается как некий прообраз, "архетип", родственный, по словам самого Юнгера, монаде Лейбница и перворастению Гете.
Буржуазный мир по Юнгеру "никогда не имел отношения к миру гештальтов". Гештальты же, развивает мысль Юнгера Эвола, "не обусловлены исторически; напротив, они сами определяют историю, которая становится сценой их появления, смены, союзов или борьбы… Именно возникновение того или иного гештальта придаёт каждой культуре её неповторимый облик". Подлинные гештальты, добавляет Юнгер, "узнаются по тому, что им можно посвятить все свои силы; они могут становиться предметами как высочайшего почитания, так и крайней ненависти. Охватывая собой всё, они требуют взамен столь же полной самоотдачи. Повсюду, где человек открывает вместе с гештальтом своё предназначение, свою судьбу, это открытие делает его способным на жертву, высшей формой которой является кровавая жертва".
Перелагая сказанное на язык Евангельских понятий, мы увидим, что речь идёт ни больше ни меньше, как о "новом человеке", заново рождённом от Духа, по глаголу Спасову: "истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия" (Ин. 3, 3). Но "новый человек" — это и тема всех революций. Это — и роковая неудача практически всех революций, ибо в результате их выявляется, что можно создать новое общество (как правило, путём жесточайшего насилия), но не нового человека. Новый человек не получается путём механической фабрикации, он не есть продукт социальной организации, его появление должно быть новым духовным рождением, манифестацией нового гештальта… Неуспех эксперимента, связанного с "государством рабочих и крестьян", надлежит увязывать не с происками "империалистического окружения", но в первую очередь с тем, что в недрах "рабоче-крестьянской власти" существовала нехватка "Рабочего", понимаемого не в смысле "классового происхождения", а в смысле, предложенном Юнгером. Особо отметим, что главное острие юнгеровской и эволианской критики направлено на буржуазный мир. Не стоит обольщаться насчёт доминирующего в этом мире типа homo economicus — он, пожалуй, может быть классифицирован как "недочеловек". И проблема революционного преодоления "кризиса современного мира", и проблема появления "нового человека" с неменьшей остротой, чем для Эволы и Юнгера, стоит в нашей сегодняшней "повестке дня". Представляемая книга — это доподлинно книга-компас, она (по замечательному выражению самого Юлиуса Эволы): "указывает истинным противникам буржуазии, готовым взять на себя ответственность, героический путь, способный вывести их из состояния духовной спячки, в которую они, казалось бы, погрузились с пришествием четвёртого сословия, мира техники и машин. Полемическая направленность книги против экономического материализма, идеалов процветания "стадного животного", омещанивания даже тех кругов, которые рядятся в мундир противников буржуазии, дополняется конструктивным стремлением к утверждению — пусть даже иной раз высказываемому неприемлемым тоном — необходимости воспитания, направленного на подготовку нового типа человека, склонного скорее давать, чем просить, ради преодоления кризиса, которым охвачен современный мир".