ОСТРИЁ НА ОСТРИЁ

| | | | |
Денис Тукмаков
ОСТРИЁ НА ОСТРИЁ
Олег ДЕНИСОВ:
"Акции проходят массово и повсюду, потому что ударили очень большое количество людей, ущемили их права. Пока выступили только пенсионеры. Но впереди счета за жилищно-коммунальные услуги — свет, газ — по новым расценкам, новые налоги на жильё. В феврале студенты вернутся с каникул. Широта уличных действий будет нарастать. Если власть не готова вести диалог, то наша голодовка — последняя цивилизованная попытка убедить её. Мы готовимся принимать активное участие в расширении акций уличного протеста".
Дмитрий Рогозин, Олег Денисов, Михаил Маркелов, Андрей Савельев, Иван Харченко — эти имена стоит запомнить. Проголодаются, разозлятся, выдумают на голодную голову что-нибудь гениальное, позовут людей за собой — только держись!
Еще месяц назад казалось, будто история в России кончилась. Ведь ничего не случалось! Путин кого-то поздравлял, "элита" паковала вещи на горнолыжные курорты, оппозиция привычно сосала лапу в глубокой зимней гибернации.
И вдруг завертелось. Страшное варево выплеснулось из лабораторий Кудрина и Грефа, как цунами прокатилось по стране, смело морок "примирения и стабильности", выбросило на мель стариков с разинутыми от ужаса ртами, сдвинуло тектонические плиты русского самосознания.
Забитые, всегда такие мирные старики-ветераны перекрыли сто федеральных трасс и разбудили страну. Ненавистный ОМОН разогнал митинги и впрыснул адреналин в кровь оппозиции. Подлые лицемеры из "Белого дома", вернувшись живыми с зарубежных курортов, прокляли "неврубившееся в реформу быдло" и взвинтили общественную истерию. А пятеро депутатов из "Родины" устроили голодовку и вошли в новейшую историю России.
Основной мотив голодовки известен уже всей стране: людоедская реформа по монетизации льгот. Поводом послужила хамская позиция "Единой России", когда альтернативный, "родинский" закон о льготах не просто оказался отклонен, но не был даже поставлен на рассмотрение. Но буквально с первых суток голодовка превратилась в акцию суперпротеста — против всего правительства, а не только Зурабова, против общего курса путинских реформ, а не только монетизации. Против того противоестественного порядка вещей, что сложился в России.
Именно так ее стали воспринимать граждане от Калининграда до Сахалина, по крупицам вылавливавшие информацию о голодовке, забросавшие Госдуму телеграммами поддержки и благодарности. 5000 телеграмм, писем, факсов, электронных писем за неделю — в условиях минимума информации об акции — это много.
Телеграммами обклеены гигантские стенды в зале заседаний "Родины" на четвертом этаже Госдумы. Творящееся там напоминает непрерывный многодневный хэппенинг: постоянно что-то происходит, самые разные люди вовлечены в некое действо, которое походит то на рабочую сходку, то на церковную службу, то на отвязанный рок-концерт, то на уличную революцию.
В этом предбаннике множество людей, всем находится дело, и каждый причастен действу, что совершается там, дальше, за закрытыми дверями, в кабинете Рогозина. Девочки-секретарши развешивают телеграммы, их приносят сюда охапками, от них уже сдурел отдел писем Госдумы. Пресс-секретари за ноутбуками пишут хронику голодовки, вбрасывают порции информации в Интернет, держат связь с соратниками со всей России, вылавливают из пучин киберпространства отклики, проклятия, благословения. Теле- и фотокорреспонденты обреченно обходят зал, подолгу ищут нужный ракурс для съемки, понимая, что ничего из отснятого не увидит свет. Тут множество депутатов из "Родины" — они проводят нескончаемые летучки, переговоры с союзниками, словесные стычки с редкими противниками, отважившимися проникнуть сюда. Зал заседаний напоминает ставку командующего: здесь разлито чувство причастности к чему-то великому, к какой-то тайне, что свершается в пяти метрах от тебя, здесь и сейчас, — причастность к творящейся истории?
Поприветствовать голодающих приходит известный оппозиционный депутат, сквозь его натуженную улыбку проступает нечеловеческая зависть. Через минуту он почти выскакивает из рогозинского кабинета, смущенный, обескураженный, зрачки его глаз лихорадочно вращаются, словно он на бегу обмозговывает внезапную задумку. Важно проплывает священник, нынче утром постигший, что должен прийти к голодающим, наставить их, приободрить Словом Божьим. Вот-вот он войдет к ним — кем ощущает он себя в эту секунду: тюремным батюшкой на исповеди приговоренных к казни? Или первохристианином, входящим в клетку ко львам? Вот пришла жена одного из голодающих — в другой ситуации, у больничного или тюремного окошка для передач, она вела бы себя иначе: рыдала бы, молила передать огромный куль с тщательно подобранными продуктами — но здесь неуместны ни слезы, ни съестное. Она пришла с пустыми руками, стоит молча, отдельно от всех, старается держать себя в руках, тихонько поджидает мужа.
Пройти через зал заседаний, через приемную секретаря — и попадешь в рогозинский кабинет, где голодают. Впускают всех желающих, лишь бы по делу пришел, а не поглазеть. Чтобы проняло, чтобы в мозги впилось, что же это такое — голодовка, нужно пробыть здесь хотя бы сутки и тоже поголодать. А за несколько минут не поймешь ни черта: кажется, будто и не происходит ничего, просто пятеро друзей собрались тут пожить некоторое время. Непонятно только, почему депутаты в домашней одежде, отчего это Савельев и Харченко лежат неподвижно, вперив взгляды в точку, почему Маркелов так тихо говорит, почему так тяжело стоять Денисову, и отчего Рогозин бодрится и пытается намеренно сильно пожать тебе руку.
Голодовка, предпринятая депутатами из "Родины", стала первой акцией прямого действия в российской политике, которую осуществили не мальчишки, не безымянные герои-активисты из первички, а — подумать только! — депутаты. После голодовки остальным оппозиционным лидерам — от КПРФ до "Яблока" — недостаточно будет заниматься одним лишь витийством: чтобы не отстать, всем теперь придется порастрясти жирок на акциях.
Голодовка ценна хотя бы тем, что сломала респектабельные правила игры в "управляемую демократию" в России и открыла дорогу нетривиальным политическим опытам, к которым власть оказалась абсолютно не готова. Шок и оторопь, испытанные Кремлем, дорогого стоят. Неделю власть не могла сообразить, что делать. Потом придумала — начать широкомасштабную кампанию по замалчиванию и диффамации голодающих. Жалкая, жалкая власть!
Теперь многое стало возможным. Примеров акций прямого действия — десятки, выбирай любую. Пусть власть коробит, пусть она бесится от бессилия, замалчивает, запрещает, бьет наотмашь. Привыкла к шествиям и митингам, которым сто лет в обед. А изменился метод борьбы — и власть впала в ступор, не в состоянии перезагрузиться и отреагировать адекватно.
Голодовка, безусловно, прославила всю пятерку. Она явилась волевым и мужественным шагом людей, способных на многое; тот, кто сегодня не боится добровольно голодать, завтра не испугается драться на баррикадах. Тот, кто проводит голодовку в знак протеста, рано или поздно становится, как Нельсон Мандела, и речь тут — не только о худобе.
Для Москвы минус пятнадцать — холодрыга жуткая. Выйти в такой мороз на улицу, чтобы два часа стоять посреди исполинской "вытяжки", между музеем Ленина и строящейся заново гостиницей "Москва", — дело геройское. В четверг, 27-го, тысяча шестьсот человек пришли и стояли там, чтобы поддержать голодающих.
Странные это были люди, непривычные для московских митингов. Среди них не было тех полубезумцев с лицами, искореженными внутренней борьбой с мировым сионизмом, что так часто встречаются на митингах оппозиции. Не было бормочущих анпиловских старушек с самодельными плакатиками, на которых Сталин бьет по головам "Эльцина" и "Путинга". На этом митинге тщетно было бы искать и молодых радикалов, прячущих свои лица за красными и черными платками. Не было ни разряженных батюшек-полурасстриг с хоругвями, ни ветеранов в форме солдат Великой Отечественной, ни даже курдов в национальных одеждах и с портретами Оджалана. Словом, не было никого из тех, кого так любит показывать телевидение, чтобы внушить мысль о маргинальности оппозиции, состоящей якобы из "калек и маразматиков".
А были — обычные русские люди с улицы, из метро. Очень много молодых ребят и девчат, только что отпраздновавших окончание сессии. Целая когорта студентов из МАИ. Большинство — люди среднего возраста, прилично одетые, с умными адекватными лицами.
Конечно, это была не акция-драка лимоновцев, чьи слаженные речевки и крепкие кулаки оставляют большое впечатление. Но люди пришли сюда не для бучи с милицией, не для прорыва в Госдуму или на Красную площадь, а чтобы выразить гражданскую позицию, которой не мешают ни металлоискатели при входе, ни лирические песни Зыкиной вместо фронтовых маршей. "Да, я солидарен с голодающими и выступаю против реформ!" — личная позиция крепких и умных людей, которых не сагитируешь за пять минут или за сто рублей… Распечатанные на приличном принтере лозунги типа "Медведи-грызли все перегрызли"; чистые и непорванные партийные флаги; хорошая звуковая аппаратура — все это свидетельствовало больше о хорошей организации митинга, чем о заорганизованности. Эти люди, ощущающие себя скорее гражданами великой страны, попавшей в беду, чем революционерами, орали невпопад, весело пританцовывали на морозе, быстро знакомились с соседями, грелись от чужого дыхания, стойко держались и не расходились, ощущая ответственность за свой митинг и за свою Родину.
Митинг доказал главное: "Родина" умеет выводить, когда надо, на улицу людей. И непременно выведет еще, только гораздо больше.
Очень легко разочароваться в голодовке, не поверить в ее искренность, отринуть со словами "надо оружие брать, а не брюхо уменьшать!" Проще простого заявить о "проекте Кремля", посмеяться над запахом котлет с борщом, поёрничать над "бессмысленностью" акции.
Пиар, говорите?! Прямо как Грызлов рассуждаете. Только ведь единоросс и самосожжение на Красной площади назовет пиаром. Подленькое какой слово! В нынешнее время маловерия и безвеличия стоит лишь подать старушке милостыню, усыновить детдомовца, отдать кровь на донорском пункте, перевести через дорогу слепого, построить на свои деньги храм — и кто-нибудь непременно скажет: "Да это пиар!"
Пиар — это когда тебя по всем телепрограммам крутят: Путин и реформы, Путин и урожай, Путин и полет на Марс, Путин и цунами. Пиар — это когда пол-страны уверено, что у России еще есть ядерное оружие, а другая половина убеждена, что Стабилизационный фонд вот-вот пустят на зарплаты. А вот когда тебя мочат из всех информорудий, когда извращают твои речи и диффамируют твои поступки, а ты держишься назло всем — это называется реальная политика. И ее уже пиаром не перешибешь — Майдан доказал это сверхубедительно.
Суть акции — не в пиаре и даже не в антиправительственной риторике. Голодовка депутатов "Родины" — это предельно четкий вопрос, поставленный перед властью, ответить на который она смогла лишь невнятным мычанием и дрожью в конечностях. Это тест, который Кремль, правительство и "Единая Россия" полностью провалили. От них требовалась немедленная позитивная реакция, конструктивный ход или хотя бы попытка вслушаться в вопрос. Вместо этого власть предпочла вырубить весь Интернет в здании Думы под предлогом "профилактических работ", лишь бы никто не увидел прямую трансляцию голодовки с сайта "Родины".
Голодовка, наряду с перекрытием автострад и метанием тортов в физиономии министров, во все времена считалась общественным инструментом для привлечения внимания власти. Но в России перекрывающие шоссе ветераны разгоняются ментами с овчарками, а метатели тортов приравниваются к международным террористам. Теперь вот и голодовка, как моментальная фотография, высветила срез путинской власти, подтвердила: такая власть и гражданское общество несовместимы. Доказала: Кремль вкупе с Домом правительства и большинством Госдумы презирает общество, ненавидит и боится его.
Даже в тюрьме или на зоне, случись голодовка среди заключенных, начальник тюрьмы лично мчится выяснять, что да почему, в чем причина и чего требуют. Власть, проигнорировавшая депутатов, четко дала понять: с "быдлом" она тем более разговаривать не станет. Мы никто для власти, если он плюет даже на депутатов.
Беру интервью у Олега Денисова. Из всей пятерки он держится, кажется, бодрее всех — то ли из-за своей природной худобы, то ли ему курево помогает.
— Как самочувствие?
— Самочувствие нормальное, силы есть пока. Своеобразные ощущения, конечно, ведь в первый раз голодаю, все по-новому. Утром тяжелее всего, но к полудню снова втягиваешься. Кому-то полегче, кому-то потяжелее, но держатся все. Слава Богу, на интеллектуальных способностях голодовка не сказывается: лежим, но работаем. Труднее всего переносить не голод, а развернутую против нас кампанию черного пиара.
— Многие говорят о бессмысленности голодовки: для власти, мол, это, как комариный укус…
— 21 января, когда "Единая Россия" отклонила возможность использовать парламентские методы сопротивления, потребовался нетривиальный ответный ход. Нужен был протест, но такой, который длился бы не пару часов и потом забылся, а долбил бы их многие дни, чтобы власть обратила внимание. И она обратила, будьте уверены. Мы выбрали голодовку. И хотя и сами до сих пор спорим о ее эффективности, даже такая скромная акция выбила власть из колеи. А ведь голодовка — это только начало.
— Реакция Кремля, однако, получилась странной: диффамация и замалчивание…
— Это отличный показатель власти. Она проигнорировала голодовку депутатов — что же ей тогда за дело до голодающего народа? Голодовка показала всей стране, что бороться есть смысл лишь за власть, а не за внимание власти. "Родина" вывела полторы тысячи человек в лютый мороз — теперь нужно готовить вывести сто тысяч человек весной. В этом — суть нашей дальнейшей работы. Пока Кремль плюет на горстки пенсионеров, перекрывающих дороги. Но на сто тысяч в центре Москвы не наплюешь — слюны не хватит.
Кремль своими руками сужает себе поле для маневра. После судов над нацболами за их символические акции, после ОМОНовских расправ над стариками, после тотального замалчивания голодовки депутатов Госдумы власть оставила народу последний мирный довод — всеобщее гражданское неповиновение. После него народу останется лишь одно — взяться за оружие. Неповиновение, выход на улицы, палаточные городки на перекрытой Тверской — власть сама приближает роковые для себя события. Непомерной гордыней, тотальной зашоренностью, продуманной политикой социального апартеида и пренебрежения к миллионам Кремль роет себе могилу.
Голодающие победили, потому что добились главной цели — показали, что есть власть на самом деле. И если когда-нибудь президентом станет кто-то из этой депутатской пятерки — что ж, по крайней мере, он уже знает, каково это — жить впроголодь.
Фото В.АЛЕКСАНДРОВА
P.S. Поздно вечером 28 января один из участников голодовки, Андрей Савельев, в тяжелом состоянии был госпитализирован в одну из обычных городских больниц Москвы. Однако он не прекратил голодовку и, несмотря на требования врачей, до сих пор продолжает отказываться от пищи. Сейчас Савельев находится в реанимационном отделении, его контакты с внешним миром минимальны: в палату не допускается даже его жена. Состояние Андрея Савельева оценивается как тяжелое; отмечены случаи потери сознания.