СОЗИДАЮЩИЕ

| | | | |
Савва Ямщиков
СОЗИДАЮЩИЕ
Недавно один мой друг, крупный учёный, автор многих книг и открытий, сказал мне: "Жизнь клонится к закату, а я понимаю, что не ту профессию выбрал". Пожалуй, это одна из ошибок, которые исправить невозможно.
Мне повезло. Я с каждым днём, с каждым годом убеждаюсь в том, что профессия, которая мне выпала на долю, профессия реставратора иконописи, открывателя произведений искусства, — дорога мне прежде всего потому, что в этой области работают очень интересные люди.
Реставраторы — народ уникальный. Так получилось, что в России эта профессия стала если не самой главной и определяющей, то наряду со всеми остальными профессиями она занимает своё место в нашей общественной и производственной сфере. Когда в России в конце 19 — начале 20 века серьёзно стали заниматься реставрацией и изучением древнерусской живописи, к новому делу, кроме профессиональных иконописцев-реставраторов, кроме священников, участвовавших в этом процессе, подключились и широкие культурные круги. Открытие древней иконы не проходило незамеченным ни для художников, ни для писателей, ни для историков. Пора уже написать книгу обо всех этих людях, от всемирно известных учёных до незаслуженно забытых реставраторов. Общение с реставратором всегда само по себе открытие. Будь то реставратор графики, реставратор прикладного искусства, иконы, масляной живописи… Если человек надолго остаётся один на один с произведением искусства, он не может остаться к нему безучастным.
Когда первые памятники легли ко мне на стол во Всероссийском реставрационном центре, они стали частичкой моей жизни. Каждую икону я помню, с каждой из них связаны особые переживания.
Вспоминаю, как я восстанавливал большую житийную икону Иоанна Богослова из Вологды начала 16 века. Сколько с ней проблем было! Сейчас приезжаю в музей, вижу эту вещь — и как будто встретил близкого тебе человека.
Я хорошо узнал очень многих людей, работающих в области реставрации, особенно когда мне довелось делать фундаментальную Всесоюзную выставку реставрации, в которой приняли участие все работавшие тогда в шестнадцати республиках специалисты. А когда все они собрались на Крымском валу, в Центральном доме художника, где выставка заняла всё его помещение, я понял, что это мощнейший отряд подвижников. Я никогда не забуду праздничного настроения, охватившего людей. Иногда говорят: "Реставратор — это ведь и художник, ему часто приходится наступать на горло собственной песне, отказываться от каких-то своих личных поисков", — но настоящий реставратор, если хочет заниматься творчеством — всегда найдёт для этого пути.
Я пришёл к выводу, что подлинный мастер, особенно когда речь идёт о восстановлении памятников древнерусской живописи, должен сдерживать свои порывы и быть слугой памятника, который он открывает. Из Всероссийского реставрационного центра я ушёл, потому что там было повальное увлечение дописями и восстановлениями уникальных произведений. Брали, скажем, икону из Переславля, семьдесят процентов левкасили, и по этому левкасу дописывали утраченное.
Искусство иконописи абсолютно канонично и не терпит вмешательства в первоначальный замысел. Настоящий реставратор никогда не позволит себе быть на "ты" с авторской живописью. За время работы мне посчастливилось встретить столько замечательных людей, каждый из них — возьмите Николая Федышина из Вологды — это целый мир! Человек маленького роста, тихий, спокойный, я его, как говорится, под лестницей нашёл, когда я первый раз оказался в Вологде, он ютился в музее в совершенно неприспобленном помещении с женой, с детишками маленькими под лестницей, где не было никаких условий для жизни… И я когда с Колей работал, то ни разу от него не услышал жалобы на неустройство. Он приходил в мастерскую и погружался в мир иконы. Я когда в Вологду приезжаю и смотрю экспозицию, то всюду вижу подписи — Федышин, Федышин, Федышин! Неужели один человек мог столько сделать? А сделано это на высочайшем уровне!
Для меня поездки в провинцию и походы в другие реставрационные мастерские, встречи с реставраторами — это всегда праздник. И ещё раз повторю, что мне очень повезло с профессией. Время идёт, мы стареем, но я всегда с радостью вижу, как приходят молодые. Среди тех, с кем мне посчастливилось вместе работать, — реставратор, который ненамного, но всё-таки моложе меня, сын моего университетского профессора Дмитрия Владимировича Сарабьянова, к которому я отношусь с величайшим почтением.
Я знал, что Володя Сарабьянов начал работать в Новгороде, и много слышал о нём, а познакомился с ним в Мирожском монастыре. Для меня Мирожский монастырь как для человека, любящего Псков, — одно из самых дорогих мест в России. Издавая книги и альбомы, изучая фрески Мирожского монастыря, написанные в 12 веке, я сожалел, что так много из них пропало в результате реставраций 19 века. И когда после длительного перерыва я приехал в Мирож, где работал Володя со своей бригадой, — то был потрясён его открытием! Сколько новых фрагментов появилось, целые композиции, и весь комплекс совершенно по-новому смотрится. Я стал внимательно следить за тем, что Володя делает в Новгороде, в Антоньевом монастыре, в Снетогорском монастыре во Пскове. Знаю, что работая в Москве, он и реставрацией икон на самом серьёзном уровне занимается. Постепенно стали появляться его историко-искусствоведческие труды. Володины книги и по Мирожскому монастырю, и по Ладоге, по Снетогорскому монастырю, как всё, что он делает, — основаны на прекрасном знании материала, абсолютной заинтересованности делом, которому он служит.