«НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ИЗ ЖИЗНИ АЛЕКСАНДРА ФИЛИППОВИЧА»

| | | | |
Денис Тукмаков
«НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ИЗ ЖИЗНИ АЛЕКСАНДРА ФИЛИППОВИЧА»
Как жаль, что у меня нет домашнего кинотеатра! Только на нем и можно смотреть свежий фильм Оливера Стоуна о космополите Александре, создателе нового мира. Гигантский ТВ-экран нужен, чтобы глазки отдыхали на безупречной картинке в кадре — с дворцами, небесами, битвами, змеями, горами, просторами и искусно выделанными безделушками вроде кратеров, фресок, перстней, доспехов. Фирменного стоуновского "круговращения звезд", правда, не было, но кастанедианских магов с успехом заменил великолепный орел. Звук "долби" необходим не столько ради эффектов, но чтобы нечеловечески грустная музыка Вангелиса пробрала до костей. DVD-возможность отключить русский дубляж позволит не только заткнуть традиционный "мыльнооперный" перевод фильма, но и разобраться в лингвистических изысках Стоуна: все македоняне говорят с ирландским акцентом, контрастирующем на фоне безупречного английского греков. Наконец, только дома можно оградить себя от этого вечного соседского жевания попкорна, от громких страданий утомленной к концу публики и от гыгыканья в наиболее сомнительных местах. Одним словом, эту неспешную, многословную и очень личную историю нужно смотреть одному, молча, с повтором смысловых моментов снова, и снова, и снова.
Стоун снял долгожданный и своевременный фильм. Тема Александра Македонянина лишь дважды появлялась на киноэкране — в далеком 1956 и в 1980 годах, причем последний был снят греками, так сказать, "для внутреннего пользования". Сегодня, в новой исторической реальности, спрос на историю о человеке, перековавшем мир под свой замысел, возрос необычайно. Желание повторить на экране битву при Эль-Фаллудже "по-древнегречески" не могло не возникнуть. В мировой печати сравнения Александра с Джорджем Бушем стали возникать немедленно после первых вестей со съемок. Сам Стоун не вытерпел и заявил как-то, что "если Буш сумеет превратить Ирак и Афганистан в безопасные, демократические государства, договориться с Ираном о приостановлении его ядерной программы и снижении исламского радикализма, если он сможет и дальше мирно работать с Россией, имеющей собственные исторические интересы в регионе, то тогда американский президент заслужит право именоваться наследником древнего героя".
Голливуд вообще снимал сразу два фильма об Александре Великом. Тот, в котором режиссером должен был стать перелопачиватель "Ромео + Джульетты" Баз Лурманн, а царем — Ди Каприо, по счастью, не прошел. Режиссером второго, вышедшего на мировые экраны, оказался Стоун, автор картин "Дж. Ф. К.", "Дорз", "Сальвадор", "Никсон", "Эвита", "Падение черного ястреба" и недавней документалистики про Фиделя. С последнего фильма он пригласил на "Александра" оператора: сказалась, видно, привычка снимать фильмы а ля curriculum vitae, в которых внутренняя мотивация отдельного человека не просто превалирует над реальными мировыми событиями, в которые он оказался погружен, но кардинально меняет их.
В итоге Стоун создал долгоиграющую сагу о величайшем из царей, рассказав о его жизни с раннего детства до последнего вздоха. Но при этом в трехчасовом фильме — лишь две только битвы: при Гавгамелах и на индийском Гидаспе — вместе они занимают не более получаса. Нет ни Фив, ни Граника, ни Исса — нет тех битв, в которых были сначала подавлены греческие полисы, а затем разгромлены элитные войска Дария. Ни Передней Азии, ни исторической Персии нет вообще: повествование перескакивает с македонской юности Александра сразу в Гавгамелы, оттуда в Вавилон и тут же — в Бактрию. Египет в фильме присутствует лишь как нарисованный задник в декорациях дворца когда-то полководца, а ныне старика и фараона Птолемея, от чьего имени ведется повествование. Про осаду Тира и важнейшее посещение оазиса Сива, где Александр был провозглашен сыном бога, упомянуто вскользь. Опущена большая часть наиболее символических моментов жизни Александра, которые вот уже 23 века будоражат любителей исторических анекдотов — ни поджога храма Артемиды Геростратом, ни встречи с Диогеном, ни броска копья в берег Азии, ни разрубания Гордиева узла, ни пожара дворца в Персеполе, ни хотя бы намека на строительство стены против полчищ Гога и Магога нет и в помине. В фильме почти отсутствуют бесконечные марши, которые были важнее битв, не показано ни одной из бесчисленных стычек с местными племенами и вовсе не отражен сложнейший жизненный механизм Империи — со строительством Александрий, управлением сатрапиями, с коммуникациями, дорогами, налогами, вербовками, каналами и торговлей.
Что же есть? Есть невероятно долгое детство и юность полководца. Есть рефреном повторяющиеся грандиозные замыслы царя о новом строении человечества. Есть почти неисчерпаемые письма матери Александра, Олимпиады, — их чтение перемежается сценами проявления эдипового комплекса — так что совсем не случайно Олимпиаду играла 28-летняя актриса. Есть ночные пиры со страстными танцами, интригами и спорами. Есть целая палитра гомоэротических сцен, интонаций, взглядов и признаний — но при этом никакого секса. Есть своеобразная трактовка смерти героя. И есть сам герой — бесстрашный, метущийся, импульсивный, богоподобный, рефлектирующий, страстный, оторванный от мира сего, истеричный и бесконечно одинокий даже на фоне постоянно присутствующих воинов, любовников и сотрапезников.
За такую вот "растрату" драгоценных кадров западные и, прежде всего, американские кинокритики в своих рецензиях под заголовками типа "Александр вовсе не так велик" уже успели разбить стоуновский фильм в пух и прах. Причем главный их упрек в адрес режиссера заключался не в явном недостатке батальных сцен, а в исключительной перегруженности гомосексуальной темой. Мол, все мы прекрасно знаем, что в античной Греции любовь между мужчинами всех возрастов была привычным и даже поощряемым явлением, но зачем же три часа нам про это втирать? Словом, выводом подавляющего большинства западных кинокритиков явилась сентенция: "Мы так и не поняли, почему его называли Великим!"
Между тем, сложно подозревать Стоуна в "заговоре педерастов" и еще сложнее думать, что ему "денег не хватило", чтобы добавить в фильм пару-тройку зрелищных битв и превратить сагу в боевичок под стать "Гладиатору" или "Трое". При бюджете в 150.000.000 долларов Стоун мог не только снять все сражения Александра, но еще и Ксеркса с Леонидом, Марафоном и Саламином прихватить. Тогда бы этот "Терминатор в сандалиях" точно отхватил "Оскар". Но Стоун не стал делать этого. Почему же?
Чтобы понять это, отойдем от понятия "плохой или хороший фильм". Как известно, царствование Александра Великого, его Империя и его замыслы давным-давно, еще при его жизни, воспринимались миром как один грандиозный миф длиной в тридцать три года, причем творцом мифа был сам Александр. Все, что случилось тогда, все его победы, походы и смерть даже сегодня вряд ли поддаются исключительно рациональному объяснению. Это действительно был миф как осуществление невозможного, как бесконечный подвиг, как триумфальный поход на край света, где живут то ли циклопы, то ли гигантские животные с двумя хвостами, но и тех, и других можно одолеть и вернуться с победой. Из соревнования с Ахиллом и Гераклом победителем вышел Александр — просто потому, что он, всамделишный, сумел сделать то, чего не смогли ни боги, ни титаны, ни герои из одноименных созвездий — не просто победить старый мир, но в одиночку сотворить новый, невиданный, первые подобия которого появятся лишь 23 века спустя.
Но если это — миф, то он способен выдержать бесконечное число трактовок, и ни одна из них не будет окончательной или единственно истинной. Стоун выбирал их десятками, едва обозначая в фильме, отыскивая именно ту, которая полностью удовлетворила бы его замыслу. Не хорошую и не плохую, но лишь "одну из".
Сначала Стоун сумел уловить вернее, чем кинокритики, суть величия Александра.
Она заключалась вовсе не в том, что македонские гетайры, фессалийская конница и греческая фаланга оказались сильнее персидских лучников, колесниц и катафрактов — и этого почти не показано в фильме.
И не во всяких-разных "производственных отношениях" и "объективных причинах" — попади согдийская стрела Александру не в ногу, а в шею, и мировая история была бы совершенно иной.
И не в полководческом таланте Александра — здесь Стоун не смог да, видимо, и не захотел воспроизводить всю гениальность маневра македонской армии при Гавгамелах, совершенный не парой десятков всадников, как показано в фильме, а всем сорокатысячным войском.
И не в том, что судьбу сражений и целых народов решало личное мужество Александра не в пример трусливому Дарию, "первому рыцарю Персии" — в фильме погоня за Великим царем занимает не более десяти минут, хотя в реальности она отняла у Александра четыре года, начиная с самого Граника.
И даже не в том, что "македонский мальчик" к 30 годам покорил, как упомянуто мимоходом в фильме, девять десятых ойкумены и непременно дошел бы до Карфагена и Рима, если бы не умер.
Величие Александра заключалось в грандиозном видении абсолютно нового будущего для всего человечества и в умении воплощать это будущее в жизнь, не считаясь ни с традицией, ни с волей миллионов других людей, с помощью одной лишь личной воли и силы духа.
В этом будущем объединенное человечество жило бы одной семьей, единой нацией. В нем не должно было быть ни победителей, ни побежденных, и македоняне равнялись бы персам, индийцам, египтянам. Ради этого будущего он, Александр, покорил весь мир, но не как разрушитель, не как Чингисхан, но как деятельный созидатель мира нового, как долгожданный мессия и миротворец, как освободитель от гнета сатрапов, от национального неравенства, от нелепиц традиционализма. Невиданная империя была выстроена, по сути, за каких-то двенадцать лет; винить же Александра в том, что этот волшебный мираж распался через миг после его смерти, все равно что попрекать Леонардо да Винчи, что он так и не построил ни придуманную им подлодку, ни изобретенный вертолет.
Все это становилось возможным лишь благодаря исключительной воле одного человека. Вокруг Александра вращался космос, он в одиночку, словно Атлант, удерживал свою Империю, своих друзей и врагов. Какой силой духа должен был обладать человек, чтобы 2300 лет назад, доведя свою армию из Македонии аж до Памира, без карт и компаса, веря Аристотелю, что через Инд можно попасть в Нил, — все равно вести армию дальше и дальше ради одного лишь исторического величия! И вся Империя, армия и племена повиновались — не партии, не Генштабу, не ядерной бомбе, а воле одного-единственного человека. Это волевое возбужденно-радостное влечение, наваждение, "потос", проявлялось в Александре одинаково сильно как на поле битвы или при строительстве городов, так и в личных отношениях. Он готов был одарить и возлюбить весь мир и сильнее всего — своих друзей.
Но и титанические замыслы, и безграничная воля делали Александра бесконечно одиноким существом. Кто мог постичь его? Кто был в силах "стоять гордо" с ним рядом? За эту-то триаду — необъятное видение будущего, героическую силу духа и полное одиночество в окружении друзей — и ухватился Стоун. Фильм — об этом.
Так Оливер Стоун перехитрил всех. Сними он, как должно было — про одни только битвы, осады, покорение македонскими "рейнджерами" современных Ирака, Ирана, Палестины и Афганистана — и Джордж Буш обретал бы героического двойника в истории, а сам становился бы новым Александром. Но Стоун снял фильм — про одинокого полубога, творящего эпос о самом себе, про гениальную мечту одного человека, про личное мужество в бою и силу духа на краю земли. Вправил это в намеренно раздутую оправу гомосексуальности. Приправил изрядной долей мистики, истерики, Эдипова комплекса и суицида. Запустил это варево на три долгих часа под жалостливый стон волынки и нудятину старика-рассказчика.
И кто после этого отважится сравнить себя с Македонянином?!