СОЗИДАЮЩИЕ

| | | | |
Савва Ямщиков
СОЗИДАЮЩИЕ
В начале 60-х приехал я первый раз в Карелию. А точнее, в 61-м году. Кроме основной моей работы по выявлению памятников северной живописи для реставрации, устройства экспозиции в тогда ещё молодом Музее изобразительных искусств города Петрозаводска, кроме организации выставок в Петрозаводске и Москве, кроме постоянной работы в музее я считаю Карелию своей альма матер и в смысле моих отношений со словесностью. Тогда, конечно, о писательстве я ещё и не думал, но, закончив университет, начал потихоньку заниматься искусствоведческой работой, писать в специальные издания о вновь открываемых в реставрационных мастерских памятниках статьи, причём я должен сказать, что это была, пожалуй, одна из самых хороших школ, которые можно было пройти. Когда ты пишешь статью о конкретном памятнике, который ты реставрировал, изучал, то не остаётся места для пустословия и всякого книжного изобретательства, когда из книг предыдущих авторов выписывают умные мысли, а потом их стараются выдать за свои… Мне этого как-то удалось избежать. И тогда же, начав занятия серьёзным искусствоведческим трудом, мне захотелось, чтобы наша работа — работа реставраторов, искусствоведов, музейных работников — стала достоянием не только узкого круга специалистов. Мне захотелось открытия реставраторов, находки музейных работников, результаты экспедиций по сбору и выявлению памятников в различных уголках России довести до широкого круга людей. Я понял, что печататься нужно не только в специальных изданиях, журналах по искусству, которые, кстати сказать, охотно предоставляли нам свои страницы, но надо было выходить на более широкую публику. А публика ведь тогда у газет действительно была широкая. Тиражам, скажем, газет карельских, петрозаводских, сейчас могли бы позавидовать и некоторые газеты, выходящие в Москве и Петербурге. И вот меня "приютила" — и я за это благодарен и считаю её своей альма матер — карельская газета "Комсомолец". Газета действительно была славная. Ребята молодые — а я их помню по сей день: Сашу Валентика и Витю Черкасова, Гену Малышева и Адлера Андреева, который работал сначала в "Комсомольце", потом перешёл в "Ленинскую правду", иногда и в этой партийной газете предоставлял место для наших музейных открытий и реставрационных исследований. И я был так счастлив работать в этой газете! Мне сначала только одно волновало: а кто будет читать вот эти мои выступления в газете "Комсомолец" — скажем, о вновь открытых иконах, о выставках… А потом они мне ещё предложили вести рубрику "Шедевры мирового искусства". То есть я в течение многих лет рассказывал обо всём: от египетских пирамид и скульптуры Нефертити до храма Покрова на Нерли или мухинской скульптуры "Рабочий и колхозница". Я говорю: "Ну кому я нужен, скажем, в Кондопоге, в Лахденпохье, в Пудоже?" И вот тогда мне Саша Валентик сказал: "Да не только читают, но и письма присылают, и письма благодарственные!" Застойная, как говорится, тоталитарная эпоха — а то, что страна была читающей, это не пустая фраза. И вот, работая в Карелии, печатаясь в газете "Комсомолец", я, конечно, знал, что в Петрозаводске есть ещё журнал "Север", в котором печатались не одни писатели, живущие в Карелии. Этот журнал первым опубликовал "Привычное дело" Белова, издавал писателей, которых принято называть "деревенщиками". Я уже где-то оговорился, что я не люблю это слово. Его придумали столичные "законодатели", чтобы поставить эту линию вдали от основной магистрали развития литературы, а на самом-то деле магистраль проходила через Алтай, через Вологду, Иркутск, Петрозаводск, Красноярск, через Курск, где работали Евгений Носов, Фёдор Абрамов, Валентин Распутин, Василий Белов, Виктор Астафьев… И "Север" наряду с "Нашим современником" был очагом бытования русской литературы. Знал я, что в этом журнале работает заведующий отделом Станислав Панкратов. Я слышал о нём от Василия Ивановича Белова, знал, что молодость его литературная прошла в Мурманске, что теперь он осел в Петрозаводске. Но я никогда не стремился ни с кем познакомиться специально. Как говорится, работа да судьба к человеку приведут.
В первые годы своего пребывания в Карелии осел я тут, где мы сейчас записываем нашу беседу, — в деревне Ерснево, напротив Кижей, буквально в километре через воду от кижского ансамбля. Осел я в деревне Ерснево, в доме замечательного заонежского плотника Бориса Фёдоровича Ёлупова. В этой деревне было всего четыре дома. В одном жил Борис Фёдорович; рядом бытовала "пожарная команда", как мы её называли — семья Максимовых; следующий маленький домик, который тоже принадлежал семье Ёлуповых, однажды под горячую руку Борис Фёдорович за символическую плату (ну так, в переводе на те деньги — за ящик водки) продал поэту и художнику, работавшему в Карелии — Алексею Авдышеву и его жене Валентине; а последний дом принадлежал семье, которая жила по соседству, в Великой Губе. И вот однажды мне Борис говорит, что дом продаётся. Была названа по тем временам солидная сумма: тысяча рублей. В доме Ёлупова не были разве что только Галина Сергеевна Уланова и Дмитрий Дмитриевич Шостакович — остальные все со мной гостили, и некоторые стали "мылиться" под этот дом. Приезжали сюда на охоту, порыбачить, и в Москве за столами наших творческих ресторанов говорили: вот, мол, купим этот дом. И Роман Кармен младший собирался приобрести этот дом, и Виля Горемыкин, известный телевизионный оператор, и Володя Васильев, танцовщик наш великий, присматривались к этому дому. Но всё-таки в конце концов однажды я приехал, мне Борис говорит: "Дом купил Станислав Панкратов". Вот тут-то, в наших гостеприимных покоях ёлуповских и потом в доме, который Станислав приобрёл, наше знакомство и состоялось.
Первое, что меня поразило в Станиславе, — его абсолютно не пустозвонная радость от того, что он приобрёл дом — и как он его стал обустраивать. А вы сами понимаете, что сотрудник журнала "Север" больших денег не зарабатывал. Поэтому всё, что делалось в доме, Станислав на своём горбу, на своих плечах перенёс. Я видел, как постепенно начинает кривиться у него позвоночник от всех этих огромных камней, которые он таскал, от досок, от строительства причала… Когда началась пресловутая перестройка и мы последний раз, я помню, перед моей болезнью многолетней со Станиславом здесь встретились, я привёз телевизионную бригаду, тогда ещё на нашем телевидении место было не одним жванецким, пугачёвым и винокурам, можно было рассказать и о Кижах. Мы снимали передачу для моего цикла "Служенье муз не терпит суеты". Станислав в этой передаче участвовал, говорил озабоченно, взволнованно о том, что здесь происходит. И потом, когда я заболел, одна из моих мыслей, заставлявшая меня даже вздрогнуть иногда: "А что же будет с деревней-то Ерснево?"
В самом начале моей болезни ушёл из жизни Борис Фёдорович Ёлупов, от Стаса не было никаких вестей. Слышал я, что он перебивается с хлеба на воду. Потом он мне расскажет, что занимался бензиновым извозом, чтобы не дать семье умереть с голоду… И вот, когда три года назад я наконец-то с Божьей помощью оказался здесь, для меня одна из самых больших радостей в жизни, что деревня эта жива. И ещё одна большая радость — Стаса я увидел главным редактором в том же журнале "Север", который, казалось, совсем погиб. Я знал, как "Наш современник"-то перебивается… А без "Нашего современника", без "Севера" я, например, российскую словесность не мыслю, так же, как без пушкинского "Современника". Так же, как без газет Суворина.