ТИТАНИК МЫСЛИ Триптих о Леониде Млечине. Часть третья

| | | | |
Владимир Бушин
ТИТАНИК МЫСЛИ Триптих о Леониде Млечине. Часть третья Фото В. Александрова
Окончание. Начало в №№ 35, 36
Книга Леонида Млечина "Председатели КГБ", как многие его сочинения, обнародована знаменитым издательством "Центрполиграф" (директор проф. Усанов Д.Е.). Это событие произошло еще в 1999 году, но за прошедшее время книга ничуть не устарела. Она и ныне остаётся великолепным учебным пособием для всех, кто мечтает повысить уровень своего невежества и освежить свое тупоумие. Замечательные, часто даже непревзойденные образцы того и другого представлены здесь со всей щедростью млечинского ума.
Ослепительный урок дан в первых же абзацах авторского предисловия: "Нам со стороны кажется, что председатели ВЧК-КГБ, наделенные огромной властью, наслаждались жизнью". Жуировали, мол, купались в шампанском и больше ничего знать не знали, ведать не ведали...
Как взрослому человеку могла втемяшиться столь несуразная мысль? Да очень просто: такой взгляд весьма характерен для людей, которые на любую должность, на всякую власть смотрят, прежде всего, с точки зрения "А что я буду с этого иметь?" Вот Владимир Лукин, известный думский заседатель из опавшего "яблочка". Когда-то Ельцин и Козырев направили его послом в США. Живший там в ту пору А.Солженицын однажды обратился к нему с письмом по интересовавшему вопросу. В ответе Лукин среди прочего счёл уместным признаться: думал, что работа посла это одни лишь банкеты, визиты, театры да вернисажи. Словом, он видел себя в образе отчасти похожем на героя известной песенки Беранже:
Как яблочко румян,
Одет весьма беспечно,
Не то чтоб слишком пьян,
Но весел бесконечно.
И с такой уверенностью человек дожил почти до шестидесяти лет. Оказалось же, здесь надо по-настоящему трудиться! В чем тут дело? Да в том, что Лукин той же самой породы, что и Млечин.
А вспомните, как Ельцин назначал Немцова вице-премьером. Тот первым делом спросил: "Сколько я буду с этого иметь?" И начался торг. И он желанной суммы добился... Невозможно и вообразить, чтобы хоть один из председателей ВЧК-КГБ от Дзержинского до Крючкова способны были так думать и поступать, как эти трое демокрадов.
Как мы уже отмечали, диапазон невежества и тупоумия в книгах Млечина необычайно широк, охватывает почивших и живых, простирается от глубокой древности до ХХ1 века. Уверяет, например, что "подсадных уток" придумал Дзержинский. Господи! Они существовали еще во времена Хаммураби, может быть, даже раньше изобретения колеса. Да не явились ли "подсадными утками" и "агентами влияния" своего времени еще прославленные библейские героини — Далила и Эсфирь, Суламифь и Юдифь? Прельстив красотой и ласками чужих властителей или врагов своего народа, они добивались их смерти,— кто из высоких побуждений, кто по наущению, кто просто за мзду.
Но оставим библейских "уток" и "агентов", обратимся ко временам поближе. Вот Х1Х-ХХ века. Что тут новенького для олуха? Твердо уверенный, что все во всём следуют только сугубо личным интересам, историк пишет: "Ленин испытывал к эсерам симпатию". Это почему же? Эсерка Каплан стреляла в него отравленными пулями, а у него — симпатия? А потому, говорит, что эсером был брат Александр, "повешенный за покушение на Александра Третьего" в 1887 году. Отменно. Однако, во-первых, его казнили не за покушение, а за подготовку покушения, которого не было. Тут большая разница. Это всё равно, как если бы Млечина депортировали, допустим, в Израиль не за распространение малограмотных клеветнических книг о нашей армии и Великой Отечественной войне, а лишь за подготовку их рукописей. Во-вторых, партия эсеров была создана в 1901 году. Как же человек сумел стать эсером почти за пятнадцать лет до создания этой партии? В-третьих, если Александр не мог быть эсером, мог Владимир симпатизировать им? Тайна покрытая мраком...
А что касается помянутого покушения, то Млечин пишет: "Возможно(!), Фанни Каплан и в самом деле стреляла в Ленина", но это "вызывает большие сомнения. Полуслепая женщина, по мнению экспертов, никак не могла попасть в Ленина". Эта "полуслепая" сумела-таки добраться до завода Михельсона на окраине города, спрятаться в толпе, пробраться к Ленину на несколько шагов, а после стрельбы бросилась бежать. С такого расстояния даже слепой человек может попасть в свою жертву по голосу. Ведь Ленин-то беседовал с рабочими завода. Давайте, сударь, произведем следственный эксперимент. Достаньте мне пистолет, завяжите глаза, а шагах в пяти поставьте в качестве эксперта, допустим, директора издательства "Центрполиграф” тов. Усанова (парбилет № 86935325), и пусть он читает вслух такой, например, текст с четвертой страницы вашего сочинения: "За сведения и факты, изложенные в книге, издательство ответственности не несёт". А я пальну по голосу из пистолета, как Фанни Каплан, три разочка. Вот интересно, попаду или нет?
Как все столбовые долдоны, Млечин любит блеснуть звонким афоризмом, мудрым изречением и т.п. Впрочем, а почему бы и нет? Я и сам не гнушаюсь такими красотами. Но вот что получается у Млечина: "Человек — это стиль",— говорят французы". Покажи хоть одного, кто говорил бы такую чушь. А знакомый мне француз Бюффон изрек однажды нечто совсем иное: "Стиль это человек". Едва ли наш сочинитель поймёт, в чем здесь разница.
Тут опять-таки весьма характерная черта людей этого пошиба: услышат где-то что-то вполуха, увидят вполглаза и волокут в свои книги, речи, манифесты. Взять того же Лукина. Он то и дело твердит по разным поводам: "Это хуже, чем преступление, это ошибка". Да, да, когда-то кто-то так сказал: не то Талейран, не то Фуше, не то Булэ. И как это ни цинично, а в каких-то конкретных обстоятельствах могло иметь смысл. Но Лукин-то суёт это куда ни попадя, не соображая, что проповедует бесстыдство. Ведь ошибки и преступления бывают разные, даже несоизмеримые. В самом деле, вот Лукина избрали в Думу. Это, конечно, ошибка, но не столь уж страшная: ведь туда набились еще и не такие губошлёпы. А вот назначение его когда-то послом в США по воле Ельцина и Козырева или недавно решением Путина — уполномоченным по правам человека, это уже тяжкое преступление всех участников злодеяний: ну, каким послом великой державы и каким защитником человека может быть заурядный губошёп! Где он был, кого защищал в дни бесланского кошмара?
Кроме афоризмов, освященных веками, Млечин очень любит живые беседы с живыми мудрецами, и самый любимый из них — профессор Наумов В.П., "чьи уникальные познания, — говорит,— помогли мне разобраться во многих хитросплетениях жизни". Да, этот всё знает.
Вот одна из крупиц его уникальных познаний: "Сталин пытался закрыть историю войны". Как это? Приказал считать, что войны не было? Да с какой же стати, если под его руководством страна добилась всемирно-исторической победы над фашизмом? Да неужто Сталин был дурее учёного профессора?
"Ему многое хотелось забыть из того, — продолжает мыслитель, — что было". Забыть? Да разве не сам Сталин сразу после войны в своей знаменитой речи сказал: "У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам сёла и города... Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой."
Если бы народ наш состоял из профессоров наумовых и строчкогонов млечиных, то он именно так и поступил бы. "Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего Правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, — над фашизмом".
А профессор всё своё: "Сталин потому и пленных загнал в Сибирь, чтобы они не рассказывали, как всё было". Во-первых, вранье, что "пленных загнал в Сибирь". Там оказались лишь те, кто это заслужил своим поведением в плену. Но я могу даже только из числа знакомых мне литераторов назвать немало тех, кто после войны оказались вовсе не в Сибири, а в Москве, где благополучно прожили всю оставшуюся жизнь. Например, в элитном, как ныне говорят, а тогда — в идеологическом столичном Литинституте после войны со мной учились побывавшие в плену Николай Войткевич, Борис Бедный, Юрий Пиляр. Николай после института много лет до самой пенсии работал на нашем радио для заграницы (ГУРВ. Опять "идеологический фронт"!), где был восстановлен в партии. А Борис и Юра написали немало рассказов, повестей, романов, стали членами Союза писателей, имели даже "Избранное", по повести Бедного был поставлен хороший фильм "Девчата". А Степан Злобин и Ярослав Смеляков, которых я знал, тоже бывшие пленные, вернувшиеся после войны в Москву, были восстановлены в Союзе писателей, широко печатались, издали 3-4-хтомника, получали награды, премии: первый — еще Сталинскую, второй — Государственную. Не выходя за пределы литературного круга, могу назвать и другие имена. А кого можете назвать вы, говорящая профессорская голова? Может, загнали в Сибирь вашего папочку или отчима Млечина ?
Млечин душевно беседует не только с процветающими профессорами, но и с покойными академиками. Например, уверяет: "В 1947 году Ландау так определил положение советской науки..." Поскольку, как всегда, не указано, в какой статье, книге или речи это было сделано, то остаётся предположить, что в личной беседе академика с матушкой автора.
Итак: "У нас наука окончательно проституирована... Науку у нас не понимают и не любят, что и не удивительно, так как ею руководят слесари, плотники, столяры". Автор не соображает, каким идиотом и мерзавцем представил здесь известного учёного... Главный штаб по руководству наукой, естественно, Академия Наук. С 1917 года по 1925 её президентом был выдающийся учёный А.П.Карпинский, ставший академиком еще за двадцать лет до революции. Это он не любил науку? Это его Ландау считал слесарем? Затем последовала плеяда блистательных имён: В.Л.Комаров, С.И.Вавилов, А.Н.Несмеянов, М.В.Келдыш, А.П.Александров... Это они не понимали науку? Эти их Ландау поносил как плотников? А академики Королев, Курчатов — над ними он глумился, как над столярами?
Это с одной стороны. А с другой, как же при столь злобной вражде к Советской власти Ландау мог радостно принимать её щедрые дары: став академиком в 38 лет, уже после приведенного заявления получил три Сталинских премии, звание Героя Социалистического Труда, Ленинскую премию и кучу орденов? И потом ни от чего не отказался. На месте родственников покойного Л.Д.Ландау за такой его портрет я подал бы в суд на Млечина.
От дурости этого свистуна нет спасения даже людям трагической судьбы. Смотрите: "Михоэлс сам понимал, что он ширма. Когда западные корреспонденты говорили, что в Советском Союзе процветает антисемитизм, партийные руководители отвечали: а Михоэлс?" Тут представлены полными идиотами не только ненавистные автору руководители, но и обожаемый им артист, ибо он прекрасно знал, что на вопрос об антисемитизме руководители могли кое-что еще и добавить: а Эренбург? а Пастернак? а Светлов? а Плисецкая? а Самосуд и Рейзен? а Дунаевский и Бондаревский? а Ромм и Роом? а Раневская и Райкин? а Драгунский и Крейзер? а Михаил Млечин и его блистательный сын Леонид?.. И так могли бы они акать до второго пришествия. Но и тогда не успели бы перечислить всех еврейского происхождения писателей, ученых, артистов, военных, обильно взысканных щедротами Советской власти.
Как ни увлекательны прогулки по оранжереям млечинской эрудиции, но меня и в этой его книге всё-таки больше интересует тема армии и Великой Отечественной войны.
Никто, конечно, не собирается отрицать, что и в 1941 и в 1942 годах Красную Армию постигли очень крупные неудачи, в результате коих немцы дошли до Москвы, а на другой год — до Волги. В чем причина этого? Млечин видит её главным образом в предвоенных репрессиях. Конечто, это сыграло свою роль. Но он уверяет, что если бы их не было, то вообше не было бы войны с её огромными неудачами и потерями первых лет. Гитлер, дескать, побоялся бы напасть. А тут, говорит, дело дошло до того, что дивизиями командовали капитаны. Очень интересно. Но мы слышим это уже лет пятнадцать, и за все время никто не назвал ни одной дивизии, ни одного капитана. В чем дело? И вот же не было никаких репрессий в Польше, во Франции, в Англии... А Гитлер не только не побоялся напасть, но и разнес в прах войска этих держав в считанные дни и недели, Польшу — даже без мобилизации, т.е. армией мирного времени. С другой стороны, генерал-полковник Гальдер, как начальник Генштаба вермахта знавший положение в своей армии несколько лучше, чем Млечин, уже 23 ноября 1941 года был крайне озабочен тем, что "полками стали командовать обер-лейтенанты, а батальонами — младшие офицеры", т.е. сержанты. А ведь и в вермахте не было никаких репрессий.
Но сочинитель всё своё: "Генералов так долго учили не проявлять инициативы, что в страхе нарушить или не выполнить приказ они терялись в горячке боя... Иона Эммануилович Якир, будь он жив, никогда не позволил бы себе так растеряться. Под его командованием войска сражались бы иначе. Но Якир был расстрелян".
Во-первых, дружок, в свое время даже из "Нового времени" тебя выставили бы, вздумай ты "нарушить приказ" и напечатай там антисоветскую статейку. Как и сейчас вышибут с телевидения, если вдруг опять "в нарушение приказа" взбредет в голову говорить правду о Советской эпохе и о нынешнй власти. Даже Солженицына, любимца двух президентов, едва он вякнул что-то по телевидению против режима, тотчас прихлопнули. Увы, так было, так и есть. Поэтому не вздумай откапывать свой партбилет, зарытый у тещи на даче, и потрясать им с экрана. А уж в душе военнослужащего-то трепет перед нарушением или невыполнением приказа должен быть всегда, ибо армия живет по приказам.
А что касается спасителя Якира, то ведь это всего лишь благостная гипотеза. "Тремя военными округами, на которые пришелся немецкий удар, командовали неопытные генералы, которые даже не успели освоиться на своих должностях". А вот, мол, Якир был ужас какой многоопытный, мужественный и расторопный.
На самом деле, сын кишиневского провизора, Иона Эммануилович Якир в Первой мировой не участвовал и никакого военного образования не имел, а большую часть гражданской пребывал не на командных должностях: комиссар бригады, начальник политотдела, комиссар дивизии, комиссар корпуса, член Реввоенсовета армии... На командных должностях, да еще начальником Управления военно-учебных заведений, оказался уже в мирное время. Совсем не о твердости характера и мужестве говорят и письма Якира, с которыми он обратился к Сталину и Ворошилову 9 июня 1937 года, — в день, когда закончилось следствие по делу о военном заговоре во главе с Тухачевским. Эти письма опубликованы в книге В.Лескова "Сталин и заговор Тухачевского". (М., 2003. С.162). Автор книги отметил, что КГБ представило это письмо делегатам ХХ11 съезда с такими изъятиями, в таком препарированном виде, что оно превращалось в документ полной невиновности Якира. Наш беспорочный Млечин, не ставя под сомнение достоверность письма Якира, даже назвав "явно искренним", тоже опубликовал его, но при этом, как опытный шулер, далеко и явно превзошел КГБ. Вот его публикация:
"Родной, близкий товарищ Сталин!
Я смею так к Вам обратиться, ибо я всё сказал, и мне кажется, что я честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и её руководства. Я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с горячей верой в победу коммунизма"(с.189).
А вот этот текст после слов "на виду партии и её руководства: "потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства. Следствие закончено. Я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства. Теперь я честен каждым своим словом",— этот текст шельмец выбросил. Какова работа? Хоть сейчас сажай на место Зурабова или Вешнякова. Не осталось ни малейшего намека на признание своей вины.
"Ладно, — вдруг опять согласится Млечин.— Промахнулся я и с Якиром. Но Тухачевский! Уж этот непременно спас бы родину..." Хотя, говорит, "есть люди, которые и по сей день считают, что маршала наказали не зря, что он действительно был врагом — готовил государственный переворот".
Да, такие люди есть. Да и как же им не быть, если знаток вопроса Млечин пишет, что арестованный в мае 1937 годаТухачевский "упорно(!) отрицал какую-либо свою вину в измене или в каком-либо другом преступлении. Не дали результата длительные(!) допросы. Он все (!) время твердил одно (!) — “ни в чем не виноват". А вот что писал сам Тухачевский : "Будучи арестован 22-го с. мая (в Куйбышеве), прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го, и сегодня, 26-го мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его"(Военно-исторический журнал № 8'91, с.44. Фотокопия рукописи).
И это на четвертый день ареста, после одного допроса и очной ставки с уличавшими его комкорами Фельдманом, Примаковым и Путной, на другой день пребывания на Лубянке. Где же "упорно отрицал"? Где же "длительные допросы"?
Дальше: "Обязуюсь самостоятельно изложить следствию всё касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа". Где же "твердил одно — не виноват"?
Дальше : "Основание заговора относится к 1932-му году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна и др., о чем я расскажу подробно дополнительно".
Млечин старается, как может: "Сталин сказал Ежову:
— Тухачевского надо заставить говорить всё и раскрыть его связи. Не может быть, чтобы он действовал один...
Слова вождя были восприняты как разрешение бить Тухачевского. Видимо, поэтому 26 мая он и подписал, что от него требовали". Откуда, спрашивается, прозорливцу известно, и что сказал Сталин наедине Ежову, и как тот понял его слова, и что Тухачевского били? К тому же ведь сам уверяет: "Командиров высшего звена не пытали. С высокоставленными арестованными велись особые беседы..." Все четверо названных выше высокопоставленными и были.
Кроме того, Сталин уже знал, что Тухачевский, конечно же, был не один, ибо комкоров Примакова и Путну арестовали еще в августе 36-го года, и они девять месяцев молчали, но в середине мая, наконец, раскололись и назвали Тухачевского. Тогда арестовали и его.
Но самое-то большое жульничество Млечина состоит здесь в том, что он ни словом не упомянул, замолчал, причем в двух книгах, в которых пишет об этом, убийственный документ — собственноручно написанную Тухачевским записку на 143 страницах с изложением возможного хода войны с Германией и действий заговорщиков как до этого, так в случае войны. И записка эта на таком высоком уровне военных знаний, в частности, особенностей возможного театра военных действий, что никакой следователь надиктовать её не мог. Этот документ также опубликован в указанном номере "Военно-исторического журнала”, и в следующем.
Но что такое сам Млечин, отдельно взятый? Инфузория. Однако со всем своим невежеством и клеветой он — само лицо нового ельцинско-путинского порядка. К тому же, это титан мысли по сравнению со всеми познерами, сванидзами, сорокиными, новодворскими, жириновскими... В самом деле, никто же из них не накатал, как он, десятка два книг.
И тут было бы несправедливо умолчать о тех, кто помогает Млечину издавать и распространять его зловонные писания. Это прежде всего упоминавшийся директор издательства "Центрполиграф" Д.Е.Усанов, ответственный редактор О.И. Лемехов, редакторы М.М. Подзорова, Ю.Н. Маслов, Ю.О. Бем, художественный редактор Л.И.Витушкина, корректоры Е.Ю. Биткова, Т.В. Соловьева и О.А. Левина... Смотри-кось, вроде почти сплошь люди русские, и ни один не поперхнулся. Неужели ни у кого отец или дед не были солдатами или офицерами Великой Отечественной?..
И ты, Путин, призываешь меня к единению с Млечиным, Наумовым и со всей предательской биомассой? Как сказал великий поэт:
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду...