Авторский блог Всеволод Фурцев 00:00 7 июля 2004

САВЕНКО-ФИЛЬМ

| | | | |
САВЕНКО-ФИЛЬМ
Случилось странное: на ММКФ в конкурсной программе "Перспектива" показали фильм "Русское" по мотивам произведений Эдуарда Лимонова.
Неужели с костюма Никиты Сергеевича исчезла яичная скорлупа пятилетней давности, окончательно испарились белок и желток? Или это широкий жест дворянской толерантности? А может дело все-таки в смелости, упорстве и действительном таланте режиссера фильма Александра Велединского?
Готов поверить в последнее. Фильм превосходный. Велединскому удалось хитро сплести на поэтической основе ("Русское" — так назывался первый сборник стихов Лимонова) несколько сюжетных линий известной харьковской трилогии "У нас была Великая эпоха", "Подросток Савенко" и "Молодой негодяй".
Я тогда называл свою маму дурой.
С отцом ни полслова не говорил.
Я был ворюгой. Дружил с физкультурой.
И Блока читал. И винищу пил.

Таким предстает перед зрителем юный "Эди-бэби". Его сыграл 23-летний выпускник Щепкинского училища Андрей (не брат Алексей из балабановской "Войны") Чадов. Мальчик из приличной семьи, интеллигент, и, тем не менее, "свой" в криминальном Харькове. Классический, прям-таки есенинский тип поэта! Менты и обыватели окрещены им презрительно — "пидормерия", "козье племя".
Где-то рядом серой тенью бродит безвольный отец-НКВДшник (Михаил Ефремов — это забавно) и практически никак себя не проявляет. Мать… быть может банально, но в образе матери подростка угадывается Россия. "Эди-бэби" жаждет ее внимания и любви, временами ненавидит. Она же — простая советская женщина, слишком бесхитростна, чтобы понять тревожную душу подростка. Когда Эд из-за несчастной любви тщится вскрыть вены, мать, желая как лучше, отдает его в циничные руки советской психиатрии.
Несчастная любовь… Да-да, вечная для Лимонова тема: женщина-стерва мучает и предает романтического Героя, воспринимающего всё слишком всерьез.
"Добрый" салтовский участковый как будто притопал со страниц поздних "тюремных" книг Лимонова. Следит, арестовывает, допрашивает, и как-то издевательски советует: "ты пиши, ты талантливый".
Среди этих характеров мечется Эд. Бесчинствует, любит, страдает, но твердо верит в свое особое предназначение. Однажды, поднявшись на заброшенную часовню, просит: "Господи, если Ты есть, сделай так, чтобы моя жизнь была необыкновенной. Чтобы она была... как в книгах! Чтобы я всегда побеждал, чтобы стал самым-самым, героем... Чтобы меня все любили. Все-все-все. Пожалуйста, Господи..."
Я с замиранием сердца ждал, когда Велединскому изменит чувство вкуса. Не дождался. Хотя соблазнов пойти не в ту степь у него как у сценариста было, надо думать, немало. Можно было сбиться, повестись на известные стереотипы относительно личности Лимонова, бытующие в нашем недоразвитом обществе, и на протяжении полутора часов узколобо глумиться над "Эдичкой". Этого не произошло.
Впрочем, ирония Велединскому не чужда. Свой фильм режиссер называет то "трагикомедией", то, наоборот, "комедийной трагедией". "Знаете,— поясняет он,— это когда сначала смешно, а потом страшно, как всегда у нас на Руси". Да и Лимонов совсем не депрессивен. Скорее, наоборот — жизнеутверждающий писатель.
Что до прочих возможностей поскользнуться, то справедливости ради надо сказать, что и сам по себе литературный материал в этом смысле весьма провокационен. Лимоновские тексты завсегда насыщены дотошными подробностями. Во многом благодаря оным, писатель мастерски добивается пресловутого эффекта присутствия. Но то, что в книге завораживает и держит, на экране могло бы, наверняка, показаться вульгарно и нестильно.
Словом, независимость от общественного вкуса и умелое неследование авторскому тексту — эти качества экранизации позволяют говорить о ней как о самодостаточной и зрелой ленте.
Всеволод Фурцев
1.0x