| | | | |
ЛИШНИЙ ПАПА Послесловие к ХХVI Московскому международному кинофестивалю
Главное, долгожданное событие фестиваля — рамочное: премьера "Килл Билла-2" в присутствии самого Тарантино. Увы и ах, вне конкурса — поверьте и проверьте: Папа Квентин отменяет всякий конкурс и кинофестивали "А-класса" как вид! Футурист Тарантино настойчиво требует особенного внимания, мы же рассмотрим посюстороннее, заданное на ближайшую перспективу отечественному кинопрокату нормальное кино — программу ХХVI ММКФ.
На сей раз она была примерно поделена между тремя конкурсами; три конкурса, это уже заявка на организованную иерархию, социокультурную антропологию.
Основной конкурс поражал не только обширной географией популяции зрелых авторов, cколько тем, что две трети картин рассказывают о недалеком прошлом, а четыре — к тому же о советском. Победил самый советский фильм.
В новорожденном конкурсе "Перспективы" соревновались дебютанты, дорожащие настоящим и будущим: "Дайте ж еще поснимать!" — прикрываясь фиговыми сюжетцами канючили дебютанты. "Мы честные, скромные, политкорректные, изобретательные!". Победил самый абстрактный фильм, неудобосмотримый, японский.
Третий конкурс — Медиафорум — задался задачей: "Запечатлеть в памяти то, что не оставят СМИ (альтернативную культуру и жизнь)". Запечатлел — справился, вручил необязательные призы — дух соревнования альтернативной культуре чужд.
А вот на основном Конкурсе, несмотря на весьма умеренный ассортимент "Святых Георгиев", имела место драматургия состязания. И критики, что характерно, были не при делах: в телетрансляции закрытия "взрослого" фестиваля призы жюри ФИПРЕССи и Российской критики вообще не светились! И без них все было ясно. Претендентов на главный приз могло быть двое: Владимир Машков, экранизировавший собственный театральный бенефис "Матросская тишина", и Дмитрий Месхиев, в соавторстве с маститым драматургом Валентином Черных представивший картиной "Свои" альтернативный взгляд на Священную Войну. Победу над общечеловеческим гуманизмом Машкова одержал гражданский пафос — маститый сценарист Валентин Черных (приз за лучший сценарий на сей раз не полагался) и Месхиев (5 призов из 14, в том числе 3 основных Георгия из 8 — за лучший фильм, режиссуру и лучшую мужскую роль Богдану Ступке). Отцы и дети — тема обеих картин, Великая Война — рубеж их противостояния — заминированная межпоколенческая дистанция. Отношение к Войне определяется позицией отцов: воевать нынешние кинопапы категорически не хотят! Отдуваются отпрыски: учатся скрипке, чтоб отправиться на фронт за гангреной, шляются по оккупированным местечкам и лесам — тощие, битые, деморализованные, кое в чем бесконечно виноватые: обреченные на моральное и физическое поражение, заносчивые, ныне покойные…
Вот "Матросская тишина", то есть, простите, "Папа", мечтавший гордиться сыном в Москве": Первомай 38-го, все в белом, Звездный мальчик, будущий виртуоз, заворачивает бедного провинциального отца, добравшегося из местечка в общежитие консерватории с сальной пачкой краденых рублей. Строгий Юноша фальшивит: деньги берет, а любящего родителя стыдится и отвергает. Фальшивит и драматург Галич, когда отправляет оскорбленного папу в Холокост — на мыло (бедный забулдыга как раз мыло со склада пер — для сына, чтоб учился в Москве и помнил). Пускай, согласимся, в незапамятные времена, возможно, могло быть и так! За истекший период, однако, жизнь определилась с собственными акцентами: папа выжил — приватизировал родной склад и сам перебрался в столицу, купил квартиру, бабу, ГУМ, Урал, сыну — филармонию и гордиться чадом забыл…
Ну и что, что была Война? Война папе нипочем — под крыло к нелюбимому отцу спешили расхристанные "Свои" — мобилизованные ребятишки. Одного из них папа, и правда, за родного признал, но спас всех троих, потому что добрый и хитрый — старостой на оккупантов работает. "Свои" и в папиной хате ведут себя некорректно. Один небезуспешно ублажает папину жену, маму боевого товарища, а второй — еврей — очень истощен и не может себе такого позволить. Папа на все закрывает глаза и раскрывается окончательно, когда выводит "Своих" в лес и говорит кровинке: "Иди… Родину защищай!"
Выверенная с генеральной линией позиция отца (где бы были "Свои", если б не недобитые в 38-м папы, помогавшие союзникам и прочим бить нацистского зверя?..) для детей бессодержательна: попал/не попал бы сынок на нэнький хутор — все одно бил бы врага и без нравственного урока, а папа так и держался бы молодцом, несмотря на власть — честно, по принятым чьей-нибудь Думой законам…
Но Машков не так прав, представляя себя, забулдыжного Отца, глазами безответственного Сына; мудрый Черных-Месхиев-Ступка коллективно созерцает зарвавшихся детей с принципиальной позиции крепкого и скользкого хозяйственника, собственника, патриарха. И то, что такие люди еще и за Родину думают, конечно, очень хорошо и необычно! А ведь могли бы в зиндан на цепь и жену на капусту!
В исторической перспективе все, конечно, складывается несколько иначе: папы не те, кто позволяют выиграть войну, а те, кто ее выигрывают, — они дают, а не позволяют жить.
Но можно и совсем без Отца: ретроспективы квебекского гения Лепажа, телеопыты многомудрого застрельщика немецкой "новой волны" Александра Клюге, перфомансы визионера Мэттью Барни ("Кремастер") по-взрослому серьезны, занимательны и просторны — спасибо Музею Кино — папой не пахнет! Вот и товарищ Тарантино расправляется с папой жестоко, но бескровно, уважительно.
"Русское" Александра Велединского (по мотивам харьковской трилогии Лимонова) в Большой конкурс не вошло: не нашлось в "Русском" разумных и ответственных отцов. Так пацаны какие-то, круговая порука, автономное русское товарищество...
Представленное в конкурсе "Перспективы" невинное "Русское" неожиданно спровоцировало "посторонний" инцидент. Ничейный пацан, развалившийся перед экраном на ступеньках Дома кино, похахатывал фильму — тихонько так, и вдруг, в конце, в момент освобождения героя из "плена обезьян", зал захлопал — и пацан улюлюкнул… с обеих сторон из-за моей спины повеяло ветхой злобой (лет за 60, разнополой):
— Молодой человек, не мешайте смотреть кино!..
Не терялся и пацан: — Сами не мешайте!
— Мы вас выведем! — Попробуй! — Ведите себя достойно! Немое изумление, пацана прорывает: — Живите достойно, недолго вам осталось!..
Короткое замыкание, магия искусства, адресно включающая тех и этого в назначенные экраном тела 1-й и 2-й свежести, в трепетный сюжет жизни!
Меж тем, неполиткорректный финал картины оказался предсказуем минут за 20 до инцидента: мент, сдающий бежавшего из "дурки" подрастающего поэта злодеям в белых халатах, идиотски заискивает перед ним: "Ты это, стихи-то не бросай писать!"
Днем позже со сцены "Пушкинского" сияющий Никита Сергеевич нежно грозил пальцем проигравшему Машкову: старайся, работай, Володя!
Алексей Изуверов
1.0x
