В 1991 ГОДУ БЫЛА РАСПУЩЕНА КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. А вместе с ней пала великая держава — СССР. Так закончился эксперимент Горбачева и его единомышленников, пытавшихся превратить коммунистическую партию в социал-демократическую. Казалось бы, хороший урок для коммунистов. Но через 12 лет после указанных событий от КПРФ, преемницы КПСС, чуть не был выдвинут кандидатом в президенты Геннадий Семигин, политический деятель, чьи взгляды весьма близки к социал-демократическим.
Трудно сказать, сумеет ли КПРФ побороть нынешний "правый уклон", который возникал в партии неоднократно. При Горбачеве, при Хрущеве и… при Сталине. Речь идет о группе Бухарина, которая тоже была непрочь сделать алхимический эксперимент по превращению коммунистов в социал-демократов. В конце 20-х годов "правая" группа, в которую помимо Бухарина входили Рыков, Томский и многие другие старые партийцы, была разгромлена идейно и организационно. Но уже в 30-е годы "правый" уклон незаметно возрождается, а его лидеры делают ставку на тайную борьбу против Сталина. Сегодня, когда всем стало очевидно, насколько разрушительной может быть незаметная подрывная работа внутри определенных политических партий, нелишним будет вспомнить о тех социал-демократических "кротах", которые тихонько копали под Сталина и ВКП (б).
Считается, что Бухарин его соратники покаялись перед Сталиным и перестали клониться "вправо". Дескать, лишь подозрительность вождя стала причиной того, что Бухарина и Рыкова объявили врагами народа и репрессировали. Однако это заблуждение. Оно активно навязывалось читающей публике при Горбачеве, когда из Бухарина пытались сделать нечто вроде иконы. Но многие противники Сталина отлично знали (и знают) о том, каковы были подлинные взгляды Бухарина в 30-е годы. Весьма интересен в данном плане рассказ эмигрантского историка, меньшевика (то есть социал-демократа) Б. Николаевского, который теснейшим образом общался с Бухариным в 1936 году.
Из разговоров с Бухариным Николаевский вынес много интересного, о чем он поведал только в 1965 году, накануне своей смерти. В частности, Бухарин сообщил ему о некоторых секретных внешнеполитических маневрах Сталина явно в надежде на то, что его сообщение будет передано кому надо. Позже Николаевский встретится с Оффи, секретарем У. Буллитла, бывшего посла США в СССР. Тот поведает ему о том, как Бухарин дважды — в 1935 и 1936 годах — "слил" американцам важную информацию о попытке Сталина нормализовать отношения с Германией.
По данным Николаевского, Бухарин в 1936 году исповедовал идеологию, весьма близкую к социал-демократии. Он говорил о необходимости "вернуть марксизм к его гуманистическим основам". Гуманизм рассматривался им как база, на которой следует создать широкое "международное антинацистское движение". То есть, по сути дела, Бухарин как бы предвосхитил будущую горбачевскую перестройку с ее "гуманным, демократическим социализмом", "общечеловеческими ценностями" и прочим социал-демократическим барахлом. Показателен тот упор, который он делает на гуманизм, противопоставляя его "нацизму". Когда на первый план выдвигается некая абстрактная общечеловечность, то происходит забвение национальных ценностей. Бухарин прославился в свое время посмертной критикой Есенина в своих "Злых заметках", опубликованных в "Правде". Там он вдоволь поиздевался над русской культурой и историей. Даже в 1934 году, когда волна революционного нигилизма пошла на спад, Бухарин все равно продолжал "бдительно" критиковать русских поэтов. На I съезде советских писателей он обрушился с критикой на Блока и Есенина, инкриминировав им в вину попытку создания особой версии социализма, соединенного с национальными и религиозными ценностями.
Бухарина крайне беспокоили любые попытки соединить социализм и национальный патриотизм. И его полемику с "непролетарским социализмом" следует считать скрытой полемикой со сталинским национал-большевизмом. Очевидно, что и критикуя нацизм, Бухарин беспокоился не столько по поводу агрессивных устремлений Гитлера. Он смертельно боялся, что пример немцев будет творчески осмыслен в России и приведет к созданию новой версии патриотического социализма, свободной от гегемонизма гитлеровского типа. Замечу, что гуманизм Бухарина был довольно своеобразным. Это был действительно пролетарский гуманизм. Участвуя в работе комиссии по созданию новой конституции, Бухарин категорически выступал против предоставления избирательных прав всем гражданам, требуя исключения для "лишенцев" — "бывших" и раскулаченных. Подобный подход может показаться странным, ведь тяготение Бухарина к социал-демократии вроде бы должно сочетаться с умеренностью, которая всегда декларируется представителями данного течения. Однако в том-то и дело, что в ряде случаев социал-демократы и социалисты занимали (и занимают!) гораздо более левацкую позицию, чем даже коммунисты. Во время гражданской войны в Испании большинство руководителей Испанской социалистической рабочей партии и, в частности, ее лидер Л. Кабальеро, находились левее коммунистов, требуя немедленной и широкомасштабной социализации, к чему страна была совершенно не готова. Во времена правительства Народного единства в Чили (1970-1973 годы) руководители Социалистической партии Чили (СПЧ) также выступали за революционно-социалистические преобразования, полемизируя по данному вопросу и с коммунистами, и со своим лидером Сальвадором Альенде. Последние выступали за союз с мелким и средним капиталом, а также с патриотически настроенными военными. Но левые в СПЧ настояли на смещении с поста командующего сухопутными силами генерала Праттса. Его место занял Пиночет…
Любопытная история случилась с немецкой социал-демократией после Второй мировой войны, в советской зоне оккупации. Выйдя из подполья на востоке Германии, социал-демократы заняли позицию гораздо более левую, чем КПГ. Они провокационно требовали радикальных преобразований, и это — после долгих лет гитлеровского режима. В частности, восточногерманские социал-демократы настаивали на ускоренных темпах проведения земельной реформы. Одновременно они практически поставили под сомнение необходимость возмещения немцами того ущерба, который был нанесен гитлеровской агрессией. Это привело к тому, что к социал-демократам потянулись самые разные элементы, ненавидящие СССР (в том числе и скрытые нацисты). И тогда Сталин решил от греха подальше ускорить процесс объединения коммунистов и социал-демократов с тем, чтобы первые растворили в себе последних.
НО ВЕРНУСЬ К БУХАРИНУ. Он, однако, надеялся не только на поддержку коллег-партийцев. В качестве одного из орудий будущих антисталинских боев Бухарин намеревался использовать масонство, к которому имел некоторое отношение и которое в 30-е годы было настроено враждебно в отношении Сталина. Нина Берберова приводит рассказ знаменитой масонки Кусковой про выступление Бухарина перед общественностью в Праге. Тогда он делал вполне заметные масонские жесты. Не будем торопиться с зачислением "Бухарчика" во франкмасоны. Однако не пройдем и мимо одного интересного документа, только недавно открытого отечественными историками. Речь идет о письме эмигранта-масона Б. А. Бахметьева Кусковой. В нем он возлагает надежды на приход к власти в СССР лидеров "правого уклона". Это должно было стать началом конца большевистской России: "У правого уклона нет вождей, чего и не требуется: нужно лишь, чтобы история покончила со Сталиным как с последним оплотом твердокаменности… Внутри русского тела будут нарастать и откристаллизовываться те группировки и бытовые отношения, которые в известный момент властно потребуют перемены правящей верхушки и создадут исторические связи и исторические личности, которым суждено будет внешне положить конец большевистскому периоду и открыть будущий".
Была у Бухарина, Рыкова и Томского более чем прочная опора в органах государственной безопасности. К ним примыкал всесильный нарком внутренних дел Г. Г. Ягода, который формально возглавил органы в 1934 г., после смерти В. Н. Менжинского, а фактически был их шефом с 1926 года. Ягоду давно уже принято считать верным сталинским сатрапом, который на определенном моменте перестал устраивать "тирана". Но ряд данных свидетельствует об обратном. Ягода вовсе не был таким уж подхалимом, во всем поддакивающим Сталину и высшему партийному руководству. Довольно часто он противопоставлял себя партийным верхам, проявляя качества ведомственного вотчинника, имеющего свои "хозяйственные" интересы. А какие интересы могут быть у вотчинника, если он стоит во главе тайной полиции? Стремится всячески усилить свою власть над свободой и жизнью людей. Что Ягода и старался делать, иногда пытаясь обходить Сталина и Политбюро. Так, 9 августа 1934 года наркомвнудел Ягода разослал на места телеграмму, в которой приказал создать при каждом концлагере суд НКВД. В телеграмме запрещалось обжаловать приговоры этих судов и требовалось согласовывать данные приговоры лишь с краевыми прокурорами и судьями. Политбюро и сам Сталин были в шоке от подобного сепаратного мероприятия, но это вовсе не привело к падению "верного сталинского сатрапа". С ним был заключен компромисс (внимание — именно компромисс!) — лагерные суды оставались, но им разрешали право кассационного обжалования.
Тогда Сталин заметил, что органы частенько идут впереди самой партийной верхушки в развязывании репрессий. В сентябре 1934 года он инициировал создание комиссии в составе Куйбышева, Кагановича и Акулова (прокурора СССР). Ее целью была проверка "органов" на основании жалоб в ЦК. Жалобы касались дела о "вредительстве" в Наркомате земледелия (1933 год), по которому репрессировали около сотни ответственных работников. Комиссия выявила серьезнейшие нарушения, допущенные в ходе расследования этого и других дел. Сталин вообще хотел назначить Акулова главой тайной полиции вместо Ягоды, но тот упорно не хотел выпускать такой пост из своих рук. Довольно странно, если считать Сталина всесильным диктатором, а самого Ягоду бесхребетным подхалимом. Ведь если верить нашим "тираноборцам", решение Сталина было законом, неукоснительно исполнявшимся.
Итак, перед нами не сатрап, но фигура вполне самостоятельная, которая не могла не иметь собственных политических взглядов. Она их и имела. Ягода симпатизировал лидерам "правого уклона". Об этом свидетельствовал сам Бухарин во время своих тайных переговоров с Каменевым летом 1928 года. Тогда "Бухарчик" искал опору в противостоянии со Сталиным и не побрезговал пойти на контакт со вчера еще столь ненавистными "левыми". Мало кто сомневается в факте проведения этих переговоров, а также в подлинности их текста, который содержится в Российском государственном архиве РФ. Так вот, убеждая Каменева в необходимости сотрудничества, Бухарин заявил: "Ягода и Трилиссер (второй заместитель председателя ОГПУ — А. Е.) с нами".
Получается, что третий московский процесс, объединяя на скамье подсудимых Бухарина, Рыкова и Ягоду, имел в виду некоторые реальные факты. Бухарин был весомой фигурой, опирающейся на поддержку шефа тайной полиции.
ЗДЕСЬ Я НЕМНОЖЕЧКО КОСНУСЬ ЗАГАДКИ УБИЙСТВА КИРОВА, повод к тому есть. Если до сих пор нет достаточных фактов, чтобы определить с точностью самого заказчика этого политического убийства, то можно с полным основанием говорить о вовлеченности в него руководства НКВД. Весь вопрос только в том, кто и зачем его туда вовлекал. Версия о том, что органами командовал "диктатор" Сталин очень сомнительна. Как видно из приведенных выше фактов Ягода вовсе не был послушной марионеткой в руках вождя. А если признать, что он был участником бухаринской группы, то уместно возложить ответственность за убийство Кирова именно на эту группу. У бухаринцев были все основания желать смерти "Мироныча". Самое время вспомнить, что именно он был самым ярым критиком "правых" на XVII съезде, придумав для них термин "обозники". Очевидно, что Киров хотел серьезно увеличить свой политический капитал на критике "правых". В качестве таковых могли быть выбраны либо "левые" (троцкисты, зиновьевцы), либо "правые". Трогать первых Кирову не было никакого резона. В окружении ленинградского босса множества "раскаявшихся" зиновьевцев, которых он не хотел чистить, несмотря на требования Сталина. Ленинград некогда был вотчиной Зиновьева, и наезд на "левых" вызвал бы нездоровый интерес к нынешнему его владыке — Кирову. Характерно, что критикуя "правых" обозников, Киров почти не говорил о "левых". Мишенью были выбраны "правые", но и у тех оказались свои стрелки. Теперь мишенью стал уже сам Киров. И благоприятные, для "правых", последствия его убийства не замедлили появиться. С декабря 1934 года прекращается любая критика правого уклона. Пальба (в том числе и свинцом) ведется теперь по "левым" — троцкистам и зиновьевцам. Бухарин же переживает новый взлет своей карьеры, не такой, правда, впечатляющий, как после Октября. Он редактирует газету "Известия", превращая ее в интереснейшую, охотно читаемую газету. Основной упор газета делает на гуманизм и антифашизм, сильно отличаясь тем самым от скучноватого, казенного официоза — "Правды". Это, кстати, несколько напоминает захват "демократами" средств массовой информации при Горбачеве.
Все пошло путем, хотя на первых порах Бухарин очень сильно перепугался. По свидетельству И. Эренбурга, узнав об убийстве Кирова, этот интеллигент-истерик промямлил: "Вы понимаете, что это значит? Ведь теперь он сможет сделать с нами все, что захочет. И будет прав". Он, это, понятное дело, Сталин. А вот значит — "и будет прав"? Значит все-таки есть, за что трогать? По всей видимости, Бухарин, узнав о том, что Кирова устранили, ужаснулся содеянного. Одно дело замышлять убийство вообще, в кругу соратников по оппозиции, принимая "политическое" решение и оставляя его практическое воплощение на Ягоду с его головорезами. Другое — узнать о реальном факте убийства, о теплой крови, пролившейся в коридоре Смольного. Тут сердечко рафинированного интеллигента может и дрогнуть. А вдруг поймают, это какой ужас-то? Ох, и зачем я туда влез? Но все обошлось, Сталин, очевидно, поверил в "левый" след и занялся зиновьевцами и троцкистами. В этом ему активно помогал Бухарин, развернувший в "Известиях" настоящую охоту на троцкистско-зиновьевских "ведьм".
ВООБЩЕ НАДО ОТМЕТИТЬ, ЧТО И СЛЕЗЛИВОСТЬ, И СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТЬ сочетались в Бухарине с какой-то инфантильной, "детской" жестокостью. Сам он, мягкотелый интеллигент и кабинетный теоретик, на роль палача и террориста не годился, но мог призывать к осуществлению различных кровавых и жестоких мероприятий. Еще в 1918 году Бухарин был не прочь арестовать Ленина вместе с левыми эсерами. В 1918 года он писал: "Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи". Это что касается массового террора, но были у Бухарина и задумки по поводу террора индивидуального. Швейцарский коммунист Ж. Эмбер-Дро, занимавший антисталинские позиции, рассказывал, что в 1928 году Бухарин доверительно сказал ему о своей готовности пойти на блок с "левыми" оппозиционерами и использовать против Сталина методы личного террора. Примерно тогда же подвыпивший Томский пообещал Сталину, что "скоро наши рабочие будут в вас стрелять".
Кстати, об интеллигентах. Бухарин, с его страстью к теоретизированию и неуемным красноречием, был кумиром довольно-таки значительной части творческой интеллигенции. Как известно, среди этой прослойки всегда очень сильны оппозиционные настроения, особенно, по отношению к тем правителям, которые укрепляют государство и отстаивают ценности патриотизма. На первом съезде советских писателей его участники устроили Бухарину громовую овацию (в отличии от делегатов съезда партийного). Возможно, некоторые из них знали о том, что Бухарин разделяет мнение Горького о необходимости создания в СССР второй партии, состоящей из представителей интеллигенции (на худой конец Горький готов был удовлетвориться неким "Союзом беспартийных"). По сообщению Николаевского, Бухарин считал, что "какая-то вторая партия необходима".
К слову, Ягода в свое время тоже пытался сделать ставку на писательские организации. Так, он весьма активно поддерживал Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), которой заправлял его родственник, упертый левак, "литературный гангстер" Л. Авербах. С Авербахом и его леваками было надежнее, чем с государственниками-сталинистами типа Панферова или Фадеева. Очевидно многим творческим людям, в чьем кругу, кстати, очень любил вращаться Ягода, планировалось поручить ту роль, которую позже играли их коллеги в событиях "Пражской весны" и горбачевской шестилетки.
Но, конечно, главную ставку (в работе с интеллигенцией) социал-демократы делали на вторую партию, которая должна была объединить "работников творческого труда". По сути, ее основа уже была создана. Здесь имеется в виду малоизвестная историкам, но вполне легальная "Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству" (ВАРНИТСО). Этой сугубо интеллигентской организации покровительствовал Горький. Она бы и превратилась в столь желанную для "правых" вторую партию, которая бы подталкивала социал-демократизацию первой. Планировалось поставить во главе ее самого "Буревестника" и академика Н. И. Павлова. В руководство партии также намечалось включить известного ученого и философа В. И. Вернадского.
К счастью, Сталин, понимавший всю губительность социал-демократии, не согласился с планами создания второй партии. Тем самым перестройка в СССР была отложена почти на полвека.
