Огни окраины

Апрель. Навязчивое видение. Ранец за плечами, палка в руке. Ранним весенним утром он шагает в школу за холмы, за речку Халль — пять километров туда и столько же обратно. Желтые ботинки из свиной кожи, чулки с бриджами и большая отцовская кепка. Раз-два по косогору. Пучеглазый умненький мальчик со вздернутым носиком. Присаживается, и на колене срисовывает вид деревни Унтергауб: белые домики в долине у ручья. Линии стремительны и верны, надсечки штриховки прорывают бумагу.
Снова палка стук-стук по сухой глине проселка. Душа — "маршир" — в звенящих высотах предводительницей карликов-нибелунгов.
В классе — за третьей партой у окна. Волосы торчат косым петушиным гребнем, поднятая рука трясется нетерпеливо.
— Адольф, отвечайте!
Учитель Носке оказывается в положении экзаменуемого. Каскад вопросов, в которых заключены ответы (такая манера — от отца).
Ошеломляющая начитанность, речь поэта. Звонкий, резкий голос отличного певца— первого сопрано в церковном хоре.
Перед напором этого десятилетнего австрийца очкастый, болезненный с шарфом на шее Якоб Носке шутя поднимает руки: "Сдаюсь!"
— Ранцы на лавки!
Обычная команда перед тем, как строем идти на молебен.
Двенадцать мальчиков парами, и во главе все тот же Носке. Через весь городок к старой каменной церкви у ратуши.
Впереди красавчик Кох — белокурый и голубоглазый. Позади — хромой Ганс Полански. Ади — между ними. Подстраивает шаг под мерные удары колокола, подпрыгивает, подбирая ногу. Толчок в спину Коху, чтобы шагал в ритм. Тычок локтем хроменькому — не наступай на пятки. Маленький Ганс подобострастно пританцовывает в такт колокольного боя, заискивающе веселит вундеркинда.
Рассаживаются в церкви.
Он вытаскивает из кармана чистый лист и, прикрываясь Евангелием, огрызком карандаша начинает рисовать карикатуру на пастора. Амвон изображает в виде капитанского мостика на корабле в бушующем море. Толстый обрюзгший священник получает повязку на один глаз, а флаг за его спиной — череп и кости. Почитатели таланта лезут поглазеть на смешную картинку, она передается по рядам в то время, как пастор кончает пятнадцатую главу от Марка.
Старый, злой церковный служка из-за спины вырывает карикатуру и сильно ударяет художника в затылок.
Слезы ненависти брызжут на глаза. Он склоняет вихрастую голову, чтобы скрыть гримасу. Друзья вокруг притихли: что-то будет?
Красавчик Кох первым подходит к причастию. Засовывает просвирку в рот и запивает кагором с ложечки. Облизывается. Целует руку дающую.
Когда подходит очередь принимать таинства Ади, он, твердо глядя в глаза священника, разжевывает просвиру и выплевывает бордовый мякиш на цементный пол.
Ошметок растекается по сторонам струйками.
Подскочивший "педель" Носке находчиво объясняет духовнику:
— Мальчика стошнило. Он еще утром недомогал, жаловался на живот.
И выводит горячего от гнева (действительно, температура поднялась) Ади на паперть.
На обратном пути из школы в долине Халли у родника, выложенного замшелыми валунами, назначен бой между бурами и англичанами. ("Капитан— сорвиголова" еще не написан). Разыгрывается театр юного актера.
Шестеро под началом Ади. Ранец на коленях как походный столик. И на ранце карта весенней местности с цветущими яблонями— рисунок, сделанный здесь утром. Тот же карандаш, что запечатлевал красоту земли, теперь стрелами маленького тактика рассекает пейзаж.
— Третьему взводу произвести разведку в овраге!
Его буры всегда побеждали.
К вечеру он возвращается домой в Леондинг. В большой дом отставного начальника таможни фатера Алоиза.
Мясистый, стриженный прусским ежиком отец сидит в кресле на лужайке с газетой нараспашку. Разница между отцом и сыном сорок лет. Пропасть времени. Но единство душ— изумительное.
Отец видит в талантливом Ади воплощение своей несбывшейся мечты. Он прочит мальчика в министры. Каждый вечер усаживает рядом, читает выдержки и комментирует упоенно.
Его познания в истории поразительны. Дар лектора потрясающ. Ребенок загипнотизирован, возбужден, выговаривает такие словосочетания, которые в устах другого десятилетнего показались бы смешными.
Но Ади не попугайствует. Мальчик нутром подключен к истории. У него на историю абсолютный слух, как хвастается отец в пивной по воскресеньям.
Алоиз попыхивает трубкой, со счастливой улыбкой глядя на петушистого сыночка.
— Фридрих Вильгельм то бегал за Польшей против Швеции, то за Швецией против Польши. И это король! Обыкновенный шакал, папа, не правда ли?
— Нет, сынок, он настоящий пруссак! При нем в империи каждый двадцатый был — солдат!
Из-за угла дома выходит Якоб Носке, почтительно приближается. По долгу службы жалуется на ученика, теребя снятую шляпу. Называет поведение Ади в церкви предосудительным.
Ухмыляясь в усы, герр Алоиз незаметно сдвигает крышку ближнего улья, и пчелы завивающейся струей выплескиваются на чужака. Учитель шляпой отбивается от жалящего роя, убегает.
Отец с сыном напяливают на головы черные сетки. Ади услужливо собирает сосновые шишки для дымаря. Передвигаются от улья к улью. Фатер зычным голосом трубит о сходстве пчелиной жизни с человеческой, отдавая предпочтение насекомым.
С пасеки тянет дымком. Поплотнее закрываю форточку.
Или это жгут прошлогодние листья?