| | | | |
№17(544)
20-04-2004
Эрнест Султанов
ВЕНЕСУЭЛА: РЕВОЛЮЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ! (Наш специальный корреспондент передаeт из Каракаса)
Газета "Завтра" продолжает боливарианскую серию, которую мы начали в 2001 году, первыми в России отозвавшись на революцию в Венесуэле.
В опубликованном в номере от 10 января 2001 года письме в поддержку президента Чавеса мы коснулись прежде всего нефтяного аспекта революции. "Стоимость барреля нефти не может быть ниже барреля шампуня или кока-колы", — заявил президент Чавес в самом начале своего правления, чем резко настроил против себя Соединенные Штаты. Ведь до этого баррель нефти стоил меньше 8 долларов — при Чавесе цена его выросла в 3-4 раза. Кроме того, ОПЕК, во многом благодаря нефтяной дипломатии венесуэльского лидера, вновь стала главным игроком на нефтяном рынке. Назревал путч, который должен был вернуть Вашингтону контроль за "госкомпанией" PDVS и цены на нефть образца 98-99-х годов.
Речь шла о сырьевом перевороте по типу чилийского, который был практически неизбежен — слишком большие финансовые и экономические интересы затронул президент. Но также неизбежна была и ответная реакция "улицы": ведь речь шла о лидере, как выражении интересов наиболее нуждающегося большинства. В этом смысле очень символичен один из лозунгов, которым разрисован Каракас: "Чавес — это народ".
11 апреля оппозиция провела мобилизацию своих сторонников, которые при поддержке городской полиции ("ejercito paramilitares" — армия парамилитарес, как называет ее Уго Чавес), двинулись в сторону президентского дворца Мирафлорес. В то же время несколько коррумпированных военных начальников выступили в эфире оппозиционных телеканалов с призывом к президенту уйти в отставку. Создавалась картина "контрреволюции роз", которую умело разыгрывали оппозиционные и иностранные СМИ.
В этой ситуации было два варианта. Вице-президент Ранхель (тогдашний министр обороны) предлагал держаться до конца. Теперь, по истечении двух лет, сам Ранхель утверждает, что это был бы красивый, но бесполезный конец. Ведь "левые в Латинской Америке и так понесли слишком много потерь".
Чавес поступил иначе. Чтобы выиграть время и не допустить кровопролития, он согласился на переговоры с мятежниками в доме тогдашнего венесуэльского кардинала, гарантировавшего президенту безопасность. Однако это безопасное место оказалось ловушкой, а кардинал-иезуит повел себя, как Король Виктор Эммануил в отношении Муссолини. Мятежники отправили президента в форд Тьюна в пригороде Каракаса, добиваясь от него отречения, в противном случае угрожая убить. Расчет был на то, что после отречения или ликвидации президента возникнет вакуум власти, который и займет оппозиция.
Чавес не отрекался, и тогда был задуман новый маневр. Было выпущено фальшивое отречение, а президента перевезли на островок в Карибском море. В это же время Педро Кармона, руководитель местного "профсоюза олигархов", в присутствии генералов "принимает присягу". То есть люди, совершившие переворот, были настроены очень решительно — отступать уже было, по сути, некуда. Чавеса, если он подписывает, должны были на специально прибывшем американском военном самолете вывезти подальше из страны, как сделали с гаитянским президентом Аристидом. А в случае отказа уже был отдан приказ устранить президента.
Вмешались два фактора, которые недооценили в Вашингтоне: народ и армия. К тому времени единственный прочавесовский канал — государственный — был уже "вырублен из эфира", 6 каналов оппозиции твердили, что "все для Чавеса кончено", а пресс-секретарь Белого дома заявил, что "в Венесуэле произошла мирная революция". Однако когда в Белом доме уже праздновали победу и пили "шампань" (как любит повторять президент Чавес), народ вышел на улицу. В Каракасе, несмотря на то, что городская полиция применила оружие, в том числе тяжелое (действительно, настоящая армия на службе каракасского мэра), и сотни чавистов были убиты, мобилизация продолжилась: 2 миллиона человек, в основном жители серрос (бедняцких районов, находящихся на городских холмах), двинулись к Мирафлоресу, скандируя: "Верните нашего президента!" Еще пять миллионов человек вышли на улицы в провинции. Были освобождены многие чавистские лидеры, которых по чилийскому варианту арестовали сразу же после начала переворота. Тогда же президент написал и передал через "карауливших" его солдат самые знаменитые свои строчки, заканчивавшиеся: "Я не отрекался от власти, данной мне народом".
Был отдан приказ убить Чавеса. Однако охранявшие его военные, прежде всего солдаты и младшие офицеры, заявили, что сами "убьют любого, кто приблизится к президенту". В это время генерал Агилар уже высылал вертолеты с десантниками, чтобы освободить президента. Другой верный Чавесу военный, адмирал Монтойа, окружил остров, недалеко от которого был замечен американский эсминец, целой эскадрой военных кораблей.
Дальнейшие кадры обошли мир: президент приземляется во дворце Мирафлорес, его окружают десантники, и сотни тысяч людей приветствуют появление своего лидера. А Педро Короткого (так называет президента Кармону, который удержался у власти меньше суток) спасло от суда Линча только личное вмешательство Чавеса.
Этой теме (народ — лидер) и была посвящена полоса, которую мы выпустили после победы революции 13 апреля 2002 года.
В нынешнем номере мы покажем, как выглядит площадь перед Мирафлоресом через два года после путча и победы революции.
РЕВОЛЮЦИЯ УМИРАЕТ, КОГДА ЛЮДИ ПЕРЕСТАЮТ БОРОТЬСЯ ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Когда праздничные дни превращаются в фальшивые шоу. Когда праздник и его причина отдаляются друг от друга.
Венесуэла пока что привита от этой лаботомии, когда воспоминания стрессового опыта и твоя повседневная жизнь отделены друг от друга. Здесь борьба не остыла. Оппозиция, которая получила серьезный удар по жизненно важным органам два года назад, очухалась с помощью искусственного дыхания из Вашингтона. Ее телеканалы каждый день заливают массы ядовитым сиропом, показывая обывателю сериалы, прерывающиеся выпусками новостей, из которых становится ясно, что Чавес — чудовище. Она по-прежнему контролирует ряд городов и регионов, значительную часть судебной и правоохранительной системы. Поэтому здесь говорят уже о третьем путче, в котором ключевая роль отводится референдуму об отзыве президента Чавеса. Референдум, чем бы он ни закончился, должен стать предлогом для вмешательства Вашингтона, который для этого концентрирует войска в Колумбии. В этом смысле характерно, что Богота обратилась к Соединенным Штатам с призывом применить к Каракасу санкции за несоблюдение демократических норм.
Так что празднование победы над путчем, празднование победы революции, по сути, являются инструктажем перед новым боем, своеобразным парадом (по аналогии со сталинским Парадом 7 ноября 1941 года) перед отправкой на фронт, внутренний, но который в любой момент может превратиться во внешний. Не случайно же в этой связи говорят, что Венесуэла является сегодня одним из главных передних фронтов борьбы с "американским империализмом".
Поэтому не случайно и то, что "праздник" начинается 11 апреля, со дня памяти тех, кто отстоял революцию на баррикадах Каракаса. "Они не мертвы, пока мы продолжаем защищать идеалы, за которые они отдали свои жизни".
На этот день приходился конец католической "святой недели", известный в народе, как день Худы — Иуды. То есть в этот день на каракаские улицы выносятся чучела, которым и даются имена современных предателей и подонков.
Вообще, феномен предательства чавистов всяческими негодяями является одним из наиболее интересных в этой революции. Дело в том, что преобразования и смена политической элиты привели к власти огромное количество новых людей, в том числе авантюристов, лицемеров, просто негодяев. Многие губернаторы и мэры, избранные за счет имени Чавеса, по разным причинам переходили в стан врага. Кого-то банально подкупали, тем более, что вплоть до конца второго (нефтяного) путча оппозиция контролировала PDVS. Кроме того, Вашингтон официально, через Госдеп, а также за счет огромного количество "профсоюзных" и "общественных" фондов спонсирует деятельность оппозиции. Некоторых чавистов подкупали обещанием власти, в случае "неизбежной" победы оппозиции. Кто-то делал это из зависти к Чавесу, ведь не стоит упрощать Иуду, который действовал не только из корыстных побуждений. Кто-то уходил, не выдержав внутренней борьбы внутри команды Айакучи — пропрезидентского блока, считая, что в рамках оппозиции есть больше возможностей подняться. (Тему предательства внутри этой революции мы обязательно рассмотрим в одном из следующих номеров.)
13 АПРЕЛЯ ТРАДИЦИОННО ПРОВОДИТСЯ БОЛЬШАЯ МАНИФЕСТАЦИЯ чавистов с участием президента. Чавес должен выступать часов в семь. Однако уже в три перед дворцом собирается более ста тысяч. Далее каждый час к ним прибавляется по сто — сто пятьдесят тысяч, так что последние ряды растворяются вдали.
Мы въезжаем в охраняемый исключительно национальными гвардейцами Мирафлерес. Нас высаживают из автобусов, предупредив, что сейчас будет чекинг. Однако ничего подобного московским чекингам (вспомните известное общение президента со своими сторонниками) здесь не было. У меня попросили показать фотоаппарат, а потом пропустили дальше к возведенной из строительных конструкций трехуровневой сцене.
Второй чекинг уже устроили перед моим уровнем доступа "2", означавшим, что я могу присутствовать на втором ярусе. Однако и здесь ничего серьезного не случилось. Меня проверили с металлоискателем, который почему-то не засвистел.
Два нижних уровня были предоставлены журналистам, иностранных боливарианцев и музыкантов. Над сценой висел огромный плакат: "Народ и вооруженные силы — едины" — с одной стороны, а с другой — "Отвоюем демократию и независимость". Между ними была огромная репродукция самого знаменитого текста Чавеса:
Народу Венесуэлы...
(и всем заинтересованным).
Я, Уго Чавес Фриас, венесуэлец,
президент Боливарианской Республики Венесуэла, заявляю:
Я не отказывался от законной власти,
которую дал мне народ.
Навсегда!!
"U-A, CHAVEZ NO SE VA", — "У-а, Чавес не уйдет", — огромная стотысячная толпа, скандирующая слоган, являющийся ответом на призыв оппозиции к его отставке. Рев. Людская масса, проваливающаяся вдаль. Танцующие флаги. На втором уровне в это время выступает Исмаэль Гарсиа — лидер Команды Айакучи — чавистского фронта.
— Они не вернутся! Народ выкинул Буша и СМИ! Если потребуется, мы отразим их снова и снова!
При последних словах уже казалось, что Исмаэль Гарсиа сейчас возьмет в руки пулемет и начнет палить в сторону роскошного района Мерседес, где в основном и живут оппозиционеры.
Вообще, оппозиционность и чавизм здесь носят во многом классово-социальный характер. В Мерседесе и Розале из квартир с пентхаузами вывешивают перевернутые национальные флаги, означающие оппозиционность. Что же касается мидлклассового Каракаса, то он разрисован чавистскими лозунгами.
— Нам нужно единство. Мы победим! — переливаясь в рев человеческих волн, закончил Исмаэль Гарсиа. Океан ответил волной: "El pueblo unido jamas sera vencido".
После такого зажигания следующий выступающий уже объявил более радикальное и злободневное предложение — "Выкинуть коррумпированных судей".
Дело в том, что после путча 2002 года суд отказался признать произошедшее "попыткой госпереворота", и фактически никто так и не ответил за сотни убитых чавистов. Президент Чавес потом даже признавался, что когда услышал об этом решении, чуть не приказал отправить на суд танки.
Горящая масса полыхнула еще больше, когда оратор предложил оставить Чавеса до 2021 года. "Мы выкинем оппозицию из их губернаторских и мэрских кресел". Вообще, в этот раз, в связи с началом избирательной кампании, праздник приобрел определенный предвыборный характер. Как оказалось, например, для полной победы революции необходимо поменять мэра Каракаса Пениса на чависта Баррето. — "За Баррето, члена команды Чавеса". Дальше выступающий повторил множество имен, заканчивая уже во всеобщем крике предложением оставить Чавеса навсегда. — "Да здравствует Симон Боливар и освободитель всех венесуэльцев Уго Чавес!"
"У-а, у-а, Чавес но сэ ба!" — подхватила масса призыв группы молодых волосатиков из группы Son Tizon. — "Chavez — amigo, il mundo justo esta con tigo".
Затем зазвучала революционная румба, которая периодически прерывалась кричалками "Вива Венесуэла! Мы можем!". Затем ребята, чем-то напоминающие музыкантов из Red Hot Ch. перешли на латинрэп. В речетативах говорилось, что Симон Боливар был клевым парнем, а Чавес — еще круче. При этом оппозиция была вовсе не кул, а просто лажей, "которая не катит".
Пели еще и о том, что теперь парням из серрос (гетто) есть на что надеяться. "Робинсон" — красиво звучащее слово, которое постоянно повторялось в песне, еще и являлось названием программы, которая позволяет подросткам из самых малообеспеченных семей учиться в университетах.
СЛЕДУЮЩАЯ ПЕСНЯ БЫЛА ПРО ОППОЗИЦИЮ, которая организовала забастовку, которую мы все равно "сделали". — "Давай, давай! Боливарианский народ!" — выкручивая па прокричали мулаты с косичками. — "Венесуэла!". Правда, толпе танцевать было тяжеловато. Люди были спрессованы, а задние, уходящие вдаль ряды, еще и напирали, чтобы увидеть огромный экран, с которого транслировалась сцена.
— "Револю-ци-яяяяя!" — люди почти что не двигались, зато флаги закружили в экстазе. Кстати, флаги действительно напоминают российские, разве что верх у них был желтый, а не белый, как у нашего. С этим флагом связана знаменитая история, которую любит рассказывать президент. По его словам, знаменитый венесуэлец, экстремальный турист Франсиско Миранда, побывав в России, задумал флаг, цвета которого отражали характеристики Екатерины Великой.
На нашем уровне уже вовсю танцевали, размахивали флагами различных латиноамериканских стран. Танцевал аргентинец из организации по эмансипации (которому, впрочем, было не важно, от кого эмансипироваться, главное, против Соединенных Штатов), танцевал симпатичный, одетый во все белое боливиец, с улыбкой и самбреро, прямо как из голливудского вестерна. После румбо-рэперов дискотеку продолжил нижний ярус, на котором уже полненькая мулаточка пела о своей любви к президенту под аккомпанемент скрипки, флейты и синтезатора.
Между тем, темнело. Огромная толпа проваливалась в ночь, и дальние фонари лишь выхватывали присутствие людей и флагов. Приближался момент, когда появится Он. Об этом свидетельствовало и появление людей примечательной внешности на верхней платформе. Уже выступали самые проверенные, самые разогревочные чавистские ораторы, которые все чаще повторяли "Чавес! Чавес!". В принципе это слово и было главным топливом для массы. Ядерный синтез вот-вот должен был свершиться. Также и из музыкального сопровождения было понятно лишь, что речь идет о президенте. "Чавес — это… Чавес — то…" Но, что Чавес конкретно, каждый мог решить самостоятельно, поскольку реактор был уже раскален до предела.
И тут все изменилось. Музыка вдруг прекратилась. Кто-то начал проверять микрофон: "Один — два…" Толпа взорвалась. Синтез произошел: народ увидел того, ради которого прорвался к Мирафлоресу два года назад, несмотря на полицейские кордоны и множество оставленных позади убитых. На второй платформе все тоже ринулись к подножию более высокого уровня, чтобы прикоснуться к Чавесу. Вверх потянулись руки и диски, кто-то подарил Чавесу мяч, который тут же выхватил молодой человек в форме национального гвардейца.
Вообще, президента охраняет отдельный корпус Casa militar, детерминированный, специально отобранный, подчиняющийся лично президенту.
ЧАВЕС ПОСТЕПЕННО ПРИБЛИЖАЛСЯ к главной трибуне. Музыканты тем временем запели "Уго Чавес — команданте". Толпа подпела сотнями тысяч голосов. Затем рокеры в красных майках с 7-ю звездами национального флага неожиданно мягко запели "Imagine all the people", но на испанском в боливаринской репродукции. "Спасем нацию" — заканчивалась обращенная к Чавесу песня.
По дисплею уже крутили ролик, в котором Чавес выступал с различными человеческими задними планами: со спортсменами, военными, трактористами… Чавес вышел наконец на главную, желтого цвета сцену и запел: "Слава бравому народу…" Толпа выхватывала строчки и продолжала за президентом, который выкидывал вперед то левый, то правый кулак, либо знак виктории. Было 7.20.
"Да здравствует Венесуэла, Латинская Америка, народы мира!" Параллельно раздался салют, который, видимо, организовали национальные гвардейцы в дальней части дворцовой площади.
Борьба идет между нами (массы восторженно откликнулись) и олигархами, которые считают себя хозяевами земли, — актуально для нас сказал Чавес. Другими врагами оказались историки, которые зачастую кормят нас липовыми героями, а иногда и антигероями, такими, как "Колумб". Как оказалось, Христофор был героем для молодого Чавеса, но потом тот пришел к выводу, что "испанец был завоевателем и колонизатором". В этом смысле лэйблы, которыми кормят нас с телеэкранов, разве они не выполняют ту же, враждебную нам, но хорошо подающуюся роль.
Действительным героем для Чавеса был Симон Боливар, который заявил: "Америка — для американцев", — и выгнал из Большой Колумбии испанцев. Вообще, как оказалось, Боливар во многом похож на Чавеса. Его так же ненавидели "янки", причем не только ненавидели, но и пытались убить. В подтверждение своих слов он привел слова венесуэльского героя-освободителя: "США хотят ввергнуть Латинскую Америку в нищету во имя идеалов свободы".
При этом, как оказалось, Чавес любит Линкольна и Мартина Лютера Кинга. Вообще, надо сказать, что все герои, о которых любит говорить президент, погибли не своей смертью. Есть здесь что-то либо от собственного опыта пребывания в непосредственной близости от этой дамы, либо от готовности спокойно принять свою долю. При этом нельзя сказать, что он боится за свою жизнь, если бы это было так, то он вряд ли бы так часто и так открыто встречался с людьми. При этом за несколько встреч с президентом я не заметил каких-либо особенных мер безопасности. А может быть, это связано с мистической верой Чавеса в то, что Бог не даст ему умереть, пока он не закончит свою миссию.
По Чавесу, сразу после Второй мировой США начали Третью против Советского Союза и победили. Победили, потому что Советский Союз не всегда помнил о том, что участвует не в борьбе мускулов, а в борьбе за справедливость, особенно это касалось маленьких стран и народов Азии. Под ними Чавес, наверное, имел в виду, в том числе, войну в Афганистане, которая изменила мнение многих в мире по отношению к исторической "праведной" роли Москвы.
Однако победа в Третьей мировой, как оказалось, только подогрела аппетит Вашингтона, который сразу же начал Четвертую. Эта война, по мнению президента, ведется за ресурсы планеты, прежде всего нефтяные. Главным оружием Вашингтона в этой войне стал неолиберальный проект, который грабит народы планеты. При этих словах из толпы начали выпускать петарды и ракеты, по-видимому, представляя неолиберализм в виде темного чудища, пытающегося сожрать землю. Это "чудище", как оказалось, два года назад и попыталось поужинать Венесуэлой.
Однако венесуэльская улица разрушила его планы. "В то время, как в Боготе, Вашингтоне и Каракасе путчисты пили виски и шампанское, народ вышел и отстоял свою свободу". Путчистов вышвырнули из Мирафлореса, после чего виски, видимо, досталось победителям. (Однако президент этот самый интересный момент пропустил.)
"Я пришел сюда не для того, чтобы обмануть народ Симона Боливара, не для того, чтобы продолжить цепочку обманщиков. Я пришел, чтобы реализовать мечту народа".Чавес говорил о чем-то очень близком народу. Он дал людям, которые были выкинуты из истории, ютясь в нищих гетто, шанс вырваться. И дело здесь не только в возможностях учиться, в бесплатной медицине, дешевых продуктах, рабочих местах. Дело в том, что он впервые дал людям почувствовать, что они могут вырваться из нищеты, "безнадеги", как приговора для бедняков. Из приговора, от которого раньше могли сбежать только единицы.
И именно поэтому "идеально спланированный в Вашингтоне путч" не удался. Потому что люди вышли за Чавеса, который вернул им самое главное — мечту, этот самый важный символ человеческого достоинства.
По сути, борьба, идущая между Вашингтоном и Каракасом, уже перестала быть борьбой просто за нефть и ресурсы. Она стала борьбой символов: свободы и рабства.
И, возможно, в этой любви к свободе, к ее героям от Боливара и Сукре до Ленина и Кинга, и заключается то спокойное отношение президента к смерти.
Свобода не остерегается смерти, потому что не боится божественного суда, в отличие от рабства.
1.0x