| | | | |
№09(536)
25-02-2004
Евгений Левшин
ЗАРПЛАТА НА ФАБРИКЕ НЕГОДЯЕВ
Рассуждая на публике о сущности современной Российской правоохранительной системы, постоянно слышишь одни и те же возражения: дескать, не надо обобщать, в системе много честных людей. Разумеется, много, кто ж с этим спорит? Только почему-то они не делают там погоды. А обобщать все-таки надо. Это старый, не нами придуманный способ познания истины. Без обобщения невозможно понять феномен повального коррумпирования российского госаппарата. Ведь наша страна никогда не была страной негодяев, воров и взяточников. Откуда же их столько в госаппарате? Банальная формула о том, что дерьмо лезет во власть, по сути, ничего не объясняет. Оно тысячи лет во всем мире туда лезет, но лишь в отдельных странах, в отдельные времена устанавливается криминальный режим. Как конкретно работает фабрика по производству негодяев в российском госаппарате? Какова, грубо говоря, технология беспрепятственного всплытия дерьма на поверхность? Вот тема, по поводу которой тянет поговорить. Я не обладаю знаниями и умом, достаточными для вывода общих формул, по которым живет и действует госаппарат вообще. Но что касается правоохранительной деятельности нашего государства, то тут попытаюсь поделиться некоторыми обывательскими наблюдениями.
Лет двадцать пять назад тому юношей, обдумывающим житье, я купил справочник по вузам СССР и нашел там адреса всего пяти или шести высших учебных заведений, готовящих юристов для правоохранной деятельности. Поступил во ВЮЗИ. Это был тогда самый пролетарский юридический вуз, да и с абитуриентским потоком подфартило — всего шестнадцать человек на место. То ли дело сегодня. Возможность стать юристом в нашей стране приобрела бескрайнюю, уходящую за горизонт широту. Любой поселок городского типа имеет свой сарай, который выдает точно такие же юридические дипломы, как и юрфак МГУ. Вопрос: откуда в стране вдруг появилось столько преподавателей юридических дисциплин? Да с миру по нитке. Юрисконсульты с заводов, уволенные на гражданку военные, милиционеры "на подработке" (из чиновников-бездельников; практикующим операм и следакам, которые могли бы все-таки чему-то научить, преподавать некогда), офицеры-отставники из исправительных учреждений и т.д. и т.п. Вечерком почитают кодекс, на следующий день в аудитории перескажут, как сами поняли. Вот у меня из окна видно здание бывшего районного филиала Всесоюзного заочного политехнического института. При социализме в этот технарь поступали те, кто никуда больше поступить уже не мог, а диплома о высшем образовании очень хотелось. Теперь там юридический факультет, готовящий юристов нового демократического поколения. А куда же идут работать эти дипломированные специалисты? Ведь среди них есть и от природы,, неглупые люди. Умниц и умников, отличников и хорошистов быстро слизывают рентабельные коммерческие предприятия на хорошие оклады. Остальные — в правоохранительную систему. Там они становятся следователями, прокурорами, судьями и распоряжаются чужими судьбами. Как они это делают, я могу рассказывать с утра до ночи, но ограничусь парой примеров. В одном из районов Подмосковья обнаружили криминальный труп. На место выехал сам районный прокурор, и на вынесенном следователем постановлении о назначении судебно-медицинской экспертизы собственноручно сделал приписку: "Постричь трупу ногти". Специалистам хохма понятна. В ходе расследования насильственных преступлений у потерпевших, в т.ч. у трупов, изымается подногтевое содержимое с целью обнаружения и последующей идентификации микрочастиц с одежды, а иногда и с кожи преступника. Но такая терминология оказалась для районного прокурора слишком сложной. Помня звон, да не вспомнив откуда, продемонстрировав всем: чему, где и как он учился, этот же прокурор-двоешник потом руководил расследованием данного преступления. С соответствующим результатом. Примерчик похлеще. Года три назад тому в соседнем городе обнаружили труп молодого парня с множественными ножевыми ранениями, без документов. Прибывшие на место работники милиции пригласили двух понятых из прохожих, дабы те поучаствовали в осмотре места происшествия. Недалеко прогуливалась пожилая пара с собачкой, очевидно, из местных. К ним подошел милиционер и попросил взглянуть на труп. Может, кто знакомый? Женщина узнает в погибшем своего сына, хватает труп и пытается его поднять. Один из понятых бросается к ней, оттаскивает ее в сторону, а потом укладывает труп, как тот первоначально лежал, перепачкавшись при этом его кровью. Тут на место прибывает ретивый прокурор города и наезжает на милиционеров: "Вы опять ничего раскрыть не можете! Я вам покажу, как надо работать! Это кто стоит весь в крови?" Ему объясняют ситуацию. "Глупости не болтайте! Дружка своего выгораживаете? В камеру его!" Понятой отсидел в тюрьме трое суток. К счастью, "дожать" его не удалось — не сознался. Важно понять, что даже если произойдет чудо и с сегодня на завтра все чиновники перестанут брать взятки, то и тогда наша правоохранная система будет представлять из себя величайшую опасность для граждан, в силу того изрядного количества антипрофессионализма, безграмотности и элементарной тупости, переходящей в садизм, которые в ней накопились за годы демократических преобразований. У нас иногда принято думать, что юрист — это тот, кто знает законы. Глупости. Закон знает всякий, кто его прочитает. Если так рассуждать, то получается, что врач — это тот, кто знает названия болезней. Юрист — это тот, кто обладает специфическим юридическим или, что то же самое, государственным мышлением. А такое мышление формируется у того, кто хорошо учился в хорошем юридическом вузе, у хороших преподавателей. Первое, что я услышал от своих преподавателей, основное, что внушалось нам на всех занятиях по любой из дисциплин, и последнее, чем напутствовали получателей вожделенного диплома, — это принцип непротивопоставления законности и целесообразности. Он заключается в том, что самый нецелесообразный закон целесообразнее самого удобного беззакония. Ненужный обществу закон должен законно меняться в установленном законом порядке, как бы это ни было сложно. Ибо в законе заключается высшая целесообразность. Любой другой путь, в итоге, ведет к беззаконию и произволу, т.е. к высшей нецелесообразности. Данный принцип усвоить и рассказать на экзамене легко. Важнее вогнать его в себя, как второй позвоночник. Если это произошло, то ты не будешь, как штатные дипломированные проститутки, выискивать законообразные оправдания целесообразной отмене Конституции, а прямо скажешь себе и окружающим, что всякая Конституция содержит в себе конституционные правила ее изменения. Нарушение этих правил приводит к созданию антиконституционного режима, т.е. к формированию государства, основанного на силовом беззаконии. При этом последующее проведение всяких референдумов, принятие новых конституций и создание новых конституционно-карманных судов, взамен выполнившего свой долг Конституционного суда, никакого значения не имеет, ибо Конституция — это не простынка, которую можно поменять и постирать. Если власть мочится на Закон, значит народ делает то же самое. В результате в обществе происходят процессы разложения и одичания. А теперь зададимся вопросами: нашей власти какие юристы нужны? Те, что исповедают указанные принципы, или те, что трупам ногти стригут? Ответив на этот вопрос, перейдем ко второму: размывание государственной системы юридической подготовки — это объективный процесс, или преднамеренная социальная диверсия? Если кому-то эти вопросы покажутся слишком сложными, то могу напомнить пару общеизвестных фактов. Лужков как-то в телевизоре похвастался, что из сорока судебных процессов по жалобам на него выиграл все. Достойного общественного резонанса это заявление не вызвало, поскольку ничего удивительного в нем не усматривается. Но, тем не менее, нужно понимать, что если бы у нас была нормальная судебная система, укомплектованная нормальными юристами, то подобное заявление повлекло бы строжайшее расследование деятельности структур Мосгорсуда с соответствующими организационными и уголовно-правовыми выводами, ибо в суде, уважающем Закон, невозможно выиграть сорок дел подряд. Другой, еще более известный и свежий пример. После взрыва военного госпиталя В.В. Путин вызывает к себе председателя Верховного суда РФ и делает ему накачку как министру-силовику. Опять же, если бы у нас в стране был суд, а не карикатура на него, то руководитель судебной власти вызывал бы к себе на ковер главного чиновника страны и требовал прекращения фактов вмешательства административных ведомств в судебные дела. Понимает ли Путин разницу между судом и силовым министерством? Может, и понимает, но проблема в том, что и его, и Лужкова нынешний суд, как и правоохранная система вообще, вполне устраивают.
Деградация системы юридической подготовки происходит не только в организационно-методическом, но и в морально-этическом плане. Поскольку экзамены сдавать всегда страшно, то студенты нашей группы иногда (подчеркиваю — иногда, а не всегда) после экзаменов за сессию расслаблялись в кафе. Расслабление после госэкзаменов вылилось в довольно неприличную пьянку, которую мне забыть сложно. Но никогда и никому, даже в самые горячие кавказские головы, не приходила мысль, что на подобных студенческих мероприятиях может присутствовать кто-либо из преподавателей. Запомнил фразу, сказанную одним из педагогов-юристов по поводу цветов на его столе: "Уберите. Живым мужчинам цветы не дарят". Фраза по содержанию не бесспорна, но она отражала степень щепетильности советского педагога, обучающего других Закону. Спустя совсем немного лет, уже в освобожденной России, я волею судьбы оказался присутствующим при вручении дипломов в одном из далеко не последних московских юридических вузов. По окончании государственных экзаменов было торжественное собрание. Затем все спустились в столовую института, где был заранее накрыт стол, как на свадьбу, и там указанные преподаватели юридических дисциплин пили и жрали вместе со своими учениками, за счет последних, некоторые — без чувства меры. Шок от увиденного прошел, когда я, пообщавшись с выпускниками и студентами современных юридических вузов, убедился, что попросту отстал от жизни. Сегодня "поляна" для преподавателей является обязательным условием сдачи любого экзамена. Поскольку жизнь дорожает, а каждый вуз блюдет свой престиж, т.е. там все должно быть не хуже, чем у людей, то суммы студенческих взносов на это дело становятся немаленькими. Разумеется, я конкретных исследований не проводил, но, что называется "по рассказам очевидцев", можно сделать вывод о том, что обязательные 200 баксов с носа — это примерно средняя цена данного мероприятия. Нет, конечно, в советских вузах был бардак и взятки брались. Я хорошо помню, что в списках нашей студенческой группы была одна фамилия, обладателя которой никто, никогда, ни на одном учебном мероприятии не видел, но диплом на него был выписан. Истина, однако, познается в сравнении. Студенты и выпускники современных учебных заведений МВД рассказывают, что там установлены негласные расценки на любое учебное мероприятие. То есть, если ты хочешь нормально учиться, — флаг тебе в руки, никаких препятствий. А не хочешь учиться — тоже не страшно. Платишь деньги: за неявку на семинар — столько-то, за несдачу контрольной или курсовой — столько-то. В результате получаешь такой же диплом, как и слушатель-трудяга. Но деньги под экзамен — это, конечно, святое. Это со всех. Вот и получается, что современный чиновник правоохранной системы, научившись где-нибудь, чему— нибудь и как-нибудь, приходит на работу уже морально и практически подготовленным к тому, чтобы брать, брать и брать, а работать — уж как придется.
Все, о чем сказано выше — это полбеды. Теперь о беде. Недосуг вспоминать: или в 1990-м, или в 91-м громыхнул указ Ельцина, породивший широкую практику принятия на работу в милицию и в учебные заведения системы МВД подростков, не отслуживших армию, и вместо службы в армии. В краткое последующее время этот указ был продублирован также для прокуратуры. Вот это был класс! Это был удар ниже пояса, согнувший правоохранную систему страны пополам. В милицию и прокуратуру хлынули тысячи заведомых трусов и предателей, не желающих выполнять свой гражданский долг.
За тринадцать лет такой практики, эти маменькины сынки и приспособленцы расползлись по всем правоохранным органам, пооканчивали вышеобозначенные учебные заведения, стали милицейскими и прокурорскими начальниками, подошло время, и теперь они всплывают в должности судей. В последующие годы они примут на работу и соответственно воспитают тысячи себе подобных особей. Вслед за своими мальчиками в систему хлынули их девочки. Сегодня в следственных и прокурорских кабинетах, куда налогоплательщики ходят со сложнейшими проблемами, а то и с горем, сидят прыщавые дикаприоманки. Там теперь не редкость плюшевые игрушки, попугайчики, хомячки. Стирается разница между милицией и модельным бизнесом. Наши отважные милиционерки побеждают на престижных международных конкурсах и даже героически работают с Хрюшей и Степашкой. Только какое все это имеет отношение к нашей с вами безопасности? Широкой публике не видно, но в ФСБ — такая же ситуация. Хотелось бы быть понятым правильно. Я не против молодости, красоты и здорового секса в обеденный перерыв. Но омоложение нашей правоохранной системы — это явление особого рода.
Ситуация доходит до цинизма. Окончив школу, ушлые мальчики шляются по городу с пивными бутылками наперевес, пока не получают повестку в военкомат. Вынув указанный документ из почтового ящика, они пишут заявление о приеме их на работу в милицию. Начальники местных органов довольно часто принимают волевые решения не брать на работу оболтусов. Тогда последние обращаются в суд с исковыми заявлениями на этих начальников о незаконном отказе в принятии на работу. Суды формально обязаны применять вредительские законы и удовлетворяют эти иски. Получив на руки решение суда, юные негодяйчики с победным видом въезжают в правоохранную систему, делая ее такой, какой мы ее сегодня видим. И что мы вообще ждем от этой системы, если само поступление на работу туда используется как способ уклонения от выполнения гражданского долга? Справедливости ради надо сказать и об исключениях. Знаю двух милиционеров, которые пришли в органы указанным выше способом, но потом попали в нормальное подразделение, где им вправили мозги, перешли на работу в ОМОН и теперь не вылазят из Чечни. Но, разумеется, такие примеры не делают погоды.
Объяснения власти, представленной у нас силовым генералитетом, хорошо известны. В обывательской беседе они звучали бы примерно так: "Миленький, может ты в чем-то и прав, да только где мы тебе на милицейскую зарплату найдем столько мужиков, чтобы населению надежную охрану обеспечить? Да чтобы они были физически крепкими, с армейскими навыками, образованными, умными, да еще и взяток не брали? Всех умников забирает коммерция. У нас на пост ходить некому, на труп, прости господи, поехать некому. Дела расследовать некому. Мы сами не в восторге от контингента, который в органы прет. А что делать? Приходится работать, перевоспитывать, а то и сажать. Вот если бы платили нашему милиционеру как американскому полицейскому, тогда был бы другой разговор, он бы уважал Закон, и мы бы набрали в милицию кого надо".
Это неверно. Прежде всего, следует отметить три очевидных момента. Первое. Совесть человека и его доходы никак между собой не соприкасаются. Если бы было иначе, то у нас самыми совестливыми были олигархи, а самыми бессовестными — старики-пенсионеры. Иногда приходится сталкиваться с такой постановкой вопроса: сколько должен получать чиновник, чтобы не брать взятки? А сколько должен получать маньяк, чтобы не цепляться вечерами за прохожих женщин? В принципе не может быть такой зарплаты, которая бы пробудила совесть в продажном чиновнике. Можно говорить лишь о зарплате, которая могла бы позволить чиновнику нормально существовать, не беря взяток. Нормально — это как большинство народа, которому он служит. Второй, очевидный, на мой взгляд, момент. Милиционер, врач и школьный учитель — это самые важные в любой стране профессии (да простят меня другие достойные профессионалы), ибо в первую очередь именно они определяют лицо страны. И нигде и никогда люди, идущие на эти специальности, не шли за деньгами. В идеале, который при нормально функционирующем государстве оказывается очень близким к реальности, эти профессии замещаются людьми, не видящими себя ни в каком другом качестве. Мне могут возразить, что есть богатые врачи. Не будем передергивать. Нет богатых врачей. Есть богатые предприниматели, работающие в медицине. Никто не доказал, что они лучше никому не известного доктора из сельской амбулатории. А жить лучше хочет каждый, и каждому кажется, что ему не доплачивают. А если кто-то хочет подзаработать и при этом остаться честным человеком, то при капитализме он идет в предпринимательство, а при социализме — на предприятие с тяжелыми условиями труда. И третье. Бесспорно, что правоохранная деятельность — это труднейшая и сложнейшая работа, особенно, если ее выполнять добросовестно. Однако с трудом шахтера или сталевара ее сравнивать все же не стоит. Это было бы неправильно, аморально и экономически несостоятельно. А я, лично, хорошо помню, что когда стоял по восемь часов у фрезерного станка, то после смены в голову ничего, кроме водки, не лезло. Получал, при этом 150 руб. в месяц. А когда перешел на должность постового милиционера за 140 руб. в месяц, появился интерес и с девочкой в кино сходить, и умную книжку почитать и к экзаменам в институт подготовиться. Если читатель согласится с данными моментами, то и ему покажется, по крайней мере, подозрительной упрощенность постановки вопроса о том, сколько именно должны получать милиционер, прокурор и судья, чтобы в поте лица охранять Закон?
Нам в очередной раз предлагают решать сложнейшие вопросы через, извините, задний проход. Вместо того, чтобы разбираться с правоохранной системой по существу, нам предлагают сдать кругленькую сумму в ее финчасть.
При этом только десять процентов из числа всех работников органов внутренних дел непосредственно занимаются раскрытием преступлений Вдумайтесь: только один из десяти работников милиции, по штатному расписанию, выполняет общенациональную задачу. Только десятая часть из тех средств, которые мы платим в качестве налога на свою безопасность, действительно расходуется на это. Остальные идут, в лучшем случае, коту под хвост, а в худшем случае — на зарплату чиновникам, представляющим для нас большую опасность, чем обычные уголовники. Практически, это выливается в необузданный, доведенный до стадии маразма, бюрократизм систем МВД. Как только "на земле" два работника милиции начинают работать по одному направлению, так тут же в верхних эшелонах системы создаются т.н. кураторские отделы и управления с начальниками, замами, водителями и секретаршами, которые садятся на шею этим двум работягам и, помимо их непосредственного руководства, раздают им указания, требуют отчетности, сочиняют для них инструкции и т.д. и т.п. Так устроено все МВД. За много лет работы в системе, я ни разу не слышал, чтобы кто-то из милиционеров, работающих на территории, привел хоть один пример непосредственной помощи, оказанной ему по работе этими кураторскими отделами, а вред, от них исходящий, — это постоянная тема для кабинетных разговоров в горрайорганах. Это, вообще, один из самых больных вопросов для работников милиции, угодивших в указанные десять процентов.
У чиновников этих курирующих отделов звания и зарплата выше, льгот больше, а ответственности меньше, ибо за все отвечает стрелочник, профессиональной опасности — вообще никакой, разве что убиться на машине, когда едешь домой, после пьянки в служебном кабинете. Нужно ли говорить, что на эти должности лезет один блатняк? Генералы жалуются, что у них некому ездить на преступления. И правильно жалуются, потому что их собственные секретарши, и это уже притча во языцех, числятся по кадрам как оперуполномоченные или следователи, соответственно штатному расписанию. Они, формально занимая должность, на которой должен находиться нормальный мужик с пистолетом, получают соответствующую зарплату, льготы, и будут получать пенсию через пятнадцать лет, а за "особые" условия работы — еще и пораньше. То и дело появляются какие-то новые подразделения, в деятельности которых сам черт ноги переломает. Как, например, много десятилетий наша милиция работала без штабов при УВД, а теперь без них не может? Ну что? Будем им всем прибавлять зарплату?
Как это нет денег, если милицейское начальство ездит на иномарках, каждая из которых стоит как десять дежурных "уазиков". Последним уж точно надо прибавить зарплату. По балде. Давайте разберемся и с пресловутой зарплатой американского полицейского. Агент ФБР (аналог нашего оперуполномоченного по особо важным делам УУР МВД), т.е. представитель полицейской элиты, получает примерно 500 долларов в неделю. Это вдвое меньше, чем зарплата среднего промышленного рабочего в США. Американские полицейские, оказывается, в своей стране относятся к категории низкооплачиваемых госслужащих. Несколько лет назад мне, под рюмашку, удалось "раскрутить" американских коллег на откровенный разговор по этой теме. Они все убеждены, что им недоплачивают. Один разошелся и с обидой стал рассказывать, что у них, как и у нас, на криминальный труп выезжает судебный медик. Только у тамошнего эксперта есть еще помощники, в обязанности которых входит упаковка трупа в специальный целлофановый пакет. Так вот, этот упаковщик трупов получает больше, чем детектив, который будет с этим преступлением разбираться. Я спросил: зачем работать в полиции, если можно получить простую рабочую специальность и жить в два-три раза лучше? На это ихний милиционер ответил: "Моя профессия дает мне возможность помогать людям". До его ближайшего начальства было в тот момент около 20 тысяч километров, поэтому, мне показалось, что он сказал правду.
1.0x
