| | | | |
№09(536)
25-02-2004
Александр Проханов
РОССИЯ — ДРЕВО ПОЗНАНИЯ ДОБРА И ЗЛА
Каждый теракт порождает среди чеченцев и русских бурю взаимной ненависти. Мистики видели, как из метро на "Павелецкой", вслед за окровавленными носилками, вылетали косматые, с оскаленными зубами духи зла. Ликуя, носились над Москвой, посыпая купола церквей пеплом погибели. Ясновидцы запомнили, как после штурма "Норд-Оста" встал над Москвой хохочущий великан, глядя из чугунного неба, как катят труповозки, корчатся отравленные газом, как лежат в лужах мочи и крови застреленные террористки. Каждый теракт вбивает клин в трещины полуразрушенной российской империи, расшатывает зыбкую, с лопнувшими заклепками кровлю. Она вот-вот рухнет, как купол "Трансвааля", накрывая глыбами все народы, еще недавно благоденствующие под сводом великого государства.
Телевизионные шоу освещают очередной теракт так, что брызжет во все стороны лютая ненависть. Хочется выть от бессилия и царапать ногтями лицо. Люди отходят от экранов мрачные, ненавидящие. У каждого своя правда, свои слезы и кровь, своя ненависть.
"Русская правда" — две кровавые бесславные войны, горы трупов, калеки, отрезанные головы, замордованные солдаты и командиры. Буданов в клетке. Черномырдин, останавливающий войска и спасающий Басаева. Лебедь в обнимку с Масхадовым. Беспросветная русская бедность, мертвые деревни, тусклые города, по которым мчатся роскошные "мерседесы" чеченских мафиози, хозяев казино и борделей, торговцев наркотиками и оружием.
"Чеченская правда" — дважды железная "мегамашина" Российской армии прошла по Чечне, вбивая снаряд в каждый дом, в каждую семью, в каждую мечеть. Беженцы, "зачистки", допросы в подвалах, ковровые бомбежки, пропавшие без вести родственники. И угрюмое, страстное, из самых глубин народа сопротивление. "Перст указующий" из ослепительной лазури, от серебряных пиков Кавказа, вдохновляющий чернобородых бойцов.
"Либеральная правда" — истошная, лукавая, истерическая, всегда против "свирепых русских", за "угнетенных чеченцев". "Правда" Бабицкого, Политковской, Новодворской, ни разу не призвавших к состраданию и любви, а только льющих кислоту на раны безногого десантника, в выжженные глазницы чеченской девушки. "За независимость и свободу Чечни" — с этими лозунгами либералы свергли Завгаева и посадили Дудаева, открыли склепы давнишних уснувших раздоров, смешали нефть с кровью, родили мерзкую ложь о "русском фашизме", и теперь исполняют "либеральное танго" на русских и чеченских костях.
"Правда власти" — неуклюжая, непоследовательная, из последних сил сберегающая покосившийся остов России. То бомбит, то пускает в Кремль террористов. То шлет эшелоны денег на восстановление Грозного, то обстреливает город "вакуумными снарядами". У власти — скудоумное лицо чиновника, жестяной голос Ястржембского, папаха Кадырова, кокарда генерала-предателя, пылкий пафос Рогозина, нефтяные криминальные деньги, и беспросветная, среди фугасов и либеральной хулы, работа спецслужб, не спасающих метрополитен или Думу от смертниц с заминированными бюстгальтерами.
В месиве взорванных домов, переполненных лазаретов, лютых оскалов, бритых голов и сосновых гробов чуть видны проводки, соединяющие гигантский, заложенный под Россию фугас с вахаббитскими центрами, спецслужбами Запада, с Европейским парламентом, — проводки, управляющие трагическим распадом России.
Где ответ? Что делать? Какую из бесчисленных рекомендаций признать полезной и правильной? Выселение кавказцев из Москвы? Закрытие метро? Электронный прибор, отличающий чеченца от аварца? Возвращение памятника Дзержинскому на Лубянку? Превращение всех русских в "чекистов"? Нет прямого ответа. Есть лишь смутное чувство того, что в этом океане абсурда и ненависти ценность имеют слабые проявления человечности, сострадания, слезной молитвы, искренний порыв благородного, не озлобившегося сердца.
Русский солдат Евгений Родионов, взятый чеченцами в плен, не отрекшийся от Христовой веры, жутко обезглавленный, своей праведной смертью взывающий к отмщению, превратился в святого. Ему ставят алтари, его иконы мироточат, на его могиле случаются чудеса. И в святости своей он уже не требует мести, но милосердия, не кровавого воздаяния, а Христова прощения, наполняя ожесточенные сердца благодатной любовью.
Сопка в Аргунском ущелье, где в смертельном бою пала Шестая десантная рота, не отступив ни на пядь, изрезанная и исстрелянная, встав на пути тысячного отряда чеченцев. На этой окровавленной круче, набитой свинцом и осколками, чеченцы поставили памятник отважным русским солдатам, воздав должное врагам-героям. Этим воздаянием перевели вражду в эпическую трагедию, где нет места лютой ненависти, а лишь фатальная неизбежность.
Солдаты враждующих армий во время войны безжалостно истребляют друг друга. Но кончаются войны, затеявшие их политики скрываются в своих дворцах, нажившиеся на крови банкиры прячут выручку в оффшорных зонах, и солдаты двух армий, истерзанные, утомленные, сходятся на общую тризну, сообща поминают погибших.
Россия превозможет свой нынешний, несчастный период. Восстановит великую архитектуру пространств. Воссоздаст священный союз народов. Русским и чеченцам жить вместе, и не вечна ненависть, не вечна война фугасов. Сегодня, среди истерики, бессмыслицы, сознательного зла, иррационального ужаса, только одно имеет несомненную, оправданную божественным промыслом ценность. Милосердие, умягчение сердец, прощение и любовь, как бы ни наивно и несвоевременно это звучало.
В Грозном, во время первой войны, зимой, когда за Сунджой еще шла перестрелка, я видел взорванную трубу газопровода. Среди черного льда развалин из металлической дыры вырывался огненный факел. Раздвигал темноту красным трепетным заревом. Рядом, почти сжигаемая огнем, наивно поверившая в багровый свет и испепеляющий жар, расцвела вишня, драгоценная, усыпанная белыми цветами. Дерево Познания Добра и Зла, мимо которого проходили танки.
1.0x