ПЕРЕД ЛЮДЬМИ И ЧЕСТЬЮ Новые стихи украинского классика в переводе Евгения Нефёдова

01(528)
Date: 01-01-2004
Author: Борис ОЛЕЙНИК
ПЕРЕД ЛЮДЬМИ И ЧЕСТЬЮ Новые стихи украинского классика в переводе Евгения Нефёдова
ЗНАК
Богиня Доли не забавы ради
Решительно открыла Зодиак.
И, затаив иронию во взгляде,
Меня спросила:
— Ну и где твой знак?
Не подаёт ли он поэту вести,
Что наступает главная пора —
Держать ответ
перед людьми и честью
За все слова, сошедшие с пера?!
Хоть на краю
свершившейся юдоли
Да ощутит сознание твоё,
Что только тот —
избранник высшей Доли,
Кто сам в бою избрал себе её!
КОГДА ВОЗВРАЩУСЬ…
Когда я вернусь к вам, одетый торжественно в камень,
Тот камень сниму я с души, словно тяжкую крепь,
И сделаюсь лёгким, как облачко, мчащее в Канев,
И в душу, как в чашу, вольётся козацкая степь.
И станут пустыми вчерашние "слава-неслава",
Никчёмная суть болтовни ни про что — и про всё,
Когда я увижу, как солнышко греет отаву,
И мудрый мураш осторожно личинку несёт…
К чему тогда, хлопцы, каррарский заманчивый мрамор,
И золото Крёза, и вкупе с хвалою — хула?
Я всё отдаю за одно недопетое: "Мама!",
За то, что ладонь мне собой освятила пчела.
К чему мне отныне словес перелётных пороша,
Объятия тех, кто бывал и двулик, и лукав?
Я всё отдаю за косыночку в синий горошек
Из песни далёкой про ту, что любил, да не взял.
Я всё вам прощу, кто мне друг был и недруг зачем-то,
Дождей урожайных на засуху вам напущу.
Но я не прощу и пылинки на образ Шевченко,
И сломанной ветки калиновой вам не прощу!
Тогда я приду на расплату, затянутый в камень,
И жестом гранитным смету торгашей и сутяг.
И пусть меня судит по правде и совести Канев —
Один мой Верховный и мой полномочный Судья!
КРИК ЧЕРНОБЫЛЯ
В этих чащах вольготно
шатаются волки, как рейнджеры,
Здесь запретная зона для чистых дождей или гроз.
И одни лишь кукушки по прозвищу "счётчики Гейгера"
Не года подсчитают, а сроки отмеренных доз.
А в шаманскую ночь, под покровом безглазого месяца,
Лишь на землю, как саван, опустится влажный туман,
На далёких погостах под небом обугленно светятся
Сизо-цинковым отблеском горбики чернобылян.
Так глуха и мучительна тьмы беспробудная стенка,
Только вдруг среди мрака сова зарыдает, взлетя.
Только Дева Пречистая с профилем Лины Костенко
В распростуженной церкви собой согревает дитя.
Только тень шестерых,
ставших пеплом за всех нас в четвёртом,
Припадает к окошкам, взывая устами беды:
Отзовитесь же, люди! Уж если не помните мёртвых,
То живым пострадавшим подайте хоть кружку воды!
Ведь ничто не забудется: ни имена и ни даты.
Мы — не тени. Мы — души, мы будем свидетели те,
Кто в небесных пределах, в годину великой расплаты
О предательстве вашем
расскажет на Страшном Суде!
РАЗГОВОР С УЧИТЕЛЕМ
Старомодный поэт из наивного, доброго часа,
Где была ещё совесть, а честь вызывала на бой,
Я почти в полусне
отключился от заданной трассы
И себя ощутил в нереальности жизни другой.
Привиденьем бреду под какие-то мерзкие звуки,
Где все жрут или пьют, и ложатся вдвоём на виду…
Где над Вечным Огнём согревают нечистые руки,
И на плиты святые спокойно справляют нужду.
И кишат суетливо, и все продают неустанно…
В этом шабаше хищном стою одинокий, как перст.
А вокруг ни души, ибо души пустынными стали,
Лишь у ног моих пёс так же молча косится окрест.
Что за скрежет в ночи?
Это пара юнцов низкорослых,
В одуренье последнем надгробие деда найдя,
Отдирает звезду — и сдаёт дефицитную бронзу,
А на выручку колется, в землю сырую сходя…
И настолько уже это было снести невозможно,
Что опомнился я — и в далёкое детство проник.
Вижу — светит навстречу доверчивый лучик в окошке,
Где привычно к тетрадям мой первый учитель приник.
Он спросил меня:
— Сыну, а что так бледны твои щёки?
— Да приснилось… — запнулся, —
такое, хоть с дерева — вниз!..
— То, козаче, не сон. Прогулял ты, я помню, уроки,
На которых как раз проходили мы… капитализм.
***
То ли мир ошалел —
без стыда и без страха,
То ли люд перевёлся
в бараний табун?!
Ибо раньше в рабы
увозили из Кафы,
А теперь уж из Киева —
прямо в Стамбул.
То когда-то торговцев
с их крамом и срамом,
Негодуя, Господь
гнал из храма взашей,
А сегодня владыки
приветствуют в храмах
Под растерянный звон
не таких торгашей!
Или пастыри наши
забыли в загуле
Всемогущего Бога
карающий перст?
…Так недолго, отцы,
оказаться в Стамбуле,
Потеряв по дороге
и кадило, и крест.
НЕ ПОМИНАЙТЕ…
Над отчим краем — тёмных сил Везувий,
А наша совесть спать легла уже.
…Не поминайте Имя Бога всуе,
Когда отныне нет его в душе.
Уже вон дедов дурнями рисуют
Пройдохи-внуки вдоль и поперёк.
…Не поминай Народа имя всуе,
Когда ты память Рода не сберёг.
И в час, когда просить пойдёте чинно
У Господа прощенья за грехи, —
Не поминайте всуе Украину,
Чтоб не отсохли ваши языки!
***
Ужель нам вправду не хватает слов,
Что не глядим, о чём строчим в законе?
…А в Украине явно рост ослов,
Зато вот-вот переведутся кони.
Не потому ль и "звёзды" без конца
Плодятся, хоть на гран таланта нету,
И назначают соловьём скворца,
А в графоманы ринулись поэты?
***
Уже их меньше, тех солдат, что живы,
Чем бронзовых, застывших недвижимо,
У братских погребений начеку.
А коль сегодня больше их намного,
Чем сущих, — значит, снова за порогом
Война, как рысь, готовится к прыжку.
Но если внук уже в корыстном раже
И бронзовых свергает на продажу,
Предавши то, что свято испокон, —
Не требуется ядерное пламя:
В державе, где убил потомок память,
Страшней войны
грядёт Армагеддон.
ГУЛЯЕТ ПАНСТВО
"Во время люте…"
Т.Г.ШЕВЧЕНКО
Над Украиною
"во время люте",
Когда старик, чья молодость — война,
Сбывает с голодухи ордена, —
Такие иногда гремят салюты,
Ну впрямь чуму встречает сатана!
Под свист ракеты, треск петарды бойкой,
Зажатый фейерверками в кольцо,
Седой учитель тихо над помойкой
Склонился, пряча очи и лицо.
А новые владельцы Украины
Жируют разудало день-деньской!
И в чашах яро багровеют вина:
Гуляет панство… на крови людской.
Шутихи в небе рвутся звездопадом
Да пушки бьют на киевских горбах,
И под весёлый грохот канонады
Все, кто полёг в атаках и блокадах,
Перевернулись в собственных гробах.
Глядит толпа, не понимая сути,
В глазах вопрос колышется едва:
Так чей же праздник отражён в салюте
Над Украиною
"во время люте"?
…Молчит в ответ забвения трава,
Земля в косынке чёрной — как вдова…
Как быть нам, люди?
***
Ты целому свету угрозы послал,
Забывши в безмерной гордыне:
Кто руку с оружьем воздел на ислам —
Считай, что покойник отныне…
На самом одре Бонапарту предстал
Тот знак, что послали пророки:
Ему, кто на мир православный восстал,
Судьба уготовила не пьедестал,
А остров-могилу в итоге…
Ты, замыслом тёмным добывший венец
И гетманство власти единой,
Запомни, всему наступает конец.
Порой — на скамье подсудимых.
ПРИЗЫВ
Диптих
1
А двадцать первый век при револьверах
Такую всем устроил круговерть.
Когда впервые со времён Гомера
Один из репортёров, для примера,
Снял камерою собственную смерть.
Когда за слово правды изречённой,
За непокорность власти булавы
Присудят к отсечению главы
В молчании элиты просвещённой.
2
Седеют в небе тучи от кошмара,
Черней золы от горя лик земли.
Восстань, народ, покуда всей отарой
На перекупку нас не повели.
Топча державу, чужаки по вере,
Смеясь над нашим духом и добром,
Девичий цвет распродают в бордели,
И в капищах камлают над Днепром.
Нас упреждают зодиаки грозно:
Погибель близко! Будьте же людьми.
Вставай, народ! Пока ещё не поздно —
Козацкий стан могуче распрями!
Вставай, вставай на свет зарницы ранней,
На гордый клич твоих степных предтеч!
И опусти хоть плуг на поле брани,
Когда настолько заржавел твой меч!
***
— Сколько нам терпеть такие муки:
Клан — над кланом. Правят бал враги. —
Жалуются дома земляки.
— Так возьмите хоть бы мётлы в руки…
— Ишь какой! Да что мы, дураки?
…Анекдот когда-то опротиветь
Мне успел. А ныне он хорош.
— Мы чего дурные? Так бедны ведь.
— А чего бедны? Так от того ж…
МЕНТАЛИТЕТ
О, сколько ждал в далёком закордонье:
За давностью пройдёт пора суда —
И без оглядки он, злодей в законе,
К себе домой вернётся навсегда.
Там всё твоё, там ты опять на воле,
Тюрьма — и та приветливей на вид,
И отчий дым так сладок — а тем боле,
Когда изба соседская горит…
ПОСЛЕДНИЙ
И он придёт, с печалью мировою,
Момент, когда в края, где вечны сны,
В конце концов уйдёт Последний Воин
Великой и Священной той войны.
Душа бойца потусторонним краем
Шагнёт спокойно на высокий Суд,
И от осколков давних
перед раем
Вокруг неё сияния взойдут!
И даже Пётр, кто все века спокоен,
Дивясь на чудо этой новизны,
У Всеблагого спросит:
— Что такое?
И Бог ответит:
— Се — Последний Воин
Великой и Священной той войны.
Ты отворяй Ему ворота града
И — грешного — с почётом в рай пусти.
Он на земле изведал столько ада,
Что Я Его на все века простил! —
Прощальный залп пронзит затишье остро,
И в горький миг своих сиротских грёз
Такую боль услышит вечный космос,
Что, и из камня высечен, Апостол
За веками сдержать не сможет слёз.
ВОСПОМИНАНЬЕ
"А ты меня помнишь — ещё не седого, красивого?
Ведь я тебя помню — такую, как ласточка в полдень…"
Глаза удивлённые сделались синими-синими:
"Я помню, мой голубь… я всё замечательно помню…"
И глянула так, что пронзило нежданною болью.
"Я знаю, — нахмурился, — горя принёс я немало.
И может быть, с кем-то нашла бы ты лучшую долю.
Прости. Не хотелось — а всякое, правда, бывало…"
Погладила тихо седин серебрящийся холод,
Опять на мгновение ласточкой став легкокрылой:
"Какой же мне доли желать ещё лучше, мой голубь?
Я твой поцелуй самый первый до этой поры не забыла…"
СЕГОДНЯШНЯЯ ЭЛЕГИЯ
Что же вдруг приуныли вы,
Соловьёв голоса?
Кто там инеем выбелил
По-за Ворсклой леса?
Как мы пели вчера ещё,
Не считая года!
А сегодня оглянешься —
Всё ушло, как вода.
Осмотрелись и охнули —
Сколько ж минуло лет.
Вместе с ними усохли мы,
А иных уж и нет…
То, чем с вечера жили мы,
Утром кануло в прах:
Не поэты, а киллеры
Ходят нынче в богах.
Очень важными шишками
Бродят хищно по всем.
И стволы их подмышками —
Самых новых систем.
А их боссы в хоромочках
До небесных высот
Охмуряют тихонечко
Православный народ.
Эти киллеры с боссами —
Новой власти рука.
Не стреляйте, попросим их,
Вы в поэтов пока.
Лучше б стали похаживать
В гости к нам на Парнас,
И воспели б мы слаженно
Удивительный час.
Ибо если б мы кинули
Наши перья на лом,
И поэты все в киллеры
Вдруг пошли напролом,
Встал бы плач над Европою,
Сгинул вовсе Кавказ,
Сгоряча ведь ухлопаем
И себя мы, и вас.
Лучше вы — за нас,
Чем уж мы — за вас…
"О, прекрасный час,
Неповторный час!"
***
Высокодостойному
Левку Лукьяненку —
к размышлению
Долго грызли… Таки прогрызли…
Влезли в корень, как гробаки.
И регочут на нашей тризне,
Вычищая носы ослизло
В украинские рушники.
Дуб наш сохнет и пить он хочет,
Но его мы услышим как —
Если ветви отсечь хлопочем,
Да секирами их заточим —
Ай да колья для наших драк!
Делим хату, межу стираем:
Справа… Слева… И — напролом!
И не видим, как в отчем крае
Очутились мы в сенцах с краю,
Ну, а вороги — за столом.
Хлеб рубают — что мы кропили
Нашим потом и слёз ручьём.
Батько Левко — куда идём?
Мало ль пришлые нас лупили,
Что друг друга досель мы бьём?
А потом обалдеем — странно:
Кто же это, глумлив и зол,
Львам подсунул в вожди — баранов?!
…Эх, не так было б, Левко, дрянно,
Хоть бы лев уж баранов вёл!
БАЛЛАДА ВЕРНОСТИ
Всем вдовам войны посвящаю
Застонало, заплакало,
То ль сова, то ль вдова?
Покатило оврагами,
Задымилась трава.
Вмиг побелку оставила,
Пала щётка из рук.
Только охнула сдавленно,
Всё почуяла вдруг.
…Подобрали убитого
За соседним селом.
Возвели на гранит его
В поднебесье челом.
…Подойдёт — и натруженно
Вскинет рученьки в дрожь:
— Ну чего ж ты, мой суженый,
Всё домой не идёшь?
Сколько белено около,
Сколько сыпался цвет.
Уже внуки, как соколы,
Разлетаются в свет.
И давно уж не сватает
Одинокий сосед.
Даже праздник не радует,
Ведь тебя на нём нет.
…Схоронить заповедала
У того же села.
Побелила до этого —
И покорно легла.
На причастии истово
Прошептала душа:
— Я к тебе, мой единственный,
Хоть и… мёртвой пришла…
ОДИНОЧЕСТВО
Даль почти уж не видна,
Окружила тишина,
Овдовела.
Всё вокруг — бела стена,
Даже дума — и она
Стала белой.
Гей, гой, да бела-белой…
В чистом поле белизна,
Словно саван с полотна,
Или простынь.
Ни стеблиночки уже —
Только вьюга на душе.
Где ж вы, гости?
Гей, гой, да где ж вы, гости?
Но ответа в поле нет,
Или сам шепчу в ответ
Еле-еле:
— Ты напрасно ждёшь гостей,
Стелет им седая степь
Всем постели.
Гей, гой, да всем постели…
ГРОЗА БЛАГОВЕСТНАЯ
Стиснуло тишь, как нервы,
Но — раскололось вдруг.
Пала дождинка первая —
И прорвалось вокруг!
Молния свистнула рядом,
Словно латунь-стрела.
Гром, размахнувшись, грянул —
Так, что взвилась пчела.
Шедшие в крестном ходе
Замерли. А в зените
Радуга — чудо Господне —
Благовестила:
— Живите!