Авторский блог Андрей Венгеров 00:00 27 мая 2003

УБИЛИ ДЕДА

22(497)
Date: 27-05-2003
Author: Андрей Венгеров
УБИЛИ ДЕДА
Года три назад я жил на даче в этом подмосковном селе. Василий Игнатьевич, восьмидесятилетний ветеран, всегда, помнится, сидел на лавочке у калитки в свой дом. Сзади штакетник был обтянут клеенкой, чтобы не дуло. На ногах — валенки с галошами. Сидит и глядит единственным живым глазом в лупу с ручкой, как в монокль. Никакие очки ему уже не помогали. А вот лупа с немыслимо вогнутым стеклом давала возможность рассматривать прохожих. И он, словно какой-то натуралист, всех нас, будто козявок, как бы изучал через эту лупу.
Я только раскланивался с ним, зная, что он совершенно глух. Но иногда присаживался по его просьбе и выслушивал сбивчивые рассказы из его жизни — про войну в основном.
И вот на днях опять привернул я в это село под названием Светлое, чуть в стороне от Рязанки. Прошелся по улице до лавочки возле дома Василия Игнатьевича. Лавочка есть. Клеенка еще кое-как держится на гвоздиках. А деда нет. Хотя самая погода для него. Полдень. Тепло.
И дом видно, что заперт.
Недалеко на повороте дороги сидела на ящике женщина, торговала квашеной капустой, солеными огурцами — остатками из погреба, неликвидом. Подошел к ней, спросил, где дед с лупой.
Она стала морщиться и корчиться словно от изжоги. Так не хотелось ей говорить на эту тему! Разбередил я что-то нехорошее.
— Ой, да убили его.
— Этого божьего одуванчика? За что? Кто?
— Ой, да не знаю как и сказать. Родной внук. За землю.
И выяснилось далее, что когда в село, в колхоз, как по старинке называется здешнее сельхозпредприятие, нагрянули инвесторы и стали по сто тысяч рублей предлагать за земельный пай, а Василий Игнатьевич отписал надел невестке старшего, умершего уже сына, то внук от младшего сына, который был вторым и последним претендентом на дедово наследство, решил повернуть дело в свою пользу и порешил невестку со свекром, то есть тетю с дедушкой. Причем сначала старика, да так, что медэксперт следов насилия не обнаружил. А потом уже и тетю — на этот раз было следствие, парня нашли и обличили. Вместо ста тысяч дивидендов получил он 12 лет зоны.
Нагруженный столь кровавой историей я немного посидел у пруда за деревней. Разглядел на другом берегу пруда, в бывшем помещичьем доме "колхозную" контору и скоро уже входил по мраморным плитам в сквер под окнами этого славного учреждения.
Слева от главной двери висела вывеска "Правление", а справа — вывеска коммерческого банка с непонятным названием, значившегося как филиал какого-то Самарского банка. Надо сказать, что такое разделение и помещений, и сфер влияния, и интересов типично для сегодняшних подмосковных хозяйств.
Ту половину конторы, где располагался банк, охраняли парни в черной форме, как положено. А путь в колхозную половину был свободен.
Я спросил у охранника, как зовут председателя и на втором этаже зашел в кабинет, по обширной приемной показавшийся мне несомненно председательским. Постучал, открыл дверь и, назвав человека за столом по имени-отчеству, попросил позволения войти.
— Входите, конечно, — сказал он. — Только я не товарищ Авилов, а товарищ Щукин.
В кабинете председателя, как оказалось после короткого выяснения, сидел управляющий, назначенный инвестором на это место со всеми полномочиями. Быстренько провели собрание колхозников. Быстренько приняли в члены "колхоза" этого товарища Щукина, сорокалетнего, спортивного менеджера одного из московских машиностроительных предприятий, проголосовали одновременно и за назначение его на эту должность. Короче говоря, соблазнив крестьян ста тысячами за пай, соблюдя все формальности, вошли во владение собственностью мощного хозяйства, снабжающего Москву овощами и прочими продуктами.
Управляющий был на удивление откровенен, никаких страхов перед прессой, никакой политкорректности насчет перспектив развития.
— Земля теперь наша, значит будем использовать ее как нам выгодно, — такова была ключевая фраза нашего разговора.
— Ну, хорошо, битва за землю выиграна. Вы, ваша корпорация, стала крупным землевладельцем. Причем из вашего кабинета московские высотки видны в хорошую погоду. Поздравляю с удачным приобретением. А что от этого поимел, ну, скажем так, по старинной русской традиции, простой народ?
— Мы все долги колхозные погасили. Это около девяноста миллионов. И по сто тысяч наличкой на душу вышло. Со всеми уже расплатились.
— Это как бы каждому по "Жигулю".
— По крайней мере это не чубайсовские "Волги". Людям даны письменные гарантии, что не будут уволены, все получат рабочие места на новых предприятиях. Мы уже закупили в Израиле новые молочные комплексы. Заливаем фундаменты. У немцев купили овощную переработку.
— То есть вы как бы милостиво позволили людям не быть выброшенными за борт. Однако такие гарантии незаконны. Любой управляющий за один прогул может выгнать любого такого человека с вашей охранной грамотой. И никакой суд мужику не поможет.
— Это уже мелочи. Люди рождаются, пьют, прогуливают, умирают. Всего не учтешь. Они проголосовали "за".
— Чубайс вообще ввел в соблазн миллионы. И навек остался "чубайсом", именем нарицательным. Не боитесь повторения такой же судьбы? Вот мне сейчас торговка у дороги сказала, что им, вашим колхозникам, другая фирма уже предлагает не 100 тысяч за гектар, а 100 тысяч за двадцать соток. В душах людей разброд.
— Я не священник, чтобы об их душах думать. А воду мутят обыкновенные аферисты.
— Люди в суд на вас подают, хотят переметнуться к "аферистам" под крыло.
— У них ничего не выйдет. Они мелко плавают. У нашей корпорации миллиардный оборот.
Новый хозяин колхоза показался мне человеком смелым, рисковым, целеустремленным. У таких многое получается. Такие умеют держать удар.
Как я потом узнал в районной администрации, прокуратура уже возбудила дело о мошенничестве с приобретением земель в этом хозяйстве, но дела все побочного характера: кто-то неправильно оформил наследство, кто-то приписал "мертвых душ", чтобы получить добавочные сто тысяч. Все эти дела направлены опять же на беззащитных мужика и бабу, и будут доведены до конца, покараются простоватые хитрецы со всей строгостью закона.
А между теми, кто претендует на этот лакомый кусок подмосковной земли, грядет, как мне кажется, настоящая война: если передел промышленной собственности с помощью пистолета и взрывчатки в стране уже закончился, то битва за землю только начинается.
Так думал я, проходя на обратном пути мимо дома Василия Игнатьевича и его невестки, убитых в этом селе Светлом собственным внуком за земельный пай в результате активной деятельности новых устроителей нашей сельской жизни. Эта трагедия, эта смерть стала естественным побочным эффектом земельной реформы. Трагедии будут множиться по всей стране в ходе начавшегося передела.


1.0x