СИЛА ДОБРА

18(493)
Date: 30-04-2003
Author: Михаил Лобанов
СИЛА ДОБРА
В прошлом году вместе с Михаилом Николаевичем Алексеевым я был в его родном селе Монастырском, на Саратовщине, и видел, как тепло встречали там своего именитого земляка. Трогательно было наблюдать, как на сцене местного клуба младшие школьники разыгрывали сцены из его романа "Драчуны". Двое мальчишек, валяясь на сене, азартно спорили, что такое баррикада. А в другой сценке семиклассница представляла учительницу с указкой в руках, назидающую нерадивого ученика. Писатель не мог в этот свой приезд побывать во всех местах, где его ждали. Когда мы возвращались обратно в Москву, на станции Ртищево во время десятиминутной остановки поезда к нам в вагон вошли двое мужчин с пакетом и бросились обнимать Михаила Николаевича. Это был бывший председатель колхоза с сыном, они вместе с другими ждали его в своем городке и, узнав, что Алексеев не может приехать, поспешили издалека к поезду, чтобы повидаться на несколько минут с дорогим человеком. Здесь, на Саратовщине, любят Михаила Алексеева не только как писателя, но и за то, что он сделал для земляков как депутат Верховного Совета РСФСР, помогая в строительстве дорог, больниц, детских садов…
На своей родине он показал мне "вишневый омут" — круглое глубокое озерцо, около которого дед писателя более ста лет тому назад взрастил огромный вишневый сад, который, как и сам дед, стал светом его детства и вдохновляющим образом для романа "Вишневый омут". По словам писателя, его дед разговаривал с яблонями, растениями. А я вспомнил, как в "Сне смешного человека" Достоевского в фантастически безгрешном мире некие разумные существа говорили с деревьями, найдя их язык, и те понимали их. Так, добавляет рассказчик, смотрели они и на всю природу, на животных. Эти слова уместно вспомнить, когда видишь, как герой "Вишневого омута" (его прототип — дед писателя), заметив в лесу пораненный топором юный ясенек, хмурится и, достав из кармана тряпку, туго перевязывает рану. Когда открывается в романе "Ивушка неплакучая", как стоят в полой воде деревья — живые существа, каждое со своим "характером". И когда читаешь классическую повесть М.Алексеева "Карюха" — понимаешь всю глубину слова "крестьянин" как синонима христианина — в данном случае в отношении к животным. Ведь драматическая история лошади Карюхи — это история не только помощницы по хозяйству, кормилицы, но и члена крестьянской семьи, друга ее. Жила еще тогда, в конце 20-х годов XX века (время действия "Карюхи") в крестьянском (христианском) сознании идущая от библейского откровения истина о том, что животные были созданы как друзья человека (и только по вине его разрушилась прежняя гармоничность их взаимопонимания). В отношении М. Алексеева к природе, животному, растительному миру сказывается, видимо, это впитанное с детства в крестьянской среде ощущение целостности мира, что воспринимается так актуально в наше духовно-кризисное время.
По словам писателя, у него две главные темы — "коллективизация" и Великая Отечественная война. Он воевал в Сталинграде, на Курский дуге — в минометных, артиллерийских частях, войну закончил сотрудником армейской газеты. В своих книгах "Солдаты", "Мой Сталинград" он большое значение придает документальности повествования, рассказу о лицах реальных, которых он называет "храбрейшими и умнейшими". И, узнавая их, думаешь: сколько же таких людей, цвета нации, не вернулось с войны, и как это тяжело отразилось в послевоенной судьбе страны.
В романе "Драчуны" оставшийся в голодный 1933 год единственным живым в семье подросток гордится перед немногими уцелевшими сверстниками тем, что отец оставил ему в наследство буденовку — в ней он и щеголяет по вымершему селу. Чуткость к тем "психическим состояниям", когда за внешней абсурдностью таится пронизывающая реальность, — не частое явление в литературе. Для этого требуется опыт пережитого — не заурядно бытового, а касающегося самой судьбы народа. В 1933 году умерла от голода мать пятнадцатилетнего Миши Алексеева, в тот же год умер в тюрьме отец. На всю жизнь осталась в памяти, в душе писателя рана от того страшного года, когда была выкошена косой смерти почти вся деревня. Не дававшая почти полвека писателю покоя трагедия тридцать третьего года нашла, наконец, выход в конце 70-х годов прошлого века в его романе "Драчуны", в котором впервые с потрясающей правдивостью рассказано о том, о чем ни словом не упоминалось нашими историками. Здесь я позволю себе сделать одно отступление не совсем, впрочем, частного порядка. По выходу романа "Драчуны" я написал о нем статью "Освобождение", которая была опубликована в журнале "Волга", №12 за 1982 год и вызвала большой шум. Было даже принято решение ЦК КПСС, осуждающее ее. А до этого члены комитета по Ленинским премиям уже единодушно проголосовали за присуждение Ленинской премии автору "Драчунов". И вот после моей статьи сверху дается указание отменить результат голосования, и Алексеев лишается премии. И все — из-за меня. Но никакой обиды у него на виновника происшедшего нет. Это в характере Михаила Николаевича.
Хорошо знавший его работник журнала "Москва" говорил мне, что в жизни он не встречал человека более доброго, благожелательного, чем Михаил Николаевич. И это счастливое свойство личности, да и творчества М.Алексеева, тем знаменательнее, что жизнь его пришлась на небывалое по жестокости время.