Прошло немного времени, и хоругвеносцы провели два митинга: один совместно с Национально-державной партией против американской агрессии в Ираке, и другой — против сектантов-"пятидесятников" в Останкине. Как написано в листовке, организаторы акции: Молодежный клуб "Красный еж", Союз Православных хоругвеносцев, Союз Православных братьев, Коммунистическая партия РФ, Национально-державная партия России. Потом было очередное собрание Союза Православных братств на Берсеневке, потом еще что-то, а потом прихожу домой вечером, звонит хоругвеносец Вадим Пронин и говорит: "Сейчас по "Радонежу" поносят Жанну Бичевскую и Царя Ивана Грозного!" Я включил приемник, и действительно. Ругают Бичевскую, называя ее "второсортной эстрадной певичкой" и что-то добавляя про "осетрину второй свежести"... Сестра мне сказала, что это выступает некто профессор Дунаев, тот самый, который до этого в пух и прах заклеймил поэзию Сергея Есенина.
Я сначала слушал вполуха, и в это полуха мое проникала какая-то назойливая и крайне самоуверенная интонация, с которой умеют говорить только новороссийские древнеассирийцы, достигшие неких научных степеней. Но сначала я все-таки воспринимал лишь какие-то отдельные фразы: "собрался покурить травки или поколоться", "такое заигрывание к добру не приведет", "кто не со мной — тот против меня", причем последнее звучало, как "кто не с Дунаевым, того в прорубь". Потом шла та самая "осетрина второй свежести", потом "мы прежде должны понять, в какую систему нас вовлекают" — в общем обычный полунасмешливый треп, который так любит вся наша "гуманитарная интеллигенция". И все это очень знакомо...
"Кстати, недаром Булгаков поместил на балу Сатаны — Штрауса! Он знал, что говорил..." И все закончилось музыкой — музыкой Чайковского. Хотя что ж, и к Чайковскому ведь можно предъявить претензии. Щелкунчик, там, мышиный король... Но шутки в сторону. По ассоциации я вспомнил князя Мышкина: "Я не тебе, Рогожин, я голосу твоему верю". Именно, именно, образованнейший Михаил Михалыч. Я не вам, я голосу вашему не верю! Врете вы все! И про Есенина, и про Штрауса, и про Жанну Бичевскую. Просто чуждо вам все настоящее. ИСКРЕННЕЕ. Искрометное и живое. Ведь действительно, неприятно же слышать:
Если архиереи, разузнав подробно,
Не поверят снова вашим чудесам,
По обетованию, старец преподобный
Серафим Саровский вас прославит сам.
Ведь это "погромом, если можно так выразиться, попахивает". Ужас какой-то неприятный запах. Прямо-таки: Там Русский Дух, там Русью пахнет.
Что ж, уважаемый профессор, мы вынуждены вас разочаровать. Русский народ в данной ситуации будет на стороне Бичевской. Ибо, может, и есть у нее какие-то ошибки, как и у всех нас, грешных, но одного нет уж точно: надменного лицемерия и высокомерной непогрешимости, так и сквозящих из каждого слова вашей лекции. Неужели вы, уважаемый профессор, не понимаете, что народ русский это и есть тот, о ком сказано: "Имеющий уши да слышит!" Неужели вам неизвестно, что слышит он очень хорошо. Что он, обладающий абсолютным душевным слухом, слышит Правду Божию в песнях Жанны Бичевской, слушает их и радуется, как дитя, и плачет. Я не раз это собственными глазами видел. Потому что поэзия ведь, профессор! И душа, за Русь страдающая, страждущая душа ведь слышна, а не ваша "осетрина". Что вы нам все Булгакова цитируете?! Вы выйдете на улицу и взгляните окрест. Посмотрите на реальность, профессор. На детей беспризорных в метро, на безногих и безруких, и послушайте, что и как они поют. Да если бы Михаил Булгаков это все увидел, он тут же забыл бы и Гоголя, и Гофмана, и Гете, и взял бы в руки шаляпинскую виолончель, и метро бы огласилось звуками страшными и трагическими. Неужели вы ничего этого не слышите в песнях Жанны Бичевской? Ведь настоящий поэт, певец, музыкант, он не просто поет и на "Радонеже" выступает, он страдает при виде всего, окружающего его ужаса и зовет свой народ — народ русский — сбросить с себя жуткий морок, сбросить, очнуться, идти вперед и побеждать. Побеждать во Имя и именем Господа Бога нашего Иисуса Христа на устах. Именно таковы песни-молитвы замечательной певицы, подвижницы Православия Жанны Владимировны Бичевской. Да хранит тебя Господь, раба Божия Жанна!
А вы, презренные потомки, вы, надменные вещуны гордыни! Неужели вы, филологи-литературоведы, критики латунские и оловянские, не понимаете, что это про вас, про вас писал Булгаков. Потому что именно вы и есть — "осетрина второй свежести". Да что там осетрина, вы — "дохлая вобла воображения!" — как писал еще один заблудший страдалец. Горе, горе вам, книжники и фарисеи...
"Весны дыхание" — это в трамвае вдруг почему-то пришло в голову, пока ехал до станции метро "Улица Подбельского". Потом вышел из трамвая — много света и много воздуха. Всё. Зима кончилась... Что-то ухало у метро, "бубнило", как сказал бы знаменитый словенский писатель Драго Янчар. Видно, искалеченные воины-"афганцы" играют. Не хотелось даже туда идти. Чтобы не сбивать настроение. Не потому, что плохо поют — поют неплохо — а просто. Но идти все равно надо было. Ближе подошёл. Надо же! Талькова поют! Может, действительно весна началась? А всё ведь совсем обыденно: тает чёрный лёд. Асфальт как-то быстро высыхает. Кругом опять ларьки и киоски. Свитера, платки, рубашки, носки, рюмки, батарейки... Газеты, журналы порнографические, жёлтая пресса, так сказать... И надо всем этим высокое небо, и перед станцией метро ребята в камуфляже поют. "Застенчивые ивы" — это надо же такое написать в конце XX века! Вслушайтесь, всмотритесь, и вы увидите, поймете все ту же неистребимую русскую душу, ту же, что когда-то мы все потрясённые увидели в "документальных кадрах" "Калины красной", когда скрытая, видимо, камера показывала зал ДК какой-то крупной колонии строгого режима, а на сцене молодой русский парень — вор, конечно, — каким-то очень чистым и ясным голосом пел есенинское письмо к матери.
Ничего, родная, успокойся,
Это только тягостная бредь,
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб тебя не видя умереть...
Вот и сейчас на рынке по сути дела стоят ребята в камуфляже и поют Талькова... Иногда надо действовать против своей воли и своего желания, идти туда, где слышна электрогитара и звучат клавишные. Помните, Хлебников писал.
И я опять пойду туда,
На бой, на крик, на шум, на рынок,
И толпы строчек поведу,
С прибоем рынка в поединок...
Удивительно точно, будто про наше время. Интересно, что патриотизм проявляет себя во всякой среде, во всех "прослойках", "сословиях" и "классах". Скоро плотина прорвётся, и тогда... О-о-о, господа! Вы увидите, что будет тогда... Вспомните футбольный погром на Театральной площади, когда разгромили элитный гастроном на углу гостиницы "Москва" и сожгли несколько иномарок… Но это еще цветочки…
Самое интересное, что когда прорвёт плотину и из телевизоров хлынет изумрудная вода, тогда все, масоны, либералы и олигархи, — с удивлением увидят, что объединение произошло не по классовому, не по сословному, не по идеологическому, и даже не по конфессиональному признаку, а только по двум: патриотическому и национальному. И эти два начала будет объединять начало третье — "мистическое"— Русскiй Духъ. Дай, Бог, чтобы в Духе этом Русском преобладало Православное его начало, которое и есть Альфа и Омега России.
Да, весна... Три Русских воина в камуфляже перед станцией метро "Улица Подбельского" поют песню "Любэ" об ивах и туманах. Поют, что: “Ждёт Севастополь, ждёт Камчатка, ждёт Кронштадт, Помнит и ждёт земля родных своих ребят…”
А народ русский как убывал, так и убывает. Точнее — его убивают. "Реформами", так сказать. И все молчат. Евреи кричат о шести миллионах уничтоженных собратьев. Однако и этот крик станет совсем неслышен. Моторы американских танков, идущих по иракской земле, перекроют тонкий вопль "страдальцев".
Русские умирают молча. По миллиону в год. Если так пойдёт и далее, то скоро нас останется, как спартанцев. Триста человек... Вчера по радио "Свобода", где-то в час ночи, передали, что журнал "Форбс" опубликовал ежегодный список самых богатых людей мира. У нас в России резко растёт число миллиардеров, их, по данным "Форбс", уже — 17!
Когда-то все мы — художники, увлекались своим "внутренним миром", причем часто мир этот внутренний становился очень странным и причудливым, все более и более напоминая некоторые хари из Гойи, или разновеликие и как бы даже с двух разных лиц взятые страдающие глаза автопортрета Альбрехта Дюрера. Однако мы все варились в одном "экзистенциальном котле", и жизнь многих из нас действительно была бытием тружеников овощебазы, или, выражаясь поэтическим языком Мартина Хайдеггера, "Бытием-К-Смерти". Но вот, по приказу Римского клуба, наступила "перестройка", затем пришла "демократия. И вот именно сейчас-то все и обнажилось. Жизнь наша вдруг обрела смысл. И у смысла этого появилось небесное измерение. Мы вдруг ясно поняли, мы вдруг почувствовали... дыхание войны. Причем проявления этой войны носили ярко выраженные религиозные формы. Те ритуальные убийства, которые произошли в сербском городе Вуковаре в 1992-м, если мне не изменяет память, очень напоминают то, что позже произошло на Косово. То же зверское изуверство, те же пытки, то же сжигание живьем, то же обезкровление, то же отрезание (отпиливание) голов также живьем.
Или же закалывание жертвы ритуальным мечом, как это было в случае с монахами Оптиной Пустыни... Особенно странным во всех этих убийствах было то, что они носили (и носят) характер религиозных жертвоприношений. Еще более странным было то, что в Вуковаре его совершали хорватские усташи, в Косово — албанские шиптары, а в Боснии — мусульмане-потурченцы. Странным же было то, что везде, независимо от географии, нации и религии, преступления эти носили форму человеческих жертвоприношений, ярко описанных в Ветхом Завете, когда людей разрезали, забивали, распиливали. Иные скажут: "Везде виноваты жиды!". Однако что-то очень уж много жидов получается — откуда столько? Поэтому мы более склонны думать, что убийства эти носят духовно-сатанинский характер. А тайные сатанисты-дьяволопоклонники есть в очень разных движениях: и у хорватских католиков, и у боснийских мусульман, и у албанских боевиков в Косово.
Именно против этих делателей тьмы, против Сатаны и его адептов и боролись такие люди, как Геннадий Новгородский, Иосиф Волоцкий, Царь Иоанн Васильевич Грозный, Император Павел Петрович Первый, Малюта Скуратов и его опричники, Старец Григорий Ефимович Распутин, о. Иоанн Кронштадский, о. Иоанн Восторгов, Владыка Феодор (Поздеевский), последние Оптинские старцы, Сергей Александрович Нилус, князь Николай Давыдович Жевахов и многие-многие другие Святые и Подвижники Православия на Руси. Сейчас против некоторых из них начинается открытая брань некоторых наших же очень известных церковных деятелей. Среди них в первых рядах о. Дмитрий Смирнов, преподаватель Духовной академии Алексей Ильич Осипов, выступающий на "Радонеже" Михаил Дунаев и многие-многие другие.
Некоторые (многие даже) остановились в растерянности и твердят: "Раскол, раскол!" и обвиняют других в сектанстве, в безумии, в бесновании. В одержимости даже обвиняют — "бесы, бесы, бесы!" — кричат. А настоящие бесы смотрят с удивленной радостью и потирают ручонки...
Между тем грядет 23 мая 2003 года, день рождения и одновременно день убиения (ритуального) воина Евгения Родионова, когда на деревенском кладбище под Подольском вокруг могилы с двумя скромными памятниками встанут хоругвеносцы и ветер раскроет новые Русские знамена с длинными откосами-косицами черного и чермного цветов, точно такие же, как были у Александра Невского, Дмитрия Донского и Благоверного Царя Иоанна Васильевича Грозного, лик которого в схимническом образе, не Иоанна уже, но смиренного Ионы, глянет вдруг на всех нас, стоящих внизу. На священников, монахов, простых верующих, солдат и офицеров, десантников и омоновцев, матерей, детей маленьких и старух древних. И впереди всех, рядом с красной, недавно написанной Хоругвеносцами иконой воина Евгения, с которой смотрит он совсем живой, спокойным и радостным взором — будет, как всегда немного опустив голову, с глазами устремленными куда-то в глубь себя, туда, куда не может проникнуть уже ни один человек — а только Бог Един, Господь наш Иисус Христос — будет стоять простая скромная женщина, мать Воина-Мученика Евгения Любовь Васильевна Родионова, и все мы вдруг, забыв вражду, забыв распри и споры, забыв все вообще земное, все мы, вслед за священниками, будем петь слова молебна уже прославленному Русскому Воину Евгению, который пойдет теперь впереди нас всех Крестным ходом по Святой Руси...И придем на Прохорово поле, там где ОГНЕННАЯ ДУГА горела, и где в небе были видны Ангелы и Архангелы, и дальше пойдем, и придем в Дивеево, и пойдем по канавке Преподобного Серафима, и сам огненный батюшка наш Серафим пойдет впереди, и отец Иероним из Санаксарского монастыря, и отец Николай с острова Залит, и Владыка Иоанн Санкт-Петербургский и Ладожский, и отец Кирилл (Павлов) будет идти — и тогда мы вдруг все — мертвые и живые, живые и мертвые, все вдруг узрим РОССИЮ во всей ее силе и полноте, и горизонт весь в огне и ясен нестерпимо! — и там, над Дивеево, среди облаков багряных, с Богомладенцем на руках посмотрит на нас образ Пресвятой Богородицы Казанской глазами скорбными и зовущими.
Готовы ли вы, люди русские?
Слышите ли дыхание грозное?
Дыхание багряное, дыхание новое и страшное?
Дыхание войны?..
И как один выдохнем: ГОТОВЫ!
