КРАСНЫЙ РЕВАНШ

1(476)
Date: 30-12-2002
Author: Николай Анисин
КРАСНЫЙ РЕВАНШ (Судьба оппозиции в 2003-м)
Замок на Охотном ряду был мозговым центром Советской империи. Высшие ее чины на Старой площади и в Кремле лишь заказывали и утверждали музыку. А писали ее, распределяя потоки денег и ресурсов, здесь — за сумрачными стенами Госплана на Охотном.
Нынешняя хозяйка замка — Государственная дума — социально-экономическую музыку не сотворяет, а исполняет роль своего рода художественного совета: эти ноты узаконить, те — отклонить. Все решения Госдумы зависят исключительно от того, у кого в ней больше голосов — у Труда или у Капитала. Чьи ноты депутатскому большинству дороже сегодня — известно. А чьи — будут завтра?
Новые выборы в Госдуму в Новом году на первый взгляд — событие отнюдь не поворотное. В России по-прежнему президентская, а не парламентская республика, и обновление депутатского состава автоматически не ведет к изменению курса страны.
Все так. Если следовать формальной логике. Если же трезво взглянуть на реальные факты нашего бытия, то не миновать вывода: битва партий Труда и Капитала за мандаты на Охотном в 2003-м столь же судьбоносна для России, как и баталия законодателей с исполнительной властью в 1993-м.
Оглянемся назад на десять лет.
Верховная власть в стране де-юре принадлежит Съезду народных депутатов. Де-факто — она в руках президента Ельцина. Его депутаты наделили дополнительными полномочиями, и он может править по принципу — что хочу, то ворочу. И таковым образом правит.
Политика Ельцина все меньше и меньше устраивает депутатов, большинство из которых не заседает в Верховном Совете, а живет среди народа и слышит вопли его недовольства происходящим в стране.
В начале 1993-го на Съезде депутатов ставится вопрос о вынесении Ельцину недоверия. Голосов за импичмент ему чуть не хватило. Но выпады депутатов против Ельцина на фоне растущего народного возмущения его политикой не прекратились, а усилились. Общественное мнение в стране мало-помалу принимает сторону Съезда депутатов и Верховного Совета. В полном соответствии с законом отставка Ельцина могла бы стать и стала бы явью, если бы он в сентябре 1993-го незаконно не перечеркнул Конституцию, а в октябре силой оружия не расправился с высшим органом власти в стране.
Расстрел Дома Советов произошел в ходе, казалось бы, вполне цивилизованного противоборства президента и парламента. Но почему оно обернулось варварской стрельбой из танков и обильным кровопролитием в центре Москвы? Ответ простой: потому что противоречия между двумя конфликтовавшими сторонами были непримиримыми.
Эти противоречия создал не Ельцин, а Горбачев. Он, генсек партии социальной справедливости и внепартийный президент с державным скипетром, сидел в политике на двух стульях. На одном стуле Горбачев возвещал о необходимости социализма с человеческим лицом и прибавлении благ для всех и каждого, на другом — зажигал зеленый свет для кооперативов и совместных советско-иностранных предприятий, для коммерческих банков и бирж, через которые отдельные приближенные к власти граждане могли легко обогащаться, умыкая для себя предназначенное для всех.
Все почти самые крупные ныне финансово-промышленные группы зародились в пору горбачевской перестройки. Богатые при Горбачеве успешно богатели, бедные удачно беднели. Но первые в нем, талдычившем о всеобщем благе генсеке, не видели гаранта их дальнейшего процветания, вторые от него — и как от генсека, и как от президента получали только кукиш с маслом. Поэтому Горбачев стал не нужен ни тем, ни другим, и всего лишь пинком под зад был вышиблен из Кремля.
Ельцин не стал уподобляться Горбачеву и решительно отказался угождать всем. Введя неконтролируемые цены и дав добро на халявную приватизацию, он тем самым внятно заявил спекулятивной буржуазии, бандитским группировкам, тузам-хозяйственникам и чиновничеству: вам обогащаться не только можно, но и нужно — хватайте все, что сумеете схватить. Остальных оголодите, не беда — построение рынка частных капиталов требует жертв.
В западных странах, как известно, деньги делают власть. У нас же исполнительная власть в лице Ельцина и назначаемых им чиновников сама взялась изготовлять капиталистов и добровольно себя поставила на службу их интересам. В результате стал образовываться симбиоз президента, правительства и денежных мешков, который можно назвать Капиталом с большой буквы.
Курс Ельцина был курсом на нищету абсолютного большинства граждан, на подрыв экономического потенциала страны и на превращение ее в сырьевой придаток Запада. Пытаясь сместить Ельцина, Съезд депутатов пытался изменить этот курс, и их противоборство являлось, по сути, схваткой между двуединым Капиталом и Трудом. Капитал не погнушался пролить кровь, люди же Труда, сбитые с толку продажной пропагандой, в пик схватки массовой поддержки парламенту не оказали: что имеем не храним, потерявши плачем.
Победа Капитала в октябре 1993-го полностью развязала ему руки. По новой Конституции, жульническим способом принятой черед два месяца после расстрела Дома Советов, новый парламент — Госдума и Совет Федерации — не мог влиять ни на расстановку кадров в правительстве, ни на распродажу госсобственности. Все развитие страны стала определять только исполнительная власть — составная часть Капитала.
Десять лет мы живем под диктовку Капитала, и десять лет ежегодно число наших граждан сокращается почти на миллион человек. Сокращается прежде всего от царящей в обществе вопиющей социальной несправедливости: кучка семей, захватившая главные богатства России, купается в роскоши, миллионы семей не имеют минимума денег на хлеб и лекарства.
Десять лет Капитал правит бал в стране, и десять лет она шаг за шагом уверенно обретает статус сырьевого придатка семерки развитых стран: доходы от русской нефти, русского газа, русских металлов и русского леса оседают на Западе как беспроцентные кредиты его экономике, наша же экономика теряет самые высокотехнологичные отрасли из-за острого дефицита кредитов с щадящими процентами.
Капитал, то есть исполнительная власть плюс денежные мешки, мог достигать необходимых ему целей без власти законодательной. Но ради создания видимости демократии и прикрытия своей диктатуры он предусмотрел в Конституции малополномочный парламент.
Представим на минуту, что на выборах в Госдуму в 1996-м или в 1999-м абсолютное большинство депутатских мандатов получили представители Труда. Смогли бы они при кастрированном парламентаризме изменить социально-экономический курс Капитала? Увы, нет, ибо согласно ельцинской Конституции у думских депутатов нет правовых рычагов перекроить состав исполнительной власти и поставить ее под свой контроль. Так почему же сейчас, в 2003-м, вопрос о главенстве в Госдуме Капитала или Труда стал вопросом о качественно ином состоянии страны?
В тридцатые годы ХХ века у нас в стране в ходу было выражение: социализм в СССР победил в основном, но не окончательно. На третьем году ХХI века компрадорский капитализм в России тоже победил и тоже в основном, а не окончательно. Необходимо еще разорвать и раздать в частные руки энергетические монополии, железнодорожный транспорт и жилищно-коммунальное хозяйство. Произойдет это, можно будет додушить индустрию страны и сдирать с ее граждан три шкуры через тарифы ЖКХ и цены на грузовые и пассажирские перевозки.
Окончательная победа компрадорского капитализма в России требует соответствующих законов и, следовательно, победы кандидатов Капитала на грядущих выборах в Госдуму. Возьмут они верх — новый страшный виток нищеты нам обеспечен.
Год 2003-й может стать таким же трагическим для страны, как и год 1993-й. Но может он сделаться и годом надежд. Все зависит от того, кто и как в выборной кампании будет противостоять исполнительной власти и компрадорским денежным мешкам.
Нынешняя реальная оппозиция Капиталу — это прежде всего Компартия РФ и под ее крылом входящие в Народно-патриотический союз России малые некоммунистические партии-движения и отдельные люди, для которых неприемлема политика ни при Горбачеве, ни при Ельцине, ни при Путине. Свидетельство о рождении НПСР получил осенью 1996-го. И с той осени каким он был, таким по сей день и остался — и по количеству членов, и качеству деятельности. Короче говоря, самый боеспособный отряд оппозиции компрадорскому Капиталу впал в застой. Почему?
Поэт Маяковский некогда изготовил агитку:

Антанта признавала Юденича,
Антанта признавала Деникина,
Антанта признавала Врангеля.
Больше Антанте ничего не осталось знать,
Кроме как дурой себя признать.

Лидеры, составляющие ныне костяк руководства родного нам Народно-патриотического союза, в свое время посадили в кресло председателя Госдумы бывшего завкафедрой механизации животноводческих ферм Волгоградского сельхозинститута Ивана Рыбкина. Он так славно поруководил Госдумой от лица оппозиции, что ненавистный ей Ельцин наградил его весьма видным постом секретаря Совета безопасности.
Тогда же, в 1994-м, наши лидеры заместителем Рыбкина в Госдуме сделали профессора-юриста Валентина Ковалева. Он не менее замечательно, чем Рыбкин, работал в интересах оппозиции, и Ельцин одарил его должностью министра юстиции, который ему пришлось оставить после заснятия его на пленку в бандитской бане с проститутками.
Чуть позже наши же лидеры завели роман с плодовитым писателем и издателем, книги которого никто не покупал, Алексеем Подберезкиным. Его они в 1995-м превратили в депутата Госдумы, в 1996-м в сопредседателя Народно-патриотического союза и создали ему ничем не заслуженную им известность. А он в 1999-м выступил на выборах в Госдуму с собственным избирательным объединением и отнял у Союза патриотов добрый процент голосов.
Вместе с Подберезкиным любезные нам лидеры произвели в депутаты Госдумы в 1995-м не комсомолку, не спортсменку, не красавицу, а девицу с формами Виктора Черномырдина, называвшуюся главой Союза студентов России — Дарью Митину. Она в знак признательности за депутатский мандат от Компартии вылила на ее фракцию в Госдуме в канун очередных думских выборов в 1999-го больше грязи, чем добрый десяток демократических политиков вместе взятых.
И, наконец, рухнул СССР, а главная его газета — "Правда" — осталась. Бразды правления в ней достались непишущему журналисту Геннадию Селезневу. "Правда" — это всесветная известность и жутко дорогая торговая марка. Но Селезнев достоянием газеты так распорядился, что обнищавший коллектив правдистов попросил его с поста главного редактора. Ему, журналисту без пера, светило полное забвение. Но он зачем то понадобился нашим лидерам. Им и только им Селезнев обязан постом председателя Госдумы. Но теперь они от него узнали, что служебные блага ему дороже партбилета.
Обилие перебежчиков из оппозиции — явление не случайное. И в том вина не только наших лидеров. Мы все с ними вместе признавали Рыбкина с Ковалевым, мы признавали Подберезкина с Митиной, мы признавали Селезнева. И нам ничего не осталось знать, кроме как потерю здравого смысла в себе признать.
Когда коммунист Юрий Маслюков был первым вице-премьером в правительстве Примакова его пресс-секретарь Антон Суриков опубликовал у нас в "Завтра" крутую антиельцинскую статью. Бдительный Евгений Киселев ее засек и немедля донес о ней в Кремль через НТВ: надо принимать меры против вице-премьера с таким приближенным к его телу сотрудником-писателем. Маслюков на донос отреагировал весьма своеобразно — он не только не уволил Сурикова, но через него пригласил с собой в поездку по оборонным заводам Ижевска двух корреспондентов "Завтра".
Почему Юрий Дмитриевич Маслюков не убоялся гнева Ельцина? Да потому, что он, Маслюков, бывший председатель Госплана СССР — крупная фигура в финансово-промышленном мире России. Юрий Дмитриевич может быть вице-премьером или председателем думского комитета, может не быть ни тем, ни другим и все равно его знания и опыт будут востребованы в серьезных экономических структурах. Ну а кому нужны без высоких постов спец по механизации животноводческих ферм Рыбкин и угробивший знаменитую газету непишущий журналист Селезнев?
Неудачники, профессионально не состоявшиеся до прихода в политику люди должны долго-долго ходить у нас в рядовых. Начнем мы выдвигать на первые роли в оппозиции преуспевающих в экономике, науке, культуре — о предательствах забудем, об успехах поговорим.
Как-то я пришел на пресс-конференцию к нашим лидерам и задал второму лицу в Компартии Валентину Купцову такой вопрос:
— В КПСС было принято партбилет №1 выписывать товарищу Ленину, который основал Советское государство, а товарищ Сталин трудами, умом и волей отстроил и передал вам и мне величайшую в мире державу. КПРФ — преемница КПСС. Так не хотите ли вы, как председатель оргкомитета очередного съезда Компартии, предложить съезду восстановить историческую справедливость и партбилет № 1 выписать на имя товарища Сталина?
Валентин Александрович, оглядев нацеленные на него телекамеры, слегка, мелкими пятнами на румяном лице, побелел, но твердым голосом изрек:
— Отношение к товарищу Сталину наша партия определила на ХХ съезде КПСС.
Суду все ясно. Валентин Купцов — природный русский крестьянин и, стало быть, основательный человек. Карьеру свою он начинал заведующим избой-читальней. Любовь к чтению, надо полагать, Валентин Александрович не утратил ни тогда, когда при Брежневе возглавил родную Вологодскую область, ни тогда, когда при Горбачеве его избрали секретарем ЦК КПСС. Образованному крестьянину Купцову противопоказано быть последователем троцкиста Хрущева и сыном похабного ХХ съезда.
Все-то Валентин Александрович знает. Знает и истинную роль Сталина в нашей истории. Знает и почему решено было завалить мусором его могилу. Знает он и то, что ветер нашей же истории этот мусор развеет — каждый год выходят десятки книг, развенчивающие миф о сталинской тирании, повлекшей якобы миллионы невинных жертв. Но пока сей миф из массового общественного сознания не выветрен, Купцов и с ним многие наши соратники предпочитают прикидываться троцкистами.
Нам комфортней жить не вызывая за правду огонь на себя, и мы фальшивим. А кто не тверд в истине, тот не угоден и Богу, и людям.
Мы не рискуем вырваться из запретных догм и сокрушаем то, что безопасно сокрушать, но абсурдно.
Залы наших съездов украшает модернизированный символ Труда — серп с молотом на фоне книги. Добавив книгу к традиционному символу мы, оппозиция, тем самым говорим, что ныне желаем служить как крестьянам с рабочими, так и интеллигенции. Но она-то, родимая, сегодня все больше трудится не с книгой, а с компьютером. Раскланиваясь перед интеллигенцией, мы и свое расположение военным не можем не выказать. Выходит, символом оппозиции должна стать композиция — серп, молот, клавиатура компьютера и автомат Калашникова?
Вписывать нечто в каноническую икону — грех, исправлять на свой лад классические произведения искусства — аморально, переделывать политические символы политически же нерентабельно. Серп и молот на гербе СССР и красных знаменах в лучшие советские времена объединяли все наше общество. Их принимали и академики с профессорами, и маршалы с генералами. И не надо нам угодничества в выверенных историей символах: русский человек ценит сильных, а заискивающих перед ним презирает.
После Великой Отечественной миллионы людей в нашей стране могли покупать у государства патент и заниматься индивидуальной трудовой деятельностью. Гражданский кодекс 1949 года разрешил в частном производстве использовать наемных рабочих. В 1952 году товарищ Сталин, оставив за собой пост Председателя Совета Министров, отказался от поста Генерального секретаря ЦК. Это было первым шагом по отделению государства от партии и устранению ставшего не нужным дублирования в управлении.
Сталин понимал, что созданная им административно-командная система свое дело сделала и ее надо реформировать. Но этого не поняли или не захотели понять пришедшие к власти после его смерти замаскированные троцкисты. Великого вождя они взялись оплевывать, а его систему, которая его же самого уже не устраивала, законсервировали.
Некоторое время сталинская система еще по инерции работала эффективно, а потом стала давать сбои. Под тупым всевластием хрущевской, брежневской и горбачевской КПСС у нас творилась тьма глупостей. Миллионы наших граждан их помнят и само словосочетание — Коммунистическая партия — вызывает у них аллергию. Стало быть, чтобы привлечь на свою сторону всех недовольных нынешним режимом избирателей оппозиция должна состоять из двух отрядов — коммунистического и национального.
Евреи и чеченцы, армяне и азербайджанцы объединены по крови. У русских племенной солидарности нет и нас по одиночке может сегодня душить община любой малой народности. Кто в оппозиции рявкнет, что русские являются самой униженной нацией России? Кого в ней русские захотят услышать? Какие качества русского политика-патриота в цене у русских избирателей?
Для ответов на эти вопросы времени осталось немного. Но оно все-таки есть.
Вспомним как действовали на последних думских выборах политтехнологи Кремля. Лужкова они объявили убийцей, Примакова — калекой и их избирательный блок сдох. Кабинетного полковника Путина кремлевские повара политики превратили в Наполеона — покорителя Чечни, привязали его к серым людишкам из наспех сколоченного "Единства" и оно заняло второе место в гонке.
Выборы — это война. Хоть и бескровная. А в войне выигрывает тот, кто способен воевать и по всем известным правилам, и вообще без правил. Победителей не судят.
Наши шансы на победу зависят не столько от количества у нас сил и средств, сколько от того, как мы их используем. И если в 2003-м мы продемонстрируем дефицит ума и воли, нам придется уходить с политической сцены. Наше поражение на думских выборах предопределяет наше поражение на выборах президентских. А это будет означать, что мы — нынешняя оппозиция — народу больше не нужны. Но есть ли у нас порох в пороховницах?
— Коммунисты двинулись от стен Сталинграда!
— Геннадий Зюганов начал Сталинградскую битву!
— Волгоград пережил нашествие коммунистов!
Это заголовки либеральных газет, рассказавших об отчете перед избирателями думской фракции КПРФ в городе Сталина. Переполох в кругах либералов сей отчет наделал не яркими фактами проделанной фракцией работы. И не тем, что крупнейшие коллективы Сталинграда смогли убедиться: экономическая программа Компартии гораздо предпочтительнее для них, чем программа действующей власти.
Красной нитью во всех выступлениях коммунистов на Волге проходило:
— Доходы кучки олигархов вернуть народу, природная рента должна принадлежать всем гражданам России.
В Сталинграде Компартия впервые заявила себя как партия красного реванша. А народ наш весьма не прочь взять реванш за неправедно отнятые у него богатства.