Я никогда не нашeл бы времени размышлять и тем более писать о столь ничтожных вещах, как попсовая музыка, российское дерьмовое телевидение или мусорская газета "Московская правда", если бы не попал в спецтюрьму, в мир тишины и фактического одиночества. Ожидая в течение долгих месяцев в камере Лефортово, российской Бастилии, пока коварные иезуиты-следователи нароют на меня материал, я вначале написал о своих чувственных пристрастиях к гениям человечества ("Священные монстры"), затем маниакально увеличил свои прошлые мгновения счастья ("Книга Воды"). Далее я написал проект "Очертания будущего", а затем набросал историю НБП, она же моя политическая биография. Затем я написал пьесу. И мне стало не о чем писать. А писать было нужно, иначе мне пришлось бы лицом к лицу ежедневно жить с одиночеством спецтюрьмы. Вот в этот отчаянный момент я и бросился к предметам ничтожным, но доступным. К презренным, можно сказать, предметам: к радиостанциям, к единственной доступной нам в тюрьме газете, к телевидению, когда мне принесли телевизор. За неимением людей я сделал их действующими лицами моей трагедии. Они-таки являются полноценными, но недействующими лицами, участниками жизни.В т
юрьме я вынужденно слушаю радио. Оно вделано у нас в стену над дверью камер и управляется с пульта нашими тюремщиками. Таким образом, мы идеальные радиослушатели, убежать никуда не можем, и что дают, то и потребляем вынужденно. Поскольку своих событий в тюремной жизни нет (ну разве что эпохальные события типа: отныне, насмотревшись на омовения пленных чеченцев-мусульман, я стал подмываться из бутылки на дальняке), то ищешь событий вовне. От подъема до отбоя, то есть с шести утра до десяти часов вечера, обыкновенно нам подают меню из как минимум четырех радиостанций, каждая вещает часа по четыре. Правда, сплошь и рядом наши тюремные стражи отходят от меню и могут внепланово гнобить нас, например, каким-нибудь "Авторадио" часов десять подряд и лишь к вечеру включат "Маяк". Или за день заставят нас прослушать музыкальный мусор шести, восьми или десяти радиостанций. Но в основ-ном меню соблюдается.
Самая зачуханная и отвратительная радиостанция — это "Европа Плюс". Выхваляясь тем, что ее слушают в 560 городах России (несчастные города!), "Европа Плюс" на самом деле — пункт прокручивания одних и тех же занудных зарубежных и русских мелодий. Я пытался понять, записаны ли они у "Европы Плюс" заранее, блоками, и пришел к выводу, что "да". В течение нескольких часов песни не только повторяются, но звучат в третий и четвертый раз в том же порядке. Пара заунывных итальянских мелодий, пара мелодий "Джипси Кинге" (не самое худшее в репертуаре), несколько полудурковатых мутных голосов, причмокивающих речитативом, что они "dot Sacna", звучат трижды или четырежды и всякий раз в той же последовательности. То есть налицо блоки-"мосты" мелодий. Новости практически отсутствуют. Трудно понять, который час и что за страна у нас. Вдруг объявляется "семнадцать часов" и втыкается дебильный какой-нибудь синкопический пульс, годный для лечебной гимнастики. Новости на "Европе Плюс" все-таки есть, но новостная программа у них (лавэ, что ли, у них нет?) звучит один раз в несколько часов и можно ее так и не дождаться. Песенки на "Европе Плюс" захудало-прокаженные, и слушая их, представляешь низкорослую жопатую американку в блестящем розовом спортивном костюме, выполняю-щую упражнения Аэробике. Ритмы "Европы Плюс" за-худало-параноидальные, танцевально-визгливые. Синкопы взвинчивают бедный мозг заключенного и побуждают к самому банальному безумию, какое есть в словаре психиатров. Хочется намазать рожу пшенной кашей, нет, перловой, чтоб погаже, да так и сидеть, высунув язык. Совершенно непонятно, где предполагается слушать репертуар радио "Европа Плюс", в каком положении,— нарезая салаты, передвигая мебель, ожидая приема у доктора? Танцевать под эти синкопы немыслимо: они слишком истеричны. Музыка нечистая.
"Авторадио" недалеко ушло от "Европы Плюс". С той разницей, что на нем звучит меньше иностран-ных гнусных песенок, а больше отечественных гнус-ных песенок. Новости так же редки, как щепотка мяса в тюремном супе. Вообще, что-либо связное и человеческое, сказанное человеческим тоном, на "Авторадио" так же тяжело услышать, как и на "Европе Плюс". По утрам компания придурковатых молодых людей лепечет бездарные глупости: девушка, проигравшая пари, заключенное по результатам футбольного матча, высовывалась из окна и приглашала прохожих зайти. Якобы изображая жрицу любви из квартала красных фонарей. Весь день такая станция может обходиться без людей. Засадил кассету сборной солянки и ушел гулять. Один тип может обслуживать две таких радиостанции, как "Авторадио" и "Европа Плюс". "Авторадио", правда, сообщает о пробках на улицах столицы. Я только что явился с прогулки, где звучала советская бравурная песня о городе на Неве, фальшиво и противно: "Авторадио" во всей красе.
Радио "Максимум" редко появляется в тюремном меню. Отличить его от "Европы Плюс" можно только утром. Тогда в передаче "Жаворонок" развязный диктор предается безудержному бесталанному словоблудию. Так, 24 августа диктор, он же диск-жокей, в течение целого часа опять и опять повторял текст о ремонте квартиры. Суть сводилась к следующему: девушки охотно сдирают обои своими коготками, а вот клеить обои не хотят. Так что пусть человеческая речь и присутствует на радио "Максимум", она нарочито дебильна. Диск-жокею говорить слушателям явно не о чем, потому эфир заполняется, в полном смысле слова, разговорами о погоде. Несколько часов уже температура стоит на +13°. "Как же так!"— сетует диск-жокей. Сколько полезных вещей можно было бы рассказать народу за этот час? Научить иностранному языку можно было бы, познакомить с текстами Селина или Сада, или Жана Жене. Прочесть главы из книги Льва Гумилева.
"Русское Радио" — особый случай. Это "Московский Комсомолец" эфира. Звезды — русские пряники — вульгарные охломоны Пряников и Чижов. Первый сально подшучивает над последним. Из шуточек воссоздается облик этакого грязноватого толстенького лоха-инспектора Коломбо эфира. На "Русском Радио" преобладают сперматозоидные песенки для тинейджеров, погруженных в мечты, как бы перепихнуться, одновременно с выяснением, как же это делается. "Ты" и "я" — герои этих песенок. "Любовь, как я тебя ждала-а-а!"— воет телка. "Перепишу любовь и жизнь начну я снова без тебя",— воет другая. Телкам есть о чем выть интенсивно, максимум через 15 лет на них погано будет смотреть, они торопятся. Будучи половозрелым и сексуально озабоченным зэком, сидящим на шконке в Лефортово государственным преступником, я вынужденно много думаю о "Русском Радио" и его певицах. Певицы эти поют на самом деле своим половым органом, у большинства певиц он толстый и ленивый, но есть несколько экземпляров и с сучьим тонким органом. Те, что с сучьим органом, должен признать, достают-таки нервы зэка, связанные с его мошонкой, и некоторое время с успехом мандолинят на них, вызывая в памяти крупным планом интимную анатомию последней любимой девушки. Это не значит, что певицы — большие мастера вокала или что песня — шедевр. Их успех у нас объясняется особыми тюремными условиями — мужчины без женщин склонны к нервной порнографической ревности. Песни про "ты" и "я" болезненно ху...т по нашим нервам и яйцам. Невозможность соития ("коитус") болезненно разрушает нас.
Группа "Руки вверх" может быть философски на-звана "Апофеозом беспочвенности", а если отвлечься от философии, то весь репертуар этих тридцатилетних развлекателей — песни для телок допризывного возраста из касты "шудр". "И целуй меня везде / Воcемнадцать мне уже!"— действует в тюрьме, как огромный рисунок женского органа в туалете. Когда я только заехал на тюрьму, я посчитал "Русское Радио" худшей из радиостанций. Постепенно мое мнение изменилось. "Европа Плюс", "Авторадио", радио "Максимум" — много хуже, несравнимо хуже.
"Русское Радио" даже претендует на обыватель-скую философичность. Так, в рубрике "Реклама" можно услышать сентенции вроде: "А я дзюдо любил и до!" Чем не шедевр! Или: "98 процентов солдат мечтает попасть на гражданку, а два процента на гражданина!" Тоже шедевр пошлости. Такую передачу "Русского Радио", как "Мирись, мирись, и больше не дерись!", я готов даже признать социологически полезным прощупыванием нашего общества. В этом прощупывании, правда, российское общество предстает как крайне дебильное, населенное Максимами и Наташами, допытывающимися друг у друга: "Наташ, ну скажи, ты меня ведь любишь. Давай завтра поедем в Крым, но без тещи". Так и хочется воскликнуть, повторяя слова Константина Леонтьева: "Неужели ученых сжигали на кострах, поэты страдали... Александр в крылатом ка-ком-нибудь шлеме переходил Граник", чтобы свинская семья на "Русском Радио", поплевывая семечки, употребляла свой словарный запас в 500 слов и хрюкала? Из рубрики "Мирись, мирись..." неизбежно следует мрачный вывод: нашу страну населяют коровы в штанах и юбках (быки крайне редки, они все в тюрьмах), лениво роняющие на ходу лепешки дерьма. На "Русском Радио" Пряников подшучивает над Чижовым, употребляя шуточки ниже пояса штанов. Звучат песенки вроде: "Девчонки полюбили не меня/ Девчонки полюбили трубача/ А у трубача/ Трубка горяча/ А я понимаю, что я пролетаю". Во втором куплете "Девчонки, оказывается, полюбили "Брата-два"/ А я брата-два замочу едва" — вопит или вопиет солист. Этакие вопли таракана-обывателя. Песенка для слизняков у корыта. На тюрьме, кстати, тараканов называют "стасиками". Эй, "стасики" с "Русского Радио"!
Насколько запущен наш народ, насколько у него вытоптали достоинство, высокие помыслы, было мне плохо видно на воле. Здесь, в тюрьме, слушая вынужденное радиоменю, я обнаружил, что мы нация гопников. Радио "Маяк" при всей нафталинной своей старомодности (убыстренные и энергичные новые позывные дела не меняют) и обилии футбола, и вообще советского спорта, в программе, все же человечнее. По-старомодному. За счет человеческой связной речи. Конечно, рассчитано оно на библиотекарей и бюджетников среднего возраста, вероятнее всего. Однако новости "Маяка" слушать можно. Пару раз я даже услышал о себе. Получасовые новости лучше часовых, они менее официозны, и даже тюремное сердце вдруг вздрогнет, услышав о новой перипетии в судьбе лефортовских соседей Радуева, или Быкова, или Моисеева. Если у попсовых станций "Европы Плюс", "Авторадио" или "Русского Радио" вся их культура — это их грязные мутные музыкальные шумы (впрочем, на "Русском Радио" есть рубрика "Людям о людях"; почему-то она базируется на интернетовских текстах желтой английской газеты "Сан"), то у "Маяка" культура — ретро-советская. В гостиной "Маяка" звезды, малоизвестные режиссеры и другие перцы культуры, разглагольствуют ежевечерне о том, как им тяжело жить в искусстве. Все это вызывает улыбку у заключенного.
Самое качественное радио в РФ — бесспорно, "Эхо Москвы". У них самый лучший информационный блок. Новостная информация выбрасывается каждые 15 минут и обновляется. Хотелось бы большей широты охвата информации новостей, а не только московских новостей и сообщений о мертвой подлодке "Курск", которой нам зае..ли мозги. Чрезмерно много погоды втиснуто на "Эхе" в один час вещания, так и чувствуешь после на коже все эти градусы и влажности. К сожалению, самая прелесть "Эха Москвы" — их быстрые и четкие интервью с интересными собеседниками — нам в тюрьме недоступна. В Лефортово "Эхо" врубают обыкновенно ранним утром, а интервью свои "Эхо" проводит во второй половине дня.
У "Эха" есть еще недостаток — некоторый перекос в сторону классической русской интеллигентской культуры. Упрек можно выразить одной фразой из шлягера 60-х годов: "Много у нас диковин. / Каждый мудак Бетховен". Приглашаются во множестве захудалые вымученные режиссеры и дирижеры. Пылкий Вартафтик в паре с чопорным стариком с азербайджанской фамилией воспевают консерваторские нравы. Нафталином несет от гитаристки Натэллы Болтенской: она похожа на сонную Новеллу Матвееву, она еще вдобавок и сотрудница радиостанции. Короче, старомодной сыростью попахивают их культурные вкусы. Но если "Маяк" старомоден по-советски, то "Эхо" старомодно по-диссидентски. За Мандельштама, за Бродского или театр — глотку перегрызут. Но все это можно простить хотя бы только за то, что люди на "Эхе" общаются, вступают в дискуссии, возражают друг другу, у них есть мнения. Тогда как на подавляющем большинстве радиостанций преобладает обезьяний музыкальный шум, лоботомирующий российское общество. И без того неумное и ограниченное.
Радио "Россия" я слышал у нас на тюрьме (это у нас внутри так говорят, а не авторская неграмотность),— я слышал лишь пару раз. Радио "Россия" можно отнести к категории все еще советских радиостанций. Так, в провинциальных городах или на окраине Москвы остались еще реликтовые советские продмаги. В советских продмагах и радиостанциях есть своя прелесть, однако они полная противоположность таким ра-диостанциям, как "Европа Плюс". На них говорят, но скучно, плаксиво, с лживым пафосом читают дерьмо-вые стихи. Опять появились на ретростанциях цифры достижений: гектары вспаханных земель, яйценоскость и удойность,— верный признак того, что мы живем при режиме Реставрации, во второй серии Совдепа. Яйценоскость и вспаханные гектары в одном случае и синкопическая утомляющая потная музыка аэробике в другом — одинаково не то, что нужно. Хочется услышать умные, страстные и честные разговоры внутри общества. Даже "Эхо Москвы" слишком стерильно и чистоплюйственно, ангажировано на стороне приличной жизни. Мир страданий, в котором ежедневно живет тюрьма, смотрит на репродуктор над стальной дверью, как на придурка или педика Шуру. Мужской радиостанции в России не существует. "Русское Радио" путает мужественность с толщиной брюха и с пивом...
