46(469)
Date: 12-11-2002
Author: Владимир Бушин
ПИР ПОБЕДИТЕЛЕЙ
Об этом не было ни слова по телевидению. Об этом не писали газеты, за исключением одной — "Аргументы и факты". Когда я рассказал об этом Александру Проханову, то он, человек хорошо осведомленный и немало на своем веку повидавший, не поверил: "Мало ли что могут написать! Тут еще надо смотреть да смотреть".
Так вот, в безномерном спецвыпуске "АиФ", подписанном в печать 28 октября ровно в полдень, напечатаны два репортажа специального корреспондента газеты Владимира Сварцевича. Он во время событий 23-26 октября на Дубровке "все время находился рядом с бойцами секретных подразделений Центра специального назначения ФСБ, которые 26 штурмовали Дворец культуры. Первый репортаж на 2-й и 3-й страницах: "Спецназ ФСБ шел на верную смерть" — обстоятельный рассказ по часам, а порой и по минутам об этих событиях. Но я поведу речь о втором, всего в 75 строк репортаже, упрятанном на 14-й странице.
Так вот: "…великолепие Екатерининского зала. Президентский стол выглядел небедно: всевозможные закуски, фирменные жюльены, семга, осетрина и, конечно, икра! — непременно черная и красная. Горой лежали фрукты и сладости... Удивила фирменная фронтовая закуска — сало, как и икра, двух видов. Под "Гжелку" и "Столичную" оно уходило на "ура". Кремлевские официанты едва успевали подносить новые порции…".
Что это такое и когда происходит? Это правительственный прием в Кремле 27 октября. Как?.. Еще жертвы террора лежат в моргах, еще ни один из 120 не предан земле, еще бьются в слезах и седеют от пережитого осиротевшие отцы и матери, жены и мужья, а тут — прием в царских палатах? Еще немотствуют от горя братья и сестры, друзья и знакомые, а тут — " с удовольствием смаковали французское вино, коньяки "Бастион" и "Лезгинка"?
Как это возможно в Кремле? Не "Московский" же это “комсомолец", который и в эти дни, и 26 октября, как всегда, печатал объявления своих проституток: "Lux досуг Страна грез. Массаж особый и ночи, полные огня"... Спокойно! Это пир победителей… "Рядом с президентом стояли подчиненные ему силовики: Николай Патрушев, Сергей Иванов, Борис Грызлов, Сергей Шойгу, Владимир Проничев и, конечно, Юрий Лужков; его можно считать силовиком в пиджаке; он был заместителем начальника Оперативного штаба… "Если это пир победителей, то почему же тут не было Ельцина, главного источника победы? Почему не стоит он у этого стола, не пьет коньяк и не жрет вместе со всеми осетрину? А Бурбулис, Черномырдин, Козырев, Грачев,— почему их, благодетелей, тоже не видно за столом победителей?.. И мне слышится тост за Путина! — восклицает кто-то. — Какую мудрость, какую выдержку он проявил в эти дни. Пятнадцать часов молчал! Другой бы на его месте, как этот Буш, например, 11 сентября, вылез бы через полчаса после удара по небоскребам на телеэкран и начал вякать: "Соотечественники! Я с вами. Мы сделаем все для благополучного разрешения ситуации" и тому подобное. Нет! Путин мудро и гордо молчал. Его выдержку можно сравнить только с выдержкой Горбачева в Фаросе: затаился и ждал, чья возьмет. За Путина! За президента! Ура! Выпили и закусили сальцем... И опять я словно в Екатерининском зале.
— Прокурор Устинов, Минздрав утверждает, что от огнестрельных ранений погибло только два или три человека, а остальные 117 отравились газом. Прокуратура же уверяет, что пули сразили 45 заложников. Кому верить?
— Минздрав брешет, Владимир Владимирович! Повторяю: от пуль террористов погибли 45 заложников.
— Я знаю, что уже давно никто не верит ни одному моему министру, но все-таки? — Лучше выпьем для ясности, — сказал военный министр Иванов. — За победу! Выпили. Закусили семгой.
— Генерал Патрушев, какие потери у спецназа?
— Ранены только два человека,
— Молодец! Готовь дырку в костюме для ордена "За заслуги перед Отечеством".
— Выпьем за любимую Родину. Ура! — крикнул еще один генерал. Опрокинули. Закусили севрюжкой.
— Юрий Михайлович? А сколько было карет "скорой помощи"?
— Докладываю, Владимир Владимирович, было задействовано 452 "скорых".
— Молодец! Готовь дырку для ордена "За заслуги перед человечеством".
— У меня тост! — радостно воскликнул Грызлов. — За Путина! Ура! Пропустили. Съели по жюльенчику.
…Другой журналист, находившийся утром 26-го в отделении реанимации 1-й Градской больницы, рассказывает: "О штурме сотрудники отделения узнали только из выпусков новостей и, естественно, никого к себе не ждали… В 9 утра к дверям отделения подъехал обычный "уазик" на 12 мест. Там друг на друге лежали 30 пострадавших, сваленные в одну кучу. Без движения, без огнестрельных ран... Сразу же выяснилось, что несколько человек погибли уже в машине. Но не от газа, а от того, что их задавили. В самом низу оказалась 13-летняя девочка. Эпикриз: раздавлена…".
А в Екатерининском зале? "В перерыве перед десертом офицеры, одетые в скромные штатские костюмы, сфотографировались на память с президентом". С президентом-победителем. А потом он что-то такое сострил на патриотическую тему и — "все захлопали и дружно рассмеялись". И снова тосты: "За победу!.. За Россию!.. За Путина!".
Вдруг в сей миг всеобщего пьяного ликования распахнулась дверь, и с мертвой девочкой на руках в Екатерининский зал вошел Сталин. Рядом с ним — вставший из мраморной могилы у Кремлевской стены — Неизвестный Солдат. Для других неизвестный, но Сталин-то сразу его узнал: это был Иван Иванов, колхозник из Сапожковского района Рязанской области. На плече у Ивана висел старомодный, но ныне безотказный автомат ППШ.
За столом произошло смятение: Шойгу подавился осетриной, Устинов почувствовал внезапную тяжесть в штанах, у Грызлова из обеих ноздрей потекла икра: из правой — черная, из левой — красная, Иванов упал в обморок, а Путин, в кризисные часы страдающий синдромом Горбачева, куда-то исчез, просто растворился на глазах…
— По какому случаю торжество? — спросил Сталин, подойдя к ломящемуся от яств столу. — Высадился советский человек на Марсе? Отменили по всей стране квартирную плату? Дали отпор американскому нападению на Ирак?
— Мы празднуем победу над террористами,— пропищал кто-то голосом Путина из-под стола.
— Что еще за террористы? Продолжатели дела Бориса Савинкова?
— Чеченцы одолели, товарищ Сталин. Три дня тому назад они ворвались во Дворец культуры Подшипникового завода, захватили 800 заложников, и вот мы чеченцев уничтожили, а заложников освободили. Великая победа!
Неизвестный Солдат Иван Иванов наклонился к уху Сталина и стал что-то шептать. Его могила была доступней, к ней часто в будни и праздники приходили люди в одиночку и группами, и, видимо, из их разговоров он был лучше осведомлен о том, что за эта годы произошло со страной. И вот теперь он рассказывал… Сталин выслушал и сказал пьяной бражке:
— Среди вас есть русские?
После долгой и тягостной тишины вдруг заговорил Лужков:
— Товарищ Сталин, я русский; в кепке хожу, как Владимир Ильич. За остальных не ручаюсь. Но во всяком случае все русскоязычные.
— Слушайте вы, русскоязычные, я оставил вам Родину, как цветущий сад, мы вывели ее на вершину могущества, славы и благоденствия, и что вы натворили с ней, выблядки!.. Да еще и развязали войну против своего народа, а с кучкой террористов валандаетесь. Или как лучше сказать?..
— Мудохаются! — подсказал Неизвестный Солдат Иван.
— …мудохаетесь в два раза дольше, чем длилась вся Великая Отечественная, когда мы сражались против всей Европы... Мои солдаты и генералы не впустили могучего, свирепого врага в Москву и Ленинград, вышибли его с Советской земли, а потом взяли с бою, освободили восемь иностранных столиц. А вы впустили врага в Москву, довели дело до сражения с ним здесь, и еще торжествуете победу! Вот что вы сделали с Родиной. Сталин протянул вперед руки, на которых покоилась мертвая девочка: — Вы задушили ее!
— Товарищ верховный главнокомандующий, надо с ними без суда и следствия, — сказал Неизвестный Солдат Иван и тронул рукой автомат.
— Нет, товарищ Иванов, они должны ответить перед судом народа. Кто тут у вас на месте Дзержинского?
Краснорожий от коньяка Патрушев, сильно смахивающий на носатого французского комика де Фюнеса, подбежал, вытянулся в струнку и гаркнул:
— Стало быть, я, Патрушев Николаша, генерал-полковник, так сказать!
В декабре 1934 года, на другой день после убийства Кирова, прибыв в Ленинград, Сталин в толпе встречавших его на вокзале разглядел начальника городского отдела НКВД генерала Медведя, подошел к нему и залепил оплеуху: "Болван!" Сейчас он повторил свой царственный жест по пьяной роже.
— А где глава правительства?
— Он в Мексике, товарищ Сталин!— пропищал Грызлов
— Кто его замещает?
— А у нас президент есть.
— Что? Откуда взялся? Где он?
Оказалось, что президент, так и не сумев преодолеть синдром Горбачева, забился под стол, не дышит.
Сталин передал тело девочки Ивану, достал из кармана мобильный телефон и набрал номер.
— Лаврентий! Они здесь, в Екатерининском зале. Упились, как скоты. Надо еще взять этого жирного хряка, развязавшего войну и получившего за это какой-то их высший орден, ну и остальных. Сообщи Андрею Януарьевичу. Надо готовить документы. А мы с товарищем Ивановым пока постережем их. Да они и сами на бровях далеко не уйдут. Один под столом даже не шевелится.
Сталин подошел к Ивану и погладил по голове девочку. И вдруг от этого прикосновение она очнулась, открыла глаза:
— Где я?
— Ты в Москве, дочка, в России, ты дома. Ничего, как только избавим страну от этих недоумков, так все постепенно и наладится, — ответил Сталин. А Неизвестный Солдат Иван Иванов, стоя навытяжку, молча плакал…
1.0x
