32(455)
Date: 06-08-2002
Author: Гейдар Джемаль
ИРАН ИДЕТ ГИБЕЛЬНЫМ ПУТЕМ СССР (Бюрократическая трансформация исламской революции)
Социально-политическая борьба сегодня вновь начинает опираться на религию — радикальная теология единобожия становится лозунгом мировой оппозиции глобализму. Несмотря на яростное сопротивление клерикалов и олигархов, рождается единый политический ислам, свободный от сектантских различий.
В борьбе между иранским президентом-либералом Мохаммадом Хатами и консерваторами-фундаменталистами, сосредоточившими в своих руках всю реальную власть в Исламской республике, произошел знаменательный эпизод, который может иметь далеко идущие последствия. Впервые после революции 1979 года в поддержку либеральных реформ выступил один из высших мусульманских иерархов страны — 76-летний аятолла Джалеледдин Тахери.
В открытом письме, вызвавшем в стране настоящий шок, аятолла заявил, что уходит в отставку с поста верховного имама города Исфахан — "в знак протеста против охватившей Иран волны коррупции на всех уровнях, хаоса, взяточничества, чудовищной пропасти между бедными и богатыми, растущего вмешательства духовенства и консерваторов во все сферы государствен- ной жизни". Виновными во всех бедах общества Тахери называет духовного лидера страны аятоллу Али Хаменеи и его окружение. Уже на следующий день об открытом письме аятоллы знала вся страна. В парламенте на эту тему прошли даже стихийные дебаты. При этом 125 депутатов из 290 открыто встали на сторону "вольнодумца". Подобного скандала в исламском Иране еще не было. Согласно законам страны, любая публичная критика духовного лидера считается государственным преступлением и карается самым беспощадным образом — вплоть до смертной казни. А тут на верховного имама покусился не какой-то безвестный студент, зараженный либеральными идеями, не бунтарь-журналист (расправиться с ними не составило бы труда— никто бы и не заметил), а убеленный сединами аятолла. Не просто аятолла, а ученик самого имама Хомейни — вождя и вдохновителя исламской революции.
После демонстративной отставки Тахери расклад политических сил в Иране изменился, стал гораздо сложнее. До сих пор все вроде бы вписывалось в определенную схему. Есть либерально настроенный президент, за которого на последних выборах проголосовало подавляющее большинство иранцев — человек популярный, харизматический, но лишенный реальных рычагов власти. Все эти рычаги — у клерикалов, контролирующих и армию, и полицию, и спецслужбы. Эти люди имеют возможность по поводу и без повода арестовать любого политика, чиновника или редактора газеты (пусть даже "провинившийся" человек — личный друг президента). Есть у Хатами и политический противовес — бывший президент Али-Акбар Хашеми-Рафсанджани. Когда-то он тоже считался либералом (но это на фоне совсем уж дремучих аятолл из хомейнистской "старой гвардии"). Сегодня же он — ставленник консервативного крыла.
Хашеми-Рафсанджани не скрывает, что на следующих выборах намерен выставить свою кандидатуру и сменить на посту главы государства "зашедшего слишком далеко" Хатами. До последнего времени казалось, что все высшее духовенство — за Хашеми-Рафсанджани, что Хатами для этих людей — однозначно неприемлемая фигура. Открытое письмо Тахери заставило по-другому взглянуть на вещи. Выяснилось, что даже среди аятолл наметился раскол. Если уж верховный имам одного из ключевых городов страны решается на мятеж, значит, в Иране действительно происходят серьезные перемены. Консерваторы во главе с духовным лидером Али Хаменеи медленно, но верно теряют почву под ногами.
Из зарубежных СМИ
Демонстративный уход со своего поста аятоллы Тахери подвел черту под целым периодом развития исламской революции в Иране, который во многих отношениях повторяет аналогичный путь, пройденный "великим Октябрем" в СССР. Революция 1979 года была для миллиардной общины мусульман мира событием, по своей значимости сравнимым, пожалуй, с такими вехами в истории ислама, как освобождение Иерусалима от крестоносцев или взятие османами Константинополя. В определенном смысле то, что произошло в Иране, даже превосходило возвращение Святой земли в лоно ислама или создание Османской империи, поскольку в этих случаях речь шла о цивилизационных этапах; исламская же революция в Иране претендовала на всемирно-исторический характер и должна была явиться поворотным моментом в судьбе всей уммы, а также в ее взаимоотношениях с неисламским миром.
Смысл исламской революции в Иране заключался не в том, что к власти пришли клерикалы, а в том, что впервые со времен Пророка (м.е.) ислам выступил как мировая политическая доктрина, ведущая к глобальному общественному переустройству. Недаром иранская революция неоднократно сравнивалась с Октябрем.
Октябрь проиграл потому, что народная воля и инициатива профессиональных революционеров была узурпирована "государственнической" бюрократией, свернувшей в своих корыстных корпоративных интересах всемирный проект. То же самое происходит и в Иране. Мы давно уже слышим от иранских деятелей призывы к политическому конформизму, сменившие радикальный язык первых лет революции, на том-де основании, что достижения 1979 года нуждаются в тщательной охране и защите от возможных внешнеполитических потрясений. На этом основании были свернуты программы поддержки революционных исламских (и неисламских) движений, которые осуществлялись во времена Хомейни. На этом основании было брошено, проигнорировано, предоставлено собственной судьбе множество искренних друзей Ирана, начиная с исламского движения Таджикистана. В этот список попадают также мусульманские активисты Азербайджана, Северного Кавказа, Алжира, Судана… Даже ливанская Хизбулла, союз которой с Тегераном кажется нерушимым, используется в качестве политического инструмента с "искусством" отбойного молотка. Тегеран делает все, чтобы не дать Хизбулле превратиться в самостоятельного политического субъекта на международной арене, оставляя ее только в жестких функциональных рамках регионального дестабилизирующего фактора.
В целом это такой же путь бюрократического предательства идеалов революции, который был уже пройден советским руководством и привел евразийскую сверхдержаву к геополитическому краху. Проблема в том, что когда под знаменем всемирного проекта к власти в "отдельно взятой стране" приходит национально и государственнически мыслящая бюрократия, она отказывается от рискованного содержания проекта, чтобы не подставлять собственные шкурные интересы, однако продолжает легитимизировать себя, сохраняя букву, форму, лозунг. Это фундаментальное противоречие в конечном счете оборачивается крушением той самой региональной системы, которую хотят оградить от конфликтов. Бюрократии, в конце концов, все равно приходится отказаться и от лозунгов, но уже ценой прямой политической капитуляции перед внешнеполитическими противниками.
Мы всегда были убеждены, что светская бюрократия на глубинном уровне связана с клерикализмом, является его порождением, а в отсутствии прямого и явного клерикального фактора — его заместителем. В Иране к власти пришел прямой клерикализм. Начать с того, что уже одно это фундаментально противоречит чистому исламу. Миссия пророков в пространстве священной истории человечества всегда заключалась в том, чтобы освободить потомков Адама от духовной и политической власти жрецов, узурпирующих богопознание. Все пророки приходили в времена тиранов, выражавших корпоративную волю соответствующего тем эпохам духовенства. После окончания земной миссии каждого из пророков духовенство всегда пыталось взять реванш, присваивая себе право интерпретировать послание, переданное пророком от Всевышнего.
В данном случае никто не может упрекнуть нас в противоречии с шиитской доктриной имамата. Однако мы решительно возражаем против ложной девиационной практики, установившейся в шиизме, особенно со времен Сафавидской династии, подспудно отождествлять принцип имамата с корпоративным авторитетом шиитского духовенства, подразумевая, что наставничество скрытого Махди (да ускорит Аллах его приход) осуществляется через муджтахидов (исламских ученых, имеющих право на самостоятельное суждение). Такая концепция, даже выраженная в самой косвенной затушеванной форме, подразумевает, что сокрытие Махди (да…) не является "великим", т.е. муджтахиды продолжают играть роль его наместников даже после того, как "малое сокрытие", допускавшее наместничество, окончилось.
Великая политическая доктрина "Вилояте-факих" (наместничество законоведа), с которой имам Хомейни мобилизовал широкие исламские массы шиитского Ирана и сверг шахский режим, не является учением, оправдывающим корпоративный клерикализм и тем более его господство над мусульманским обществом. Законовед, выступающий как носитель авторитета, возглавляющий исламский джамаат до явления ожидаемого Махди (да…), есть харизматическая фигура, уникальная в своем статусе, а не выборный ставленник корпорации. Другими словами, "наместничество законоведа" в полной мере относится к исторической роли самого аятоллы Хомейни и превращается в свою противоположность, когда его место занимают эпигоны. Как нельзя лучше это выразил сам имам, оставивший беспощадные слова о классе духовенства в своем политическом Завещании.
Высшим типом верующего в исламской традиции: как шиитской, так и сунитской ее версиях,— является мученик за веру, шахид. Ближе всего к нему стоит тот, кто еще жив, но готовится стать шахидом, т.е. является "ищущим очищения". Это исламский герой, воин во всех отношениях. Единственная корпорация, дозволенная Всевышним внутри джамаата,— это корпорация героев, воинов, стремящихся свидетельствовать свою веру мученической смертью. Это подтверждается словами Аллаха "Из верующих — мужи". Вот те люди, которым в исламском обществе до прихода ожидаемого Махди должна принадлежать политическая власть. Миллион этих людей лежит на самом большом военном кладбище мира Бехишти-захра под Тегераном. Это те, кто остановили голыми руками бронированные дивизии Саддама Хусейна, которых в то время бесперебойно снабжали самым современным оружием США, СССР, Франция на саудовские деньги и просто в долг. Это они своей кровью зажгли в сердцах сотен миллионов мусульман восторг веры, который не угас до сих пор. Но, кстати, это их, безоружных, без поддержки авиации, артиллерии, тыла бросали волнами в ночные атаки муллы, присвоившие себе функции стратегов. Кто знает, не с дальним ли прицелом обескровить иранское юношество, чтобы исламская революция превратилась в никому не опасный картонный плакат в кабинетах тегеранских бюрократов? И теперь на вопрос "Где же те силы, которые заставили взойти над миром солнце политического ислама?"— мы можем вслед за Хасаном аль-Басри мрачно сказать: "Знание в книгах, мусульмане в могилах".
Самое страшное в современной политической ситуации Ирана — это ее безвыходность, основанная на внутренней фальши. Дело в том, что для ислама одинаково неприемлем любой выбор между заданными противоборствующими сторонами. И так называемые "консерваторы", представляющие "партию власти", и так называемые "либералы-реформаторы", группирующиеся вокруг президента Хатеми,— являются врагами духа и буквы доктрины имама Хомейни, остающейся внутренним мотивом для всех, кто следует по его пути. Проблема, однако, в том, что эти подлинно исламские силы в Иране маргинализованы, выведены из игры, взяты под жесткий полицейско-бюрократический контроль. Наследники исламского революционного студенчества, удерживавшего в течении 400 дней американское посольство, ветераны КСИР, все, кто глубоко понял — если не умом, так сердцем послание великих аятолл, окружавших имама Хомейни,— не представляют сегодня сторону, обладающую собственным дискурсом. Именно это и ведет политический режим Ирана к катастрофе.
Запрет Совета национальной безопасности на обсуждение в СМИ демонстративной отставки аятоллы Тахери является очередной бюрократической глупостью, буквально воспроизводящей глупости бывшей советской администрации. Ведь понятно, что обсуждение этого события в обществе и молчание об этом в официаль- ных медиа не только противопоставляет их друг другу, но и дает возможность обществу осознать себя как независимую и враждебную по отношению к официальным инстанциям силу. Чем больше официальное медийное пространство безмолвствует о предмете всеобщего интереса, тем больше общество ощущает свой возрастающий вес и авторитет. А поскольку официальность в Иране узурпировала имя ислама и отождествляется в общественном сознании с исламом, постольку вытеснение общества из общегосударственного пространства будет вести объективно к его деисламизации. Таким образом следует признать, что в Совете национальной безопасности Ирана, как в свое время в ЦК КПСС, сидят либо предатели, либо... В любом случае, клерикальный истеблишмент Ирана как своим нынешним существованием, так и своим будущим концом работает на интересы врагов ислама.
1.0x
