28(451)
Date: 09-07-2002
Author: Александр Лысков
ЖАНКА ЖЕНИТСЯ
Ехать за сотни верст, за поля и долы, чтобы высмотреть новые, никем еще не тронутые характеры и лица русской жизни... Или в соседке по этажу на пути к лифту вдруг увидеть и тип, и судьбу. С натуры списать "внучку Ельцина", удивляясь нежданным откровениям...
Когда за лифтами у мусоропровода Жанка садится на корточки курить, то между майкой и брюками на крестце открывается тату в виде двуглавого орла. И щиколотки у Жанки пожизненно закопчены введенной под кожу тушью. Татуировки и в паху, и на молочной железе у соска.
В пупке у Жанки серьга и множество дырочек в сгибе обоих локтей, хотя она уже давно не колется, месяца два. Задумала выйти замуж после очередной ссоры с матерью, во время которой здесь у лифтов орала:
— Хочешь, чтобы я прыгнула с двенадцатого этажа? Ты этого хочешь?!
А мать, мотальщица на камвольной фабрике, уткнувшись в плечо двоюродной сестры, шептала: "Всю она меня извела. Сдохнет — не заплачу. Господи, прости!"
Не прыгнула Жанка из окна. Долго рыдала на весь подъезд, а потом ушла пить водку к соседу Алеше.
Волосы у Жанки фиолетовые, торчком. Ногти из пластмассы. И на запястьях опять же у нее наколки — это уже единственно для маскировки шрамов от порезов вен: пускала кровь из-за первой несчастной любви — змейки в салоне тату искусно изобразили на шрамах.
Надо сказать, что изнутри тело Жанки тоже попорчено изрядно. Выскоблено и прижжено каленым железом абортов.
В общем, если издалека смотреть — плоть бабья, молодая, гибкая и ходкая, со всеми положенными округлостями и впадинами. А повнимательнее — шкурка, пергамент.
Но душа живая! Глазенки ясные. И на уме, что у всякой в ее годы: парни.
У мусоропровода на корточках рядом с Жанкой сидит сосед по площадке, тот самый спаситель Алеша, мужик на излете молодости, благородный алкаш из бывших спортсменов. Жена от него с ребенком ушла. Он у отца в лавке продавал запчасти для автомобилей. Проворовался. И теперь ему отец по двести рублей отступных каждый день дает, лишь бы сынок на глаза не казался.
И Алеша тоже с виду статен, всегда тщательно одет — мамочка у него за приходящую домработницу. В толпе, на бульваре Алеша если и не плейбой, то и не ханыга. Тоже где-то глубоко внутри, потаенно отложились у него годы запоев, скорее всего, как и дурь Жанки — в печенке. А может, и в самом сердце. Пока не ясно.
Под шорох отбросов в трубе Алеша склоняет Жанку к капитальному сожительству.
— Жануль! Я же тебя еще сикавкой помню. Вот думаю, подрастет, моя будет. Жануль! Мечта! Я тебе доверенность на машину выпишу.
— Отвянь! Все вы сначала много обещаете. А потом — пошла на х...
— Да я же на тебя еще на малолетку глаз положил! Жанка-долгожданка!
— А техосмотр пройден? Талон есть?
— Все сделаю в один миг. У меня гаишник есть знакомый. Отслюнявлю сколько надо — вот тебе и талон.
— Точно доверенность дашь?
— Б... буду!
— Вот будет талон, тогда поговорим.
Бутылки звенят о стенки мусоропровода и взрываются при падении. Воняет тухлой рыбой и мочой. Двое на корточках целуются, держа в пальцах недокуренный "Камел".
В дверях материнской квартиры Жанка появляется с охапкой платьев и кофт.
— Принимай подарки, мамуля!
В матери честная труженица борется с женщиной обездоленной. Одежда новая, модная.
— Я конечно, Жанна, в твою жизнь вмешиваться не хочу, но ведь пьющий он.
— Да мы вчера оба зашились, мамулечка!
Мать с дочерью сидят посреди комнаты, вытаскивают из вороха вещь за вещью, рассматривают.
— Откуда это все, Жанна?
— Я гардероб у Лешки перетряхивала, чтобы от той духу не осталось. Смотрю, размер подходящий.
— Это Леша так решил?
— Буду я у него спрашивать!
— Нехорошо. Надо обратно отнести.
— Ща, разбежалась. Тебе говорят, бери.
Мать обреченно повинуется молодому напору. Несет подарки в ванную, запускает стиральную машину.
— Я у тебя посижу вечерок, мамуль!
— Что, поссорились?
— К нему сынишка пришел. Вот я и свалила.
— Мальчика бы тебе надо принять. Приласкать.
— Вот еще! Лешке уже сказано: или я или он.
Чай заварен в скромной вдовьей кухоньке. Великий пост на исходе. Цветочки мать-и-мачехи в рюмке. Из окна видать: вдоль Яузы роится верба. В заливчике одни селезни плавают. Уточки уже в гнездах.
Двадцать первая весна накатывает на Жанку. Она за зиму похудела, какими-то таблетками весь жир с живота и бедер спустила. Грязный загар солярия делает ее старше. Устремленность к семейности имитирует ум и волю. Мать побаивается ее, молчит.
Жанка поминутно выглядывает в окно.
Наконец вскакивает с победным " вау".
— Ну что я говорила, мамуля! Выпер он пацана. Пойду обои обрывать. Оклеим все по-новой. Ковролин купим. Мебель!..
В детстве Жанка любила играть заводными машинками, а мать ей куклы дарила, чтобы переориентировать. Педагогические усилия мотальщицы пропали даром. Природное начало взяло верх. В крови у Жанки автомобили. Сядет в тачку как влитая. Набычится. Упрется руками в руль, так что в спинке сиденья что-то хрупнет, и с ходу— полный газ, чтобы сзади свист, дым и запах паленой резины. Так же и тормозит. Недовольных ее манерой езды обзывает:
— Шняга! Глаза разуй! Отвянь! А то срисую на повороте под тыщу баксов!
Она и вправду владеет этим приколом: держаться справа в слепой зоне и подставляться под удар так, что виновником становится раззява на мерсе, вынужденный отстегивать за помятый борт( давно уже ) автомобиля Жанки без гаишных разборок — дороже выйдет. В молодости с компанией оторванцев Жанка часто вытворяла подобное. Теперь она почти замужняя и ей остается только быстрая езда.
Две черные полосы из-под колес прочерчиваются на асфальте возле салона "Диана" на улице Королева: Жанка на работу приехала.
Ингуш Аслан держит салон. Жанка хвалит хозяина, не распространяя на него свою ненависть к "черным", хотя когда-то она из ладони одного такого Аслана, зажимавшего ей рот, чтобы не орала под насильником, кусок мяса выкусила и тем спаслась — "персик" заразиться боялся через укус, не стал догонять Жанку, за йодом кинулся. Ушла она дворами.
Автогонщица преображается в художницу-миниатюристку. Низко склоняется к руке клиентки, сопит. Иногда, изображая иглой особо изощренный орнамент на ногте, вставляет в глаз лупу. В перерыве по мобильнику треплется со старинной подругой Надькой.
— Ты представляешь, Надь, он доверенность дал бессрочную! То есть практически машина моя! А его отец мне сказал: если из Алешки человека сделаю, то он на мое имя квартиру купит. Отец у него классный дядька. Такого олуха Бог послал в сыночки! Матушка конечно рядом с Дмитрием Александровичем отдыхает. Рвет и мечет, хотя виду не показывает. Но у нее полная непруха — Лешка только меня слушается.
Около тысячи в день зарабатывает Жанка. Тратит только на таблетки для похудения. Копит на свадебное платье. Они с Лешей уже "заявление подали".
По лестнице сбегает босая Жанка в ночной рубашке. Под глазом еще только краснота — посинеет завтра.
Тумаком и пинком спущена с этажа на этаж. Следом за ней летит альбом с фотографиями. На лестничном пролете в реверберации микшируется мужицкий Лешкин голос и визг Жанки.
У мусоропровода дочка попадает в объятия матери, бросается ей на грудь.
— Что случилось, Жанна?
— Он бьет меня, мамочка!
Мать кричит куда-то в верхние этажи.
— Ты что же это дерешься, Леша?
— Анна Васильенва! Она же меня желтухой заразила. Гепатит Цэ!
Жанка орет.
— Скажи спасибо, что не спидом!
Присев, резаными руками собирает рассыпанные фотографии.
На карточках — Жанка разная. В мини
-юбке в ночном клубе. В русском, московском застолье среди перекошенных пьяных морд — сияющая, счастливая. Вот она лежит на диване, задрав ноги в сапогах, дурачится. Крупным планом: целуется с каким-то лохматым. На пляже в Крыму — с "черным" в обнимку. В пивной с сигаретой в зубах. Ну и, конечно, — за рулем чьей-то иномарки... А на внутренней стороне обложки альбома, особо, специально приклеено: Жанка в обнимку с певцом Женей Белоусовым. И слова его давнего хита с подписью "милой Жанночке":
В твоем окне июль в истоме,
Такая синь, такая высь.
В твоем сиреневом альбоме
Твоя коротенькая жизнь.
Как в облаках — в волнах пеленок
Еще меж небом и землей.
С бантом балованный ребенок
Характер явно золотой.
Шестнадцать лет,
Звонок последний
И первый юности звонок.
Кольцо, фата, набор постельный
И вновь в пеленках ангелок...
— Ключи от машины гони, с...!
— Подавись, гад!
Сцепка ключей, захваченных Жанкой, несмотря на поспешное отступление из квартиры Леши, летит в открытое окно двенадцатого этажа.
На широкой, в полкомнаты, кровати сидят друг против друга Жанка с Надькой. Ногти на пальчиках подружки Жанка оттачивает пилочкой в плату за стрижку фиолетовых клоков на голове. "Лав— радио" в приемнике треплется: " Как хорошо без парней! Не надо брить ноги и мудрить с прической. Можно есть салат с луком и маринованный чеснок. Никто не давит на психику и не лезет языком в ухо..."
— Я с Лешкой пожила и с молодым больше не смогу, — говорит Жанка. — Теперь только с женатым. Пускай даже с разведенным. Но чтобы мужику было под тридцать. Блин! Зуб даю! Уведу Пашку от его мымры!
С женатым брокером Пашей она обменялась визитками прямо в автомобильной пробке на проспекте Мира. Паша вступил в кризис среднего возраста. Жена у него, домашнего образа жизни, погрязла во взращивании двух деток. Ночью пластом лежит, хоть током бей — не дернется. "Мне и так хорошо", — говорит. А в Паше соки пузырятся, девку хочется.
Жанка в этом деле оказалась мастерицей. Сначала она обрабатывала умного и богатого Пашу прямо на парковке в его машине с тонированными стеклами, перед тем как он домой отправлялся к жене и детям, пересев для отвода бандитских глаз в невзрачный "Жигуль". Потом он снял квартирку в Жулебино. Казалось Паше, что он осчастливил маникюрщицу, возвел в ранг постоянной любовницы, выше некуда. Но Жанка говорила Надьке: "Это мы уже проходили. Нет. Кровь из носу — женится он на мне!"
И она решительно взяла курс на откол Паши от семьи. Дошла до логического конца. Опять: или я, или она! Помыкала Пашей, доила его. Уверена была на сто процентов: выбор будет сделан в ее пользу. А когда он, устав объясняться, выдал мужественное и уже традиционное для Жанки: "Пошла на х..!", она возле мусоропровода горсть люминала заглотнула. Нашли ее тут полудохлую. Но живучая оказалась. Откачали.
Сутулая, с лыжной палкой для поддержки, бродила по дому, пугала мать мутным, невидящим взглядом. Аслан из салона позвонил, выдвинул условие: или она завтра на работу выходит, или он ее увольняет. А Жанка, вообще-то, девка на работу злая, тачку взяла и укатила к станку.
Вечером является домой не одна.
— Мама. Ты его знаешь. Аркадий будет жить со мной.
Это на круги своя вернулась первая любовь Жанки, отмеченная резаными запястьями. Аркадий Липницкий! Официант! Человек! Улыбчивый, обходительный, с профессиональным прогибом в тонком стане. С поцелуем руки старой мотальщицы камвольной фабрики. Белобилетник. Потомственный шляхтич. Тоже колотый и зашитый. Под интеллектуала косит.
После целования руки спрашивает у матери:
— Я вижу, у вас много книжек. А есть у вас “Фауст” Гете?
— Блин! Аркашка! Ты чего, офонарел?
Он взял с полки какой-то детектив, сел в кресло и погрузился в чтение.
На кухне Жанка шепчет матери:
— Он сорок тысяч в месяц зарабатывает!
— Ой, что-то непохоже.
— Мама! Кого тебе не приведешь, ты всегда против!
Теперь поутру, отправив "молодых" на работу, Анна Васильевна выметает из их комнаты окурки и початые пакетики от презервативов.
Потом Аркадий перестает уходить по утрам из дому. Спит, ест, пиво пьет, книжки читает.
— Завелся у нас Аркаша-таракаша, — говорит мне про него Анна Васильевна на лестничной площадке у мусоропровода. Вечером шляхтич приказывает Жанке подскакивать к какому-нибудь ночному клубу и гуляет в нем до утра на деньги маникюрщицы. Приодевается на ее счет: ботинки итальянские, костюмчик бежевый, клетчатый.
Анна Васильевна не знает такого понятия, как альфонс. Она в глаза говорит ему: дармоед! А он, гордо откинув голову:
— Мамаша, вы свободны!
1.0x
